МАРИНА ЦВЕТАЕВА (1892-1941)

М. И. Цветаева - один из самых крупных поэтов XX в., талантливый прозаик-эссеист и блестящий критик. Ее дарование, сформировавшееся в атмосфере культурного ренессанса 1900-1910-х гг., отличалось редким даже по меркам Серебряного века богатством и разнообразием лирических воплощений. Одному из корреспондентов Цветаева писала: "Из меня, вообще, можно было бы выделить, по крайней мере, семь поэтов, не говоря о прозаиках... Поэтому-то я так и трудна - как целое для охвата и осознания" (из письма Ю. И. Иваску от 4 июня 1934 г.).

Доминирующая черта творческой личности Цветаевой - внутренняя независимость, принципиальная идеологическая и эстетическая неангажированность. Не принадлежа ни к каким направлениям и школам, Цветаева выработала свой, только ей присущий стиль лирического мышления и соответствующую ему экспрессивную манеру письма. Будучи неоромантиком по мироощущению, Цветаева была наделена тем экзистенциальным томлением, которое А. С. Пушкин назвал "духовной жаждой". Основным двигателем ее творчества, начиная с первых полудетских опытов и заканчивая предсмертными черновыми набросками, было стремление постичь и воплотить в слове "психейную" сущность бытия и "вещество существования" собственной души.

Творческая биография М. И. Цветаевой

Марина Ивановна Цветаева родилась в профессорской семье. Писать стихи начала с семи лет и сразу на трех языках - русском, немецком, французском. Обучалась в московских частных гимназиях, в пансионатах Швейцарии и Германии, в 16-летнем возрасте предприняла самостоятельную поездку в Париж и прослушала курс старофранцузской литературы в Сорбонне. Начало творческой деятельности Цветаевой связано с кругом московских символистов. Она дружили с поэтом Эллисом (Львом Кобылинским), участвовала в деятельности кружков и студий при издательстве "Мусагет". В 1910 г. Цветаева, будучи гимназисткой, выпустила за свой счет сборник стихов "Вечерний альбом". Книга не осталась незамеченной. На нее откликнулись М. А. Волошин, В. Я. Брюсов, Н. С. Гумилев.

"Она вся, - писал М. А. Волошин о книге, - на грани последних дней детства и первой юности. Если же прибавить, что автор ее владеет не только стихом, но и четкой внешностью внутреннего наблюдения, импрессионистической способностью закреплять текущий миг, то это укажет, какую документальную важность представляет эта книга...""

Знакомство с Волошиным, переросшее в многолетнюю дружбу, имело судьбоносные последствия: именно в гостях у него в Коктебеле Цветаева встретилась в 1911 г. со своим будущим мужем - Сергеем Эфроном, союз с которым (и преданность этому союзу!) через 30 лет приведет ее жизнь к трагическому финалу.

Два последующих сборника "Волшебный фонарь" (1912) и "Из двух книг" (1913) перепевали мотивы первой книги. Однако уже в 1913 1915 гг. появляются стихотворения, которые невозможно спутать ни с чьими другими: "Вы, идущие мимо меня...", "Мне нравится, что вы больны не мной...", "Уж сколько их упало в эту бездну...", "Генералам 12 года" и др. Их своеобразие и сила заключены в умении передать остроту и интенсивность переживаний героини, не желающей мириться с заведенным порядком вещей: бестрепетностью чужого сердца, невозвратимостью прошлого и непреложностью смерти.

-1921 годы

Расцвет таланта Марины Цветаевой пришелся на переломную для России эпоху. В творчестве 1916-1921 гг. четко выделяются три темы, которые ярко высвечивают главные жизненные ценности Цветаевой - любовь, поэзия и Россия.

Содержание любовных стихотворений иногда оформлено как медитация ("Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе..."), но чаще это лирическое обращение: "Я -странница твоему перу...", "Писала на аспидной доске...", "Суда поспешно не чини...", "Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес...", "Пригвождена к позорному столбу...", "Не самозванка - я пришла домой..." и др.

Отношения, связывающие героиню Цветаевой с адресатами, отнюдь несводимы к стереотипам счастливой/несчастливой любви; чаще это установление новых - жизнетворческих или мифотворческих оппозиций. С одной стороны, это стремление завоевать чужую душу или, вернее, отвоевать ее у мира, Бога и смерти ("Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес...", 1916). В концепции любви (как и в концепции творчества) у Цветаевой большую роль играло понятие "чары", некоей неподвластной уму, иррациональной силы, действующей между людьми как закон притяжения. Вследствие этого стихи подчас превращаются в магическое средство, выступают в функции заговора, любовного приворота (например: "Чтобы помнил не часочек, не годок...", 1918). С другой стороны, это волевой импульс отречения от любимого, по не любящего. Ср. в стихотворении "И что тому костер остылый..." (1920):

Ужели в раболепном гневе За милым поползу ползком - Я, выношенная во чреве Не материнском, а морском!

Двуединство переживаний лирической героини оборачивается ее разладом не только с миром, но и с самой собой, проявляясь как напряженная внутренняя борьба. Причина подобной двойственности кроется в особенностях мироощущения поэта. Важнейшей константой внутреннего мира Цветаевой является безмерность чувств, стремление души выйти за пределы возможного. Вот почему главной коллизией ее любовных стихов становится несовпадение душ, несоразмерность масштабов своих и чужих чувств, противостояние или роковая разъединенность.

Важно отметить еще одну психологическую стратегию, связанную с воплощением любовных эмоций. Равнодушие возлюбленного, его нелюбовь воспринимаются Цветаевой в философском смысле как нарушение нормы человеческих отношений, высшей гармонии мира. Разбиваясь о "холодное сердце", она эту холодность ассоциирует с "черствостью и червоточиной" мира (ср. в стихотворении "Клонится, клонится лоб тяжелый...", 1918: "Друг равнодушный! - Так страшно слушать / Черную полночь в пустом дому!"). Поэтому-то героиня в знаменитом плаче "Вчера еще в глаза глядел..." (1920) не только возлюбленного вопрошает о причине разрыва, но и "овеществленное" бытие:

Спрошу я стул, спрошу кровать: "За что, за что терплю и бедствую?" "Отцеловал - колесовать: Другую целовать", - ответствуют.

В конце 1910-х гг. Цветаева ищет новые пути и способы лирического воплощения. Она все чаще объективирует переживания, отчуждая их от собственного сознания. Во-первых, поэт апеллирует к "вечным образам" мировой культуры, объединенным общей типологией. Так, мотив "любовного своеволия" разыгрывается на материале сразу нескольких исторических и литературных сюжетов ("Кавалер де Гриэ!..", "Димитрий! Марина! В мире..."; циклы "Дон Жуан", "Кармен", "Стенька Разин", "Марина"). Во-вторых, обращается к крупным жанрово-родовым формам - лирической драме и поэме.

В 1918-1919 г. Цветаева создает лирико-драматический цикл "Романтика", куда вошли шесть пьес: "Черный валет", "Метель", "Приключение", "Фортуна", "Каменный ангел", "Феникс". Три из них написаны на историко-мемуарной основе и посвящены эпохе Великой французской революции: именно на этом фоне любит, ностальгирует, прощается - и с любовью, и с жизнью - французская аристократия в "Приключении", "Фортуне" и "Фениксе". Параллели с русской революцией весьма прозрачны. Но в центре внимания поэта не исторические потрясения, а парадоксы и причуды любви, не связанной ни с какими житейскими, земными условиями. Так, Лозэн воплощает бессмертную силу "пассивной" красоты, вызывающей любовь всех женщин, "от горничной до королевы". Вне любовных перипетий немыслим и Казанова, хотя его образ - еще и символ уходящей эпохи, авантюрно-куртуазного XVIII в.

Поводом для увлечения театром были знакомство и дружба Цветаевой с актерами вахтанговской студии Московского художественного театра - П. Г. Антокольским, Ю. А. Завадским, С Е. Голлидэй, А. А. Стаховичем и др. По сути, пьесы были написаны специально для студийцев. Некоторые из них послужили прототипами персонажей ее лирических драм. В частности, образ старого Казановы из "Феникса" вдохновлен Алексеем Стаховичем, а Лозэна в "Фортуне" - Юрием Завадским.

В начале 1920-х гг. Цветаева пишет ряд "русских" поэм, жанр и фабула которых отсылают к фольклорным истокам. Поэма "Переулочки" (1920-1921) написана по мотивам русской былины "Добрыня и Маринка", но в жанровом отношении ориентирована не на былину, а на поэтику фольклорного заговора. Сюжет и жанр "Царь-девицы" (1920) и "Молодца" (1922) органически вплетены в пространство русской сказки, фабульную канву которой автор заимствует из сборника А. II. Афанасьева. В этих поэмах Цветаева воплощает свои представления о любви как о непознаваемой, инфернальной стихии, которая немыслима в рамках христианской морали, а отсюда и творческий выплеск в дохристианскую стихию фольклора. Неоязыческая концепция любви как губительного и одновременно возвышающего душу начала ярче всего раскрывается в поэме "Молодец", начатой в России и завершенной в эмиграции. Любовь предстает там как сверхчеловеческая, демоническая сила, в жертву которой героиня приносит и жизнь близких, и свою жизнь. Награда, искупающая эти невероятные жертвы, - блаженный взлет двоих "в высь", "в огнь синь" в финале поэмы.

Сквозной в творчестве Цветаевой является и тема поэзии, которая во второй половине 1910-х гг. воплощается в стихотворных обращениях к поэтам-современникам. Для Цветаевой сама принадлежность к "цеху" поэтов означала высшую степень родства, которому не могли помешать даже идеологические и политические разногласия. Оригинальная цветаевская концепция Поэта включает архетипический параметр, определяющий восприятие собратьев по перу как духовного братства.

"По существу, - утверждает Цветаева в статье "Эпос и лирика современной России", - нет поэтов, а есть поэт - один и тот же с начала и до конца мира, сила, окрашивающаяся в цвета данных времен, племен, стран, наречий, лиц..."

Вот почему в ее поэтических обращениях к О. Э. Мандельштаму, А. А. Блоку, А. А. Ахматовой, В. И. Иванову, Б. Л. Пастернаку, М. А. Волошину, К. Д. Бальмонту, Р. М. Рильке, В. В. Маяковскому, М. А. Кузмину не просто дается оценка их личности и творчества, а формируется архетип Поэта в разнообразии его трансформаций. При этом Цветаева сумела увидеть каждого из названных поэтов как некую творческую безусловность, абсолютное чудо. Цветаева воспринимала поэтов и их творчество не как эстетическое, а скорее, как стихийное явление, саму жизнь (вспомним ее рассуждение в статье "Световой ливень" о пастернаковском "дожде" как о большей реальности, чем настоящий дождь). Поэтому лирические обращения к собратьям по перу для нее были тем виртуальным пространством, в котором она могла утверждать истинный - надбытийный - статус поэта, уяснять самой себе и разъяснять другим чудесность феномена поэта. Среди посланий к собратьям по перу особняком стоят циклы второй половины 1910-х гг. - "Стихи к Блоку" (1916-1921) и "Ахматовой" (1916). Если другие поэты-адресаты изначально мыслятся как равноправные собеседники, то Блок и Ахматова предстают в стихотворениях, им посвященных, едва ли не культовыми фигурами.

Так, Блок воспринимается Цветаевой как "божество" поэзии, современный Орфей. Диалог на равных с ним немыслим, ему можно только "издали поклониться", и весь цикл представляет собой такое поклонение "издали". Прославляя адресата, автор не жалеет высоких эпитетов и сакральных сравнений. Лирический герой цикла - и "солнце светоносное", и "Божий праведник", и "рыцарь без укоризны", и "Вседержитель души"... В итоге создан не портрет, а икона, не живое лицо, а "восковой лик", не человек, а ангел с "поломанными крыльями". Возникает вопрос: почему Цветаева, нарушая вторую заповедь ("не сотвори себе кумира"), столь молитвенно преклоняется перед Блоком? И почему за пять лет до его смерти она фактически отпевает его в стихах ("Думали - человек!..", 1916)?

Дело в том, что в представлении Цветаевой Блок - поэт-мессия - по отношению к России выполнял ту же пророческую и искупительную миссию, что и Спаситель по отношению к миру. Отсюда его "отождествление" с образом Иисуса Христа с его смертью и воскресением. Отсюда же текстовые и жанровые отсылки к церковным ритуалам и молитвам. Так, стихотворение "Ты проходишь на Запад Солнца..." (1916) почти целиком построено на цитатах из древнего христианского гимна "Свете тихий", исполняемого во время вечерни. Когда Блок умер, Цветаева в своем дневнике записала (от 30 августа 1921 г.):

"Удивительно не то, что он умер, а то, что он жил. Мало земных примет, мало платья. Он как-то сразу стал ликом, заживо-посмертным (в нашей любви). <...> Весь он - такое явное торжество духа, такой - воочию - дух, что удивительно, как жизнь - вообще - допустила... Смерть Блока я чувствую как Вознесение".

Заключительные семь стихотворений цикла отражают "надмирность" Блока и его сакральную связь с Россией. Кульминацией этого мотива становятся строки финального реквиема: "Русь - Пасхою к тебе плывет,/Разливом тысячеголосым".

Посвящения Ахматовой в одноименном цикле так же, как и "Стихи к Блоку", отражают "преклоненное" отношение автора к адресату, хотя этот "культ Ахматовой" сложился посредством не ее "сакрализации", а "демонизации". Цветаева разбивает сложившийся стереотип восприятия Ахматовой как символа кротости и женственности. В цикле она показала "дионисийско-демонический" лик героини:

Ты, срывающая покров С катафалков и колыбелей, Разъярительница ветров, Насылательница метелей,

Лихорадок, стихов и войн.

- Чернокнижница! - Крепостница!
("Ты, срывающая покров...", 1916)

Однако в художественном воображении автора Ахматова-"чернокнижница" уживается со "Златоустой Анной всея Руси". В этом соседстве Цветаева отчасти отразила парадоксальное сплетение в ранней лирике адресата христианских и фольклорных мотивов. По основная причина мифологизации образа Ахматовой связана не столько с ее личностью (их личное знакомство произойдет только в 1940 г.), а с огромным экстатическим впечатлением от чтения ахматовских стихов, ощущением лирической силы и той иррациональной власти, которую Цветаева в любви и искусстве называла "чарой".

В целом "блоковский" и "ахматовский" циклы отражают представления Цветаевой о поэзии как о начале, имеющем сакральную и магическую природу. Отсюда та атмосфера молитвенного или оккультного поклонения, окружающая образы "певцов". Отсюда и культивирование, выступающего как фонетический "зародыш" метафорических смыслов головного стихотворения в каждом из циклов. Выстраивание фоносемантических цепочек на основе "звукового слепка" центрального образа произведения, станет одним из принципов поэтики зрелой Цветаевой.

Тема России в дореволюционной поэзии Цветаевой ярче всего воплотилась в цикле "Стихи о Москве" (1916). Воспевая родной город, поэтесса выделяла несколько ценностных аспектов. Во-первых, Москва - это православная святыня, город-храм. Центральный образ цикла - сорок сороков церквей. Звуковой символ Москвы - "колокольный гром". Во-вторых, Москва - "сердце России", город-дом, приют для бездомных и обездоленных:

- Москва! - Какой огромный Странноприимный дом! Всяк на Руси - бездомный. Мы все к тебе придем.
("Москва! - Какой огромный...", 1916)

В-третьих, для лирической героини Москва - родная земля в самом исконном и интимном смысле этого понятия, место ее рождения и будущего упокоения ("Где и мертвой - мне / Будет радостно"). В итоге в цикле воссоздается собирательный образ благодатного "нерукотворного града" (наподобие "Небесного Града" Блаженного Августина). Лирическая героиня, ощущая себя бескорыстной владелицей Москвы, щедро одаривает дорогих ей людей:

Из рук моих - нерукотворный град Прими, мой странный, мой прекрасный брат. <...>

И на тебя с багряных облаков Уронит Богородица покров,

И встанешь ты, исполнен дивных сил..."

("Из рук моих - нерукотворный град...", 1916)

Все меняется после 1917 г. Знаменательно, что внешние события вплоть до прихода к власти большевиков редко становились объектом лирической рефлексии Цветаевой. Первая мировая война почти не отразилась в ее творчестве (исключение составляет стихотворение "Белое солнце и низкие, низкие тучи..."). Февральская революция вызвала единичные отклики ("Пат без славы / Орел двуглавый. / - Царь! - Вы были неправы"). И только Октябрьский переворот и последовавшая за ним гражданская война, воспринятые Цветаевой как историческая и личная катастрофа, стали одной из важнейших тем ее лирики. При этом бросается в глаза мировоззренческий и стилевой перелом: в стихах о России периода 1917-1921 гг. классическая плавность уступает место сжатой экспрессии, литературная стилизация сменяется народной "молвью", восторженное преклонение перед Москвой - отречением от нес и гневными филиппиками (в духе Маяковского) в адрес застрельщиков "смутного времени":

Стойла - в соборы! Соборы - в стойла! В чертову дюжину - календарь! Нас под рогожу за слово: царь!

("Кровных коней запрягайте в дровни!", 1918)

Причины, вызвавшие этот перелом, многообразны. Здесь и личные трагические события: разлука с мужем, воевавшим на стороне белых; жестокий голод, разруха; смерть младшей дочери, болезнь старшей... Здесь и открытие для себя реалий пореволюционной России. Поездки по стране (в Крым осенью 1917 и в Тамбовскую губернию за продуктами осенью 1918 г.) помогли Цветаевой "изнутри" понять, что происходит со страной и людьми. В итоге у нее складывается концепция революции как взрыва стихийных сил, разгула страстей. Однако страсти эти - закономерны, а законы - извечны. "Революция, - писала она Р. М. Рильке, - это страна со своими собственными - и вечными -законами".

У Цветаевой в отличие от Блока (с его концепцией стихии как очистительного шквала истории) и Волошина

(с его позицией "над схваткой") сформировалось резко негативное отношение к "русскому бунту". Тем не менее она чувствовала себя таким же "проводником" революционной стихии, как, например, Маяковский. Это понимание через много лет отразится в статье "Поэт и время" (1932): "Признай, минуй, отвергни Революцию - все равно она уже в тебе - и извечно (стихия)".

"Интимный контакт со своим временем" (И. А. Бродский) Цветаева ощущает прежде всего на уровне языка. Когда в эмиграции Цветаеву спросят, откуда в ее творчестве взялись народные интонации, она, по свидетельству дочери, Ариадны Эфрон, ответит: "России меня научила Революция". Кроме того, в ее очерке "Вольный проезд" есть примечательное суждение: "Большевики мне дали хороший русский язык (речь, молвь)... Очередь - вот мой Кастальский ток! Мастеровые, бабки, солдаты..."

Стихи о гражданской войне Цветаева объединила в сборник "Лебединый стан" (1921), который при жизни опубликован не был и до российского читателя дошел сравнительно недавно. Стержневым в сборнике стал мотив жертвенного подвига Белой армии:

Белая гвардия, путь твой высок: Черному дулу - грудь и висок. <...>

Не лебедей это в небе стая: Белогвардейская рать святая Белым видением тает, тает...

("Белая гвардия, путь твой высок...", 1918)

Собирательный образ белогвардейской армии романтически приподнят и мифологизирован: "Старого мира - последний сон: / Молодость - Доблесть - Вандея - Дон". Высокий тон и трагический пафос сборника обусловлен сознанием обреченности "белого похода" и готовностью его участников к мукам и гибели. Подчас авторские предчувствия кристаллизуются в страшных и, как покажет будущее, пророческих видениях: "И страшные мне снятся сны: / Телега красная, / За ней - согбенные - моей страны / Идут сыны" ("Взятие Крыма", 1920). Однако если бы Белая армия одерживала победы, эмоциональный тон сборника, наверняка, не был бы столь патетичным. Один из важнейших нравственных императивов Цветаевой - стремление всегда идти против течения. Еще в ранней молодости она сформулирует свое кредо:

"Идти прогни вот мой девиз! <...> Против язычества во времена первых христиан, против католичества, когда оно сделалось господствующей религией, <...> против республики за Наполеона, против Наполеона за республику, против капитализма во имя социализма <...>, против социализма, когда он будет претворен в жизнь, против, против, против!""

В 1921 г. этот девиз корректируется. В стихотворении "Роландов рог" поэт выдвигает антиномическую формулу взаимоотношения с миром: "Одна из всех - за всех - всех", подразумевающую не только бунт, но и самоотверженную (жертвенную, поскольку "одна"!) защиту все тех же "всех". Вот почему она воспевает Белое движение именно тогда, когда оно терпит поражение. Отсюда эпиграф: "Добровольчество - это добрая воля к смерти..." Однако когда войска Мамонтова подходили к Москве (осенью 1918 г.), Цветаева тут же, загодя, принялась просить о прощении бунтовщиков. По ее этическому кодексу милосердие выше ненависти и "выше справедливости":

Царь! Господь тебе отплатит! С нас сиротских воплей - хватит! Хватит, хватит с нас покойников! Царский Сын, - прости Разбойнику!

("Царь и Бог! Простите малым...", 1918)

Поэт всегда на стороне поверженных: "Прав, раз обижен", "сын, раз в крови". В одном из последних стихотворений "Лебединого стана" ("Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь...", 1920) Цветаева, как бы подводя итоги эпохе раскола, изображает гражданскую войну как братоубийственную бойню, в которой нет ни правых, ни виноватых, ни своих, ни чужих... Есть только убитые сыновья одной матери - России:

Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь! То шатаясь причитает в поле - Русь. Помогите - на ногах нетверда! Затуманила меня кровь - руда! <...>

Белый был - красным стал: Кровь обагрила. Красным был - белый стал: Смерть побелила.

Не случайно стихотворение написано в жанре похоронного причета, а три последующих (заключительных) стихотворения "Лебединого стана" отсылают к плачу Ярославны и "Слову о полку Игореве". Трагедийное звучание слова, пронизанное фольклорной интонацией "рыдания", причитания, останется у Цветаевой навсегда.

К началу 1920-х гг. поэзия Цветаевой достигает своего истинного расцвета. Стихотворения, входящие в циклы "Ученик", "Марина", "Разлука", "Отрок", "Хвала Афродите", станут классическими образцами русской лирики XX в. Но в эпоху военного коммунизма стихи не печатались. Только в 1921 г. выходит сборник "Версты" ("Версты"-П), в составе которого любовные и философские стихотворения 1917-1920 гг. - малая часть того, что было создано Цветаевой за восемь лет.

История русской литературы ХХ в. Поэзия Серебряного века: учебное пособие Кузьмина Светлана

Марина Цветаева

Марина Ивановна Цветаева (1892, Москва – 1941, Елабуга) – самый искренний поэт XX в., чье художественное наследие вызывает всевозрастающий читательский интерес. Ее судьба воплощает трагизм истории русской культуры XX в. Творчество Цветаевой свидетельствует о силе таланта, выдержавшего самые большие испытания, – ее стихи запечатлели переплетение невыносимого давления безжалостной судьбы и трепетно живого дыхания прекрасной и возвышенной героини, не расстающейся со своим божественным даром и своей бессмертной и свободной душой. Основные темы поэзии Цветаевой – Россия, любовь, творчество.

Первый сборник «Вечерний альбом» с подзаголовком «Детство. – Любовь. – Только тени» (1910)^посвященный памяти талантливой, но рано ушедшей из жизни художницы М. Башкирцевой, обратил на себя внимание М. Волошина, В. Брюсова и Н. Гумилева. Дочь И. Цветаева, ученого-филолога, основателя Музея изобразительных искусств в Москве и рано ушедшей из жизни М. Мейн, Марина Цветаева в юности часто бывала в Западной Европе. В Москве познакомилась с Эллисом, который ввел ее в кружок поэтов, собиравшихся в издательстве «Мусагет», где уважали А. Белого, боготворили А, Блока, спорили о В. Брюсове.

Не желая принадлежать ни к одному направлению или течению, будучи натурой страстной, не подчиняющейся никаким правилам, Цветаева создала свой индивидуальный поэтический стиль, доминантами которого были исповедальность, диалогичность, страстность, яркое личностное начало в ощущении мира и слова, свобода собственного «Я». Она верила в истинность закона: «Единственная обязанность на земле человека – правда всего существа». Уже в первом сборнике проявилась цветаевская натура: «Я жажду сразу всех дорог!» – заявлено со всей категоричностью. С тем же чувством она просит Создателя: «Ты дал мне детство лучше сказки/И дай мне смерть – в семнадцать лет». Отчасти такой эмоциональный максимализм был рожден остро пережитыми книжными впечатлениями, духом немецкого романтизма, близкого цветаевской натуре. В первых сборниках критика отмечала «хорошую школу стиха», его музыкальную выразительность. Модная тогда напевная декламация отразилась в звукописи и синтаксисе стихотворений: приемы синтаксического параллелизма, лексические повторы, кольцевое строение, восклицания.

В мае 1911 г. Цветаева приезжает в Коктебель, в дом М. Волошина. Встреча с С. Эфроном определила всю ее жизнь. За ним она последует в эмиграцию, вослед ему вернется в СССР. Последующие сборники Цветаевой – «Волшебный фонарь» (1912), «Версты» (1921), стихотворения «Стихи к Блоку» – отличают высокая культура, богатство образов, смысловой и звуковой параллелизм, суггестивность смысла, синтез народных, древнерусских элементов языка и высокорафинированного современного литературного языка. Ее строки о любви и творчестве приобретают черты классичности и строгой соразмерности:

Как правая и левая рука -

Твоя душа моей душе близка.

Мы смежены, блаженно и тепло,

Как правое и левое крыло.

Но вихрь встает – и бездна пролегла

От правого – до левого крыла!

Диалектику чувств и внезапный разрыв возлюбленных уравновешивают смирение вдохновенного труда и безусловная готовность к творчеству:

Я – страница твоему перу.

Все приму. Я белая страница.

Я – хранитель твоему добру:

Возвращу и возвращу сторицей.

Я – деревня, черная земля.

Ты мне – луч и дождевая влага.

Ты – Господь и Господин, а я -

Чернозем – и белая бумага!

В трех циклах сборника «Версты» – «Стихи о Москве», «Стихи к Блоку», «Стихи к Ахматовой» и в стихотворениях, обращенных к О. Мандельштаму, поэтом воссоздаются противоречивые черты народной души, которой присущи разгул и кротость, молитва и кабацкая песня, тяга к стихии, вольнице, странничество, «выпадение» из быта и память о Страшном Суде. Все это объединяется образом Москвы с сорока сороками церквей, святынями, иконами, мощами, праздниками, особым стилем речи.

У меня в Москве – купола горят!

У меня в Москве – колокола звонят!

И гробницы в ряд у меня стоят, -

В них царицы спят, и цари.

Б. Пастернак писал: «За вычетом Анненского и Блока и с некоторым ограничением Андрея Белого ранняя Цветаева была тем самым, чем хотели быть и не могли все остальные символисты, вместе взятые. Там, где их словесность бессильно барахталась в мире надуманных схем и безжизненных архаизмов, Цветаева легко носилась над трудностями настоящего творчества, справлялась с его задачами играючи, с несравненным техническим блеском» . В дальнейшем поэтика Цветаевой претерпевает изменения. Основой становится логически акцентированное слово, используются шрифтовые, пунктуационные средства, знак ударения, тире и переносы приобретают смысловую функцию. Новые интонации восходят к частушкам, заклятиям, заговорам.

К октябрьскому перевороту отнеслась отрицательно. Разруха, голод, общая неустроенность привели к утрате ребенка. В 1920 г. в приюте умерла дочь Цветаевой Ирина. Была больна и вторая дочь, Ариадна. В память умершей дочери создается реквием:

Две руки, легко опущенные

На младенческую голову!

Были – по одной на каждую -

Две головки мне дарованы.

Но обеими – зажатыми -

Яростными – как могла! -

Старшую у тьмы выхватывая,

Младшую не уберегла.

<…>

– Светлая – на шейке тоненькой -

Одуванчик на стебле!

Мной еще совсем не понято,

Что дитя мое в земле.

В поисках С. Эфрона – белого офицера, оказавшегося за границей, в 1922 г. – Цветаева последовала в эмиграцию. Еще до отъезда в письме к И. Эренбургу она писала, пророчески предчувствуя свою гибель: «Чует мое сердце, что там, на Западе, люди жестче. <…> Примут за нищую и погонят обратно – тогда я удавлюсь. Но поехать все-таки поеду, хотя бы у меня денег хватило ровно на билет» . Накануне поэт создает загадочное стихотворение о бездне, затягивающей в свою воронку, некой вертикали неотвратимой судьбы, о тайне рока и «цветке» смерти, страшном предчувствии:

Без самовластия,

С полной кротостью,

Легкий и ласковый

Воздух над пропастью.

Выросший сразу, -

Молнией – в срок -

Как по приказу

Будет цветок.

<…>

Он ли мне? Я – ему?

Знаю: потщусь…;

Знаю: нечаянно

В смерть отступлюсь…

Отклик на события Гражданской войны и сочувственное отношение к Белой армии отразились в цикле стихов «Лебединый стан» (1917–1921), опубликованных на родине лишь в 1990 г. , поэме «Перекоп» (1928–1929). Контекст стихотворений «Юнкерам, убитым в Нижнем», «Корнилов», «Дон», «Кто уцелел – умрет, кто мертв – восстанет» из цикла «Лебединый стан» – народный плач об убитых сыновьях. Цветаева создает образ России-мученицы, России, обманутой самозванцем, над ней кружат вороны, а лебеди улетели.

Идет по луговинам лития.

Таинственная книга бытия

Российского – где судьбы мира скрыты -

Дочитана и наглухо закрыта.

И рыщет ветер, рыщет по степи:

– Россия! – Мученица! – С миром – спи!

Народные мотивы, фольклорные образы и преображенные авторским сознанием образы «Слова о Полку Игореве», ритм и настроение «Плача Ярославны» пронизывают стихотворения 1920 г.: «Буду выпрашивать воды широкого Дона», «Плач Ярославны», «Лжет летописец, что Игорь опять в дом свой…». Себя Цветаева называет «летописцем» разгромленного Белого похода.

Воссоединенная семья поселяется в предместье Праги. В пражский период Цветаева создает «Поэму Горы» и «Поэму Конца» (обе – 1924). В опубликованный в Берлине сборник «Ремесло» (1923) вошли стихотворения, написанные еще в России. В конце 1925 г. Цветаева переезжает в Париж. Парижский период творчества отражен в сборнике «После России» (1928, Париж). В эмиграции написаны также «Поэма воздуха», лирическая сатирическая поэма «Крысолов», драмы в стихах на античные темы – «Тезей» и «Федра» (1927).

Характерен диалог между Цветаевой и Маяковским о России и эмиграции, записанный ею через шесть лет: «28-го апреля 1922 г., накануне моего отъезда из России, рано утром, на совершенно пустом Кузнецком я встретила Маяковского.

– Ну-с, Маяковский, что же передать от Вас Европе?

– Что правда – здесь.

– Что же скажите о России после чтения Маяковского? – не задумываясь ответила:

– Что сила – там» .

Ее позиция не устраивала враждебно настроенные к Советской России круги русского зарубежья. Позже оправдавшиеся подозрения о причастности С. Эфрона к просоветской деятельности увеличили изоляцию Цветаевой. Сборник «После России (1922–1925)» (Париж, 1928) – последняя прижизненная книга Цветаевой. Она состоит из двух «Тетрадей». В «Тетрадку первую» вошли стихотворные циклы, написанные в Берлине и Праге в 1922–1923 гг., – «Сивилла», «Деревья», «Заводские», «Скифские», «Федра», «Провода», «Ариадна», «Поэты», «Ручьи». «Тетрадку вторую» составили стихотворения 1924–1925 гг, циклы «Час Души», «Магдалина», «Двое», «Жизни». Всего 170 стихотворений. Сборник заканчивался стихотворением:

Автор тяготеет к эпическому охвату современности, что отразилось и в циклизации стихотворений, и в созданных поэмах «Крысолов», «Попытка комнаты», «Лестница», «Новогоднее» , «Поэма воздуха», «Красный бычок». «Поэма Горы» и «Поэма Конца» образуют дилогию, объединенную темой любви и разлуки. Это история любви, оставившая след на всю жизнь в душах героев. Поэмы строятся на контрасте «земли» и «неба», «дома» и «любви», реальности и мечты. «Герой поэмы, – писала Цветаева в одном из писем, – хотел бы любви «по горизонтали» – любви обычной, земной, с домом и счастьем в доме. Для героини такая любовь неприемлема. <…> Любовь, в ее понимании, всегда вертикаль: вознесение и очищение» .

Сборник «После России» экспрессивно эмоционален, он поражает философской и духовной глубиной. Цветаева достигает острого психологизма, ее поэзия большого дыхания и сильных чувств раскрывает трагедию любви и одиночества в мире. Поэт и интуитивно проникает в суть вещей, и обладает глубинной философской мудростью, позволяющей заново называть предметы бытия, по-новому видеть повторяющийся из века в век любовный сценарий. Она не страшится кризисов, разлук, смерти, напротив, ей свойственно тяготение к пределу, но не зацредельности. Ее поэзия воплощает пограничные состояния личности и душевные переживания в моменты максимального эмоционального напряжения. Для передачи в художественном слове и образе этих состояний и переживаний Цветаева создает свой индивидуальный поэтический язык и синтаксис, с большим количеством тире, эмбажементов (переносов). Она прибегает к изобразительным звуковым повторам, контрастной звуковой инструментовке, аллитерации, ритмической изобразительности, авторским словообразованиям, чаще всего окказионализмам, реализует эстетические возможности неологизмов. Слова, создаваемые Цветаевой, «вновь и вновь подтверждают семантику личностного отношения к языку и свободу от его власти» .

Анализируя «Поэму воздуха», М. Гаспаров сделал интересные выводы о ее поэтике: «Разорванность; отрывистость; восклицательно-вопросительное оформление обрывков; перекомпоновка обрывков в параллельные группы, связанные ближними и дальними перекличками; использование двусмысленностей для создания добавочных планов значения; использование неназванностей, подсказываемых структурой контекста и фоном подтекста, – таковы основные приемы, которыми построена «Поэма воздуха». Отчасти это напоминает (не совсем ожиданно) технику раннего аналитического кубизма в живописи, когда объект разымался на элементы, которые перегруппировывались и обрастали сложной сетью орнаментальных отголосков. Для Цветаевой это не только техника, но и принцип: ее этапы перестройки объективного мира в художественный мир или «мира, как он есть» в «мир, каким он должен быть…» по [божьему?] замыслу – это (1) разъятие мира на элементы, (2) уравнивание этих элементов, (3) выстраивание их в новую иерархию. Работа, которая проследила бы средства, применяемые Цветаевой в этой последовательности, могла бы состоять из разделов: «Поэтика эллипса», «Поэтика парцелляции», «Поэтика анаколуфа», «Поэтика параллелизма», «Поэтика градации»» .

В первые годы эмиграции Цветаева активно участвовала в культурной жизни русского зарубежья, состояла в дружеских отношениях и переписке с Л. Шестовым, Д. Шаховским, Вл. Ходасевичем, В. Буниной, Ю. Иваском, А. Штейгером. Печаталась в «Верстах», «Ковчеге», «Числах» и других изданиях, но в наиболее авторитетных журналах русского зарубежья – «Современных записках» и «Последних новостях» ее стихи, как правило, не принимались. Книга стихов «После России» вызывала разные реакции. Положительно о ней отозвались М. Слоним, Вл. Ходасевич. Слоним определил цветаевский стиль как «кинетический», построенный на движении чувств и столкновении смыслов. Резко отрицательные отзывы принадлежали сторонникам классической школы стиха. Цветаеву упрекали в словесной и эмоциональной расточительности, анархичности, избыточной страстности. По разным причинам она оказалась в полной изоляции. В письме к писательнице А. Тесковой Цветаева писала в 1031 г.: «Все меня выталкивает в Россию, в которую – я ехать не могу. Здесь я не нужна. Там я невозможна». Внутренний драматизм передан в «Стихах к сыну» (1932) – «Нас родина не позовет!». Убеждая себя, что «тоска по родине» – «Давно разоблаченная морока», поэт испытывает невыразимое чувство боли:

Так край меня не уберег

Мой, что и самый зоркий сыщик

Вдоль всей души, всей – поперек!

Родимого пятна не сыщет!

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,

И все – равно, и все – едино.

Но если по дороге – куст

Встает, особенно – рябина…

Одиночество, бедность, тоска по родине, забота о сыне, верность мужу вынудили Цветаеву вернуться в 1937 г., в самое неблагоприятное для этого время, время разгула геноцида, репрессий и идеологического давления. С. Эфрон как участник одного из террористических актов за границей, организованных по указке ГПУ, по возвращении в Россию был расстрелян. Дочь Ариадна была сослана в лагеря. Но «Родина, – считала Цветаева, – не есть условность территории, а непреложность памяти в крови. Не быть в России, забыть Россию – может лишь тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри – тот потеряет ее вместе с жизнью» . Судьба поэта, возвращение на родину стали поступком, реализующим смысл многих стихотворений, посвященных России. Цветаева не имела в Москве ни пристанища, ни работы, зарабатывала на жизнь литературными переводами. Однако она создает сильные антифашистские «Стихи к Чехии» (1939), проникнутые личным чувством неприятия этого (такого) мира в целом.

О, слезы на глазах!

Плач гнева и любви!

О, Чехия в слезах!

Испания в крови!

О, черная гора,

Затмившая – весь свет!

Пора-пора-пора

Творцу вернуть билет.

Отказываюсь – быть.

В Бедламе нелюдей

Отказываюсь – жить.

С волками площадей

Отказываюсь – выть.

С акулами равнин

Отказываюсь – плыть -

Вниз – по теченью спин.

Не надо мне ни дыр

Ушных, ни вещих глаз.

На твой безумный мир

Ответ один – отказ.

Ее поэтический мир включает в преображенном виде мир русской классики, особенно Ф. Достоевского (тема «возвращения билета» Творцу заимствована из романа «Братья Карамазовы») и А. Пушкина («Стихи к Пушкину», статьи и проза «Мой Пушкин», «Пушкин и Пугачев»).

В начале 1941 г. вместе с другими московскими писателями Цветаева эвакуировалась в Елабугу. После тщетных и унизительных попыток найти работу, она покончила с собой. Сын Георгий погиб на войне в 1944 г.

Даже ранней лирике Цветаевой было присуще напряжение силовых линий между двумя полюсами – жизни и смерти. Она обладала пророческим даром и без боязни заглядывала по ту сторону бытия. В декабре 1920 г. Цветаевой были написаны исповедально-трагические строки, которые в 1941 г. воплотятся в трагическую явь добровольно выбранной ею смерти:

Знаю, умру на заре! На которой из двух,

Вместе с которой из двух – не решить по заказу!

Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!

Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!

Пляшущим шагом прошла по земле! – Неба дочь!

С полным передником роз! – Ни ростка не наруша!

Знаю, умру на заре! – Ястребиную ночь

Бог не пошлет по мою лебединую душу!

Нежной рукой отведя нецелованный крест,

В щедрое небо рванусь за последним приветом.

Прорезь зари – и ответной улыбки прорез… -

Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!

Цветаева создала ряд оригинальных произведений в прозе: эссе-воспоминания о М. Волошине «Живое о живом», об А. Белом – «Пленный дух». Словесные портреты В. Брюсова, К. Бальмонта, Б. Пастернака шире жанра воспоминаний. Для театра-студии МХТ ею написано шесть пьес: «Червонный валет», «Метель» (обе в 1918), «Фортуна», «Приключение», «Каменный ангел», «Конец Казановы» (все в 1919). Личное и творческое неразрывно сплетены у Цветаевой. Читатель слышит ее голос, знает ее душу, которую она безбоязненно раскрыла:

Душа, не знающая меры,

Душа хлыста и изувера,

Тоскующая по бичу.

Душа – навстречу палачу,

Как бабочка из хризалиды!

Душа, не съевшая обиды,

Что больше колдунов не жгут,

Дымящая под власяницей…

Скрежещущая еретица, -

Саванароловой сестра -

Душа, достойная костра!

В письме 1924 г. она писала: «И – главное – я ведь знаю, как меня будут любить (читать – что) через сто лет!». Произведения Цветаевой переведены на все европейские языки. Возвращение ее наследия началось с 1956 г., после публикаций в альманахах «Литературная Москва» и «Тарусские страницы». В 1982 г. в Лозанне состоялся Четвертый международный симпозиум, посвященный творчеству Цветаевой, в 1992 г. в Москве и Париже были проведены международные конференции. Признанная одним из великих европейских поэтов XX в., Цветаева, отметил И. Бродский, «поэт крайностей только в том смысле, что «крайность» для нее не столько конец познанного мира, сколько начало непознаваемого. <…> Она поэт в высшей степени посюсторонний, конкретный, точностью деталей превосходящий акмеистов, афористичностью и сарказмом – всех. <…> Сила Цветаевой именно в ее психологическом реализме».

Сочинения

Цветаева М. Сочинения: В 2 т. М., 1980.

Цветаева М. Стихотворения и поэмы. Л., 1990.

Цветаева М.И. Сочинения: В 7 т. М., 1994–1995.

Цветаева М. Статьи об искусстве. М., 1991.

Цветаева М.И. Стихотворения и поэмы: В 5 т. New-York, 1989–1990.

Рильке P.M., Пастернак Б., Цветаева М. Письма 1926 года. М., 1990.

Литература

Белкина М. Скрещение судеб. М., 1988. Воспоминания о Марине Цветаевой. М., 1992.

Зубова Л.В. Поэзия Марины Цветаевой: Лингвистический аспект. Л., 1989.

Кудрова И. Версты, дали… Марина Цветаева: 1922–1939. М., 1991.

Павловский А. Куст рябины: О поэзии Марины Цветаевой. Л., 1989.

Саакянц А. Марина Цветаева. Страницы жизни и творчества. 1910–1922. М., 1986.

Скоропанова И.С. М. Цветаева и Ф. Ницше // Научные труды кафедры русской литературы БГУ. Вып. I. Мн., 2002. С. 151–176.

Швейцер В. Быт и бытие Марины Цветаевой. Париж, 1988.

Из книги История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год [В авторской редакции] автора Петелин Виктор Васильевич

Из книги Смутное время автора Валишевский Казимир

VII. Марина Претендент уже вел деятельную переписку с Ярославлем, где сандомирский воевода с дочерью признали его без колебаний. Подобно своему предшественнику, он обращался к царице с очень нежными посланиями, а в Самбор, к жене воеводы, со словами утешения и ободрения.

Из книги 100 знаменитых женщин автора

ЦВЕТАЕВА МАРИНА ИВАНОВНА (род. в 1892 г. – ум. в 1941 г.) Выдающаяся русская поэтесса, автор лирической прозы, эссе об А. С. Пушкине и воспоминаний об А. Белом, В. Я. Брюсове, М. А. Волошине, Б. Л. Пастернаке и других поэтах. Осенним днем 1910 г. из ворот небольшого дома около

автора Захарова Оксана Юрьевна

Из книги Русский бал XVIII – начала XX века. Танцы, костюмы, символика автора Захарова Оксана Юрьевна

Из книги История человечества. Россия автора Хорошевский Андрей Юрьевич

Цветаева Марина Ивановна (Род. в 1892 г. – ум. в 1941 г.) Выдающаяся русская поэтесса, автор лирической прозы, эссе об А. С. Пушкине и воспоминаний об А. Белом, В. Я. Брюсове, М. А. Волошине, Б. Л. Пастернаке и других поэтах. Осенним днем 1910 г. из ворот небольшого дома около

Из книги Умирание искусства автора Вейдле Владимир Васильевич

Из книги Стратегии гениальных женщин автора Бадрак Валентин Владимирович

Марина Цветаева Все, что я хочу от «славы», – возможно высокого гонорара, чтобы писать дальше. И – тишины. Марина Цветаева Не спи, не спи, художник, Не предавайся сну. Ты – вечности заложник У времени в плену. Марина Цветаева 26 сентября 1892 года – 31 августа 1941

Из книги Тайны серебряного века автора Терещенко Анатолий Степанович

Эфрон, Ариадна и Цветаева Ярким представителем серебряного века, таким, во всяком случае, считал себя Сергей Яковлевич Эфрон, ставший в 1912 году мужем поэтессы этого века Марины Цветаевой, судьбы которых, особенно в политическом окрасе, тесно переплелись в период

Из книги Супружеские измены автора Иванова Наталья Владимировна

Марина Ивановна Цветаева Марина Цветаева Марина Ивановна Цветаева (1892–1941) – известная поэтесса Серебряного века. Среди сборников стихов следует отметить такие, как «Версты», «Ремесло», «После России». Однажды мать Цветаевой, Мария Александровна, записала в дневнике

Из книги Христианские древности: Введение в сравнительное изучение автора Беляев Леонид Андреевич

Из книги Тайны смертей русских поэтов автора Куропаткина Марина Владимировна

Марина Ивановна Цветаева. Последние дни По утверждению Елены Поздиной, старшего научного сотрудника Литературного музея Марины Цветаевой, находящегося в Елабуге, тщательно исследовавшей жизнь и творчество великой поэтессы, Марина Цветаева жила как поэт и умерла тоже

Из книги Женщины, изменившие мир автора Скляренко Валентина Марковна

Цветаева Марина Ивановна (род. в 1892 г. – ум. в 1941 г.) Выдающаяся русская поэтесса, автор лирической прозы, эссе об А. С. Пушкине и воспоминаний об А. Белом, В. Я. Брюсове, М. А. Волошине, Б. Л. Пастернаке и других поэтах.Осенним днем 1910 г. из ворот небольшого дома около

Из книги История русской литературы ХХ в. Поэзия Серебряного века: учебное пособие автора Кузьмина Светлана

Марина Цветаева Марина Ивановна Цветаева (1892, Москва – 1941, Елабуга) – самый искренний поэт XX в., чье художественное наследие вызывает всевозрастающий читательский интерес. Ее судьба воплощает трагизм истории русской культуры XX в. Творчество Цветаевой свидетельствует о

Из книги От каждого – по таланту, каждому – по судьбе автора Романовский Сергей Иванович

Марина Цветаева «В Бедламе нелюдей отказываюсь – жить» Марина Цветаева И. Бродский в одном из интервью уверенно назвал Марину Цветаеву самым крупным поэтом XX века. Причем не среди русских, а среди всех. Добавлю только, что у нее же была и самая тяжкая, нечеловечески

Из книги Хлыст [Секты, литература и революция] автора Эткинд Александр Маркович

Муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение

«Лицей №1» р.п. Чамзинка Чамзинского района Республики Мордовия

Тесты по творчеству М.И.Цветаевой

11 класс

Подготовила учитель

русского языка и литературы

Печказова Светлана Петровна

Чамзинка

Пояснительная записка

Тесты по творчеству М.И.Цветаевой содержат вопросы о жизни и творчестве поэта.

К каждому вопросу даётся несколько вариантов ответа.

Представленный ресурс можно использовать на заключительном уроке литературы по творчеству поэта в 11 классе.

Критерии оценивания:

«5» (отлично) – работа выполнена безошибочно,

«4» (хорошо) – в работе допущено не более 2-х ошибок,

«3» (удовлетворительно) – в работе допущено более 2-х ошибок,

«2» (неудовлетворительно) – в работе допущено более 5-ти ошибок,

Вариант I. Жизнь и творчество М.И.Цветаевой

Основателем какого музея был отец М. Цветаевой: А. м узея изобразительных искусств в Москве, Б. Русского Музея в Санкт-Петербурге, В. Третьяковской галереи

Высшим предназначением поэта Марина Цветаева считала: А. воспевание женской доли и женского счастья, Б. отстаивание высшей правды – права поэта на неподкупность его лиры, поэтическую честность, В. стремление поэта быть носителем идей времени, его политическим трибуном

Для М. Цветаевой было характерно: А. ощущение единства мыслей и чувства творчества, Б. отчужденность от реальности и погруженность в себя, В. отражение в поэзии мыслей, связанных с движением времени и изменением мира

Лирический герой М. Цветаевой тождественен личности поэта:

А. да, Б. нет

Трагедия потери Родины порой выливается в эмигрантской поэзии Марины Цветаевой:

А. в противопоставлении себя, русской, всему нерусскому, Б. в противопоставлении себя Советской России, В. в непонимании и непринятии революции

Кому из поэтов «серебряного века» посвящает цикл стихотворений М.Цветаева: А. Пушкину, Б. Ахматовой, В.Блоку

Кому из поэтов посвящены строки «В певучем граде моем купола горят. / И Спаса светлого славит слепец бродячий. / И я дарю тебе свой колокольный град, / ..! и сердце свое в придачу»:

А. Пушкину, Б. Ахматовой, В.Блоку

Определите, к какому мотиву творчества можно отнести приведенный отрывок: «Умирая, не скажу: была, / И не жаль, и не ищу виновных. / Есть на свете поважней дела / Страстных бурь и подвигов любовных» :

А. теме природы, Б. интимной лирике, В. к теме поэта и поэзии

Марина Цветаева оказалась в эмиграции: А. по политическим соображениям, Б. в связи с неодолимым желанием встретиться с мужем и невозможностью его приезда в послереволюционную Россию, В. по другим причинам

Марина Ивановна Цветаева: А. умерла от неизлечимой болезни, Б. была убита во время Великой Отечественной войны, В. покончила жизнь самоубийством

Укажите, какому литературному направлению принадлежало творчество Цветаевой: А. акмеизм, Б. футуризм, В. вне течений

КЛЮЧ

Вариант II. Тест по стихотворению М.И.Цветаевой

«Кто создан из камня, кто создан из глины» (1920 г.)

Кто создан из камня, кто создан из глины,

А я серебрюсь и сверкаю!

Мне дело - измена, мне имя - Марина,

Я - бренная пена морская.

Кто создан из глины, кто создан из плоти -

Тем гроб и надгробные плиты...

- В купели морской крещена - и в полете

Своем - непрестанно разбита! Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети

Пробьется мое своеволье.

Земною не сделаешь солью.

Дробясь о гранитные ваши колена,

Я с каждой волной - воскресаю!

Да здравствует пена - веселая пена -

Высокая пена морская!

2. Ведущей темой стихотворения является тема: 1) любви и долга, 2) родины и судьбы, 3) природы и человека, 4) поэта и его судьбы

3. Как называется изобразительно-выразительное средство, использованное в поэтической строке «Пробьется мое своеволье»: 1) метафора, 2) метонимия, 3) сравнение, 4) эпитет

4. В чём особенности композиции данного стихотворения:

1) кольцевая, 2) циклическая, 3) зеркальная, 4) без особенностей

1) видит свою связь с прозаической землей, 2) сопоставляет себя с пеной морской,3) прислушивается к мнению окружающих, 4) думает о смерти

6. Стихотворение вошло в сборник: 1) «Вечерний альбом», 2) «Волшебный фонарь», 3) «Стихи к Блоку», 4) «Версты»

7. Как называется фонетическое средство, использованное в строках «Да здравствует пена - веселая пена - Высокая пена морская!»: ___________

8. Назовите риторический вопрос, выражающий сомнение лирической героини: ________________

9. Как называется синтаксический прием, использованный в строчке «Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети…»: _________________

10. Определите размер, которым написано стихотворение: ___________

КЛЮЧ: 1

Вариант III. Тест по стихотворению М.И.Цветаевой

«Откуда такая нежность» (1916 г.)

Откуда такая нежность?

Не первые - эти кудри

Разглаживаю, и губы

Знавала темней твоих.

Всходили и гасли звезды,

Откуда такая нежность?-

Всходили и гасли очи

У самых моих очей.

Еще не такие гимны

Я слушала ночью темной,

Венчаемая - о нежность!-

На самой груди певца.

Откуда такая нежность,

И что с нею делать, отрок

Лукавый, певец захожий,

С ресницами - нет длинней?

1. К какому типу лирики относится данное стихотворение:

1) пейзажная, 2) патриотическая, 3) любовная, 4) гражданская

2. Ведущей темой стихотворения является тема:

1) любви, 2) родины, 3) природы, 4) свободы

3. Как называется синтаксическое средство, использованное в строке «Откуда такая нежность?»: 1) риторический вопрос, 2) анафора, 3) антитеза, 4) синтаксический параллелизм

4. Какая строфа состоит только из риторических вопросов:

1) первая, 2) вторая, 3) третья, 4) четвёртая

5. Лирическая героиня стихотворения:

1) равнодушна к любви, 2) не понимает причины нежности возлюбленного, 3) боится потерять возлюбленного, 4) мечтает о новой любви

6. Какой вид тропа активно использует автор в предложенном фрагменте («Всходили и гасли очи / У самых моих очей»): _________________

7. Назовите строку, которая раскрывает особенности восприятия лирической героини: ________________

8. Как называется изобразительное средство, использованное в сочетаниях «отрок лукавый», «певец захожий»: _________________

9. Определите размер, которым написано стихотворение: ___________

10. Кому посвящено данное стихотворение: _________________

КЛЮЧ: 1

Использованная литература:

Бунеев Р.Н., Бунеева Е.В., Чиндилова О.В. Литература. 11 класс. Между завтра и вчера. Вечный диалог» в 2-х кн. – М.: Баллас, 2012 г.

Коршунова И.Н., Липин Е.Ю. Тесты по русской литературе. – М.: Дрофа, 2000 г.

Ромашина Н.Ф. Тесты по литературе для текущего и обобщающего контроля. – Волгоград: Учитель, 2007 г.

Бережная И.Д. Текущий контроль знаний по литературе. – Волгоград: Учитель, 2008 г.

Миронова Н.А. Тесты по литературе в 11 классе. - М.: Экзамен, 2008.

В результате изучения данной главы студент должен:

знать

творческие биографии крупных поэтов "серебряного века", стоявших особняком вне существовавших поэтических направлений;
своеобразие философско-эстетических взглядов поэтов вне течений;
творческую эволюцию М. Цветаевой, М. Волошина, В. Ходасевича; тематику, жанровое своеобразие, поэтику их стихотворных произведений;

уметь

объяснять основные культурно-исторические и религиознофилософские веяния, повлиявшие на творчество поэтов вне течений;
объяснять литературные и гражданские позиции М. Цветаевой, М. Волошина, В. Ходасевича;
показывать новизну и оригинальность творчества поэтов вне течений;

владеть

навыками анализа стихотворений поэтов вне течений в единстве содержания и формы;
понятиями мифопоэтика , антропософия , историософия , экзистенциальные мотивы.

За творческую независимость в среде поэтов начала XX столетия держались, думается, крепче, чем в среде прозаиков, – как за личную. Вне направлений творили многие получившие тогда известность поэты – Л. Толстой, Саша Черный, Тэффи, И. Эренбург. В этом ряду есть немало больших художников слова, заслуживающих отдельного разговора, например, М. Цветаева, М. Волошин, В. Ходасевич.

Марина Ивановна Цветаева (1892-1941)

Поэт, прозаик, драматург, переводчик Марина Цветаева родилась в Москве в семье сына сельского священника, ставшего известным ученым-искусствоведом, профессором Московского университета, основателем Музея изящных искусств (ныне – Государственный музей изобразительных искусств (ГМИН) им. А. С. Пушкина). Семья матери имела немецко-польские корни. Родительница – талантливая пианистка, ученица А. Рубинштейна – надеялась, что дочь достигнет успехов на поприще музыки, но Марину с малых лет влекло слово, возможность играть его формами, оттенками значений, сокрытыми созвучиями. Стихи она писала с шести лет, причем на трех языках – на русском, на французском, на немецком.

Семья жила в мире и согласии, но нельзя сказать, что в атмосфере любви. Отец, вероятно, не мог забыть свою первую жену, после смерти которой он остался с двумя детьми. Он всецело отдавался работе, на внимание детям у него оставалось немного времени. Мать была вдвое моложе супруга, и ее отношение к нему строилось на уважении. Доверие, искренность, взаимопонимание связывали Марину с ее сестрой Анастасией. Позже Марина Ивановна расскажет о своей семье в автобиографической прозе "Музей Александра III", "Дом у Старого Пимена" (1933), "Мать и музыка" (1934), "Отец и его музей" (1936). Правда фактов в этой прозе есть, но на их интерпретацию в значительной мере повлияло поэтическое воображение автора. Нередко, как бы вспоминая те или иные события, случаи, М. Цветаева описывала не то, как они происходили, а то, как они могли бы происходить. "Художественную трансформацию" претерпело большинство окружавших М. Цветаеву людей, включая самых близких. Да, она говорила о родителях, но в ее книгах они не только такие, какие были, а еще и такие, какие должны были быть у поэта.

Образование М. Цветаева получала в престижной гимназии на родине и за границей – в пансионах Италии, Швейцарии, Франции, Германии, – куда выезжала с матерью, иногда со всей семьей. Родительница была больна и принимала рекомендованные ей зарубежные курортные лечения. Старания врачей не помогли, она умерла, когда Марине было 14 лет. Однообразие жизни, драматизм жизни без матери скрашивали книги. Девочка много, хотя и бессистемно, читала. Относительно постоянным было увлечение неоромантизмом, творчеством Э. Ростана – литературного наследника и продолжателя традиций В. Гюго. Первая книга ее стихов, "Вечерний альбом", вышла, когда автору было 18 лет, затем последовали "Волшебный фонарь" (1912), "Из двух книг" (1913), "Версты" (1916). Мастерство крепло от книги к книге.

В 1910 г. М. Цветаева гостила на даче М. Волошина в Коктебеле, и там, на берегу Черного моря, случилась романтическая и роковая встреча с красивым эрудированным юношей, С. Эфроном. Вскоре они обвенчались. С. Эфрон был личностью пассионарной. В годы гражданской войны он участвовал в белом движении. Это движение Марина Ивановна воспела в возвышенном цикле стихов "Лебединый стан" (1917–1921). В эмиграции, во Франции, С. Эфрон уверовал в правду советской власти. Искупая "вину" перед Советами, он вошел в Союз возвращения на родину, сотрудничал с заграничными агентами ГПУ – НКВД, что, естественно, сделало и его и жену чужими в эмигрантской среде. Нужда всегда была их постоянным спутником. Семейные отношения М. Цветаевой и С. Эфрона нс были идеальными, очевидно, это было невозможно ввиду порывистого, увлекающегося, романтичного характера Марины, однако она последовала за мужем в эмиграцию, затем, в конце 30-х, – в красную Москву. Результатом возвращения был арест и расстрел мужа, тюремное заключение дочери Ариадны. Для Марины Ивановны дочь была тогда ближайшим другом, как некогда сестра. Сын Георгий погиб на фронте в начале войны. В советской России книги бывшей эмигрантки не печатали, как объясняли в издательствах, "по причине устарелости" ее лирики. М. Цветаева покончила жизнь самоубийством в эвакуации в Елабуге, не выдержав травли и просто голода. Поэту отказали в должности посудомойки в столовой, где питались эвакуированные писатели. Место ее захоронения неизвестно.

С одной стороны, особенностями поэтики М. Цветаева не смыкается с существовавшими литературными направлениями, но с другой стороны – формальные искания всех основных литературных направлений начала XX в. ей не были чужды. В цветаевском творчестве воедино сплелись классика и новизна. Кстати сказать, в отношении к М. Цветаевой сама постановка вопроса о ее принадлежности к какому-то, даже самому уважаемому, творческому или иному, сообществу кажется неуместной. Такая личность, шедшая, по ее же признанию, всегда "супротив всех", может принадлежать только себе или чему-то большому, цельному, например искусству.

Особенность смотреть на все и на всех сквозь глубоко личную поэтическую оптику возникла у М. Цветаевой очень рано и сохранилась на всю жизнь. М. Цветаева осознавала исключительность своей эстетической значимости и необходимость стремления к творческой оригинальности. То и другое требовало самого серьезного отношения к делу, готовности работать на пределе возможностей. Это отношение, эта готовность звучит в клятвенной строчке из дневника, написанной в труднейший период жизни: "Знаю, что плохих стихов не дам". Точнейшая формула исключительности М. Цветаевой выведена ею самой в стихотворении "Поэт" (1923):

Что ж мне делать, певцу и первенцу,

В мире, где наичернейший – сер!

Где вдохновенье хранят, как в термосе!

С этой безмерностью

В мире мер?!

Каковы излюбленные темы М. Цветаевой? Вероятно, легче назвать то, о чем она нс писала. Огромное многообразие реальностей и абстракций нашло свое отражение в се поэзии. Отчий дом, родина, близкие, города, страны, письменный стол, флора, фауна, любимые поэты, исторические личности, зло, добро, политика, молодость, старость, жизнь, смерть, Бог и – любовь во всех ее проявлениях. Это далеко неполный перечень цветаевской тематики.

Мало сказать, что М. Цветаевой было дано богатое творческое воображение, в ней жило буйствующее воображение, которое было ее благодатью и, наверное, в каком-то смысле, наказанием. Многочисленные строки двадцатилетней благополучной красавицы о смерти, неизбежности падения в бездну, "разверстую в дали", эпичны, гармоничны и – трагичны. Цветаевское смирение с неизбежностью исчезновения "с поверхности земли" мнимое. В подтексте этих строк бушует страстная влюбленность поэта в жизнь и неприятие неизбежности тления. Об этом, в связи со своими стихами о жизни и смерти, она говорила своим близким и знакомым, размышляла в письмах, например, писателю-философу В. Розанову.

Важность личного отношения к любому феномену М. Цветаева утверждала с вызовом. Вызов проявляется, например, уже в названии ее известного эссе "Мой Пушкин" (1937). Причем это настолько "ее" Пушкин, что пересказать содержание этого сочинения практически невозможно. Исторические и полумифические личности, события текущие и давнопрошедшие – С. Разин, князь С. Волконский, А. Пушкин, реформы, союзы, войны, – попадавшие в поле цветаевского художественного внимания, преображались, получали самые неожиданные интерпретации. О легендарном испанце, жившем в XIV в., распутнике и беззаконнике, в мировой литературе написано около ста пятидесяти произведений, но цветаевского Дон Жуана (цикл стихов "Дон- Жуан", 1917) не спутать ни с каким другим. Ее Дон-Жуан в драматичном разладе с самим собой, он глубоко несчастен: так и "Не было у Дон-Жуана – Донны Анны!".

Ко многим стихотворениям М. Цветаевой, где она прямо или косвенно описывает себя, свое отношение к современникам, будь то М. Волошин, Б. Пастернак, О. Мандельштам, А. Ахматова, нельзя относиться как к стихотворениям автобиографическим, отражающим ее действительное отношение к названным или другим известным ей персонам. Эмпирическая реальность для нее всегда была вторична, всегда была лишь подспорьем для создания важнейшей и первичной - поэтической реальности. В эту реальность она верила и чрезвычайно сердилась, когда окружающие с ней не соглашались. Даже в страстных любовных увлечениях, как отмечали исследователи ее творчества, сами предметы увлечения были вторичны, первична была переживаемая страсть, из которой и вырастали стихи. В этом смысле, наверное, самым близким ей поэтом был В. Маяковский, который преломлял мозаику мира в призме своего поэтического сознания и заставлял свою аудиторию заново ее узнавать.

Личность М. Цветаевой содержательна, богата, как каждая творческая личность, отличие – в своеобразной обостренности ее личностных граней, и это многое определило в цветаевских стихах. Словом, безмерность – самое точное определение для этого поэта. Если искусство строится на различных сочетаниях гармоничных аполлонийских и буйствующих дионисийских началах, то М. Цветаевой, безусловно, были ближе начала дионисийские. Это сочетание отражается в содержании, а каждое содержание требует своей формы воплощения.

Цветаевская интимная лирика не знает запретных тем, отдельные стихи, например, обращенные к дочери, могут удивить или даже отпугнуть своей откровенностью, кто-то, возможно, скажет фривольностью. Но при этом никто не найдет их пошлыми:

После бессонной ночи слабеет тело,

Милым становится и не своим, – ничьим.

В медленных жилах еще занывают стрелы –

И улыбаешься людям, как серафим...

(По перв. стр.у 1916)

Вот опять окно,

Где опять не спят.

Может – пьют вино,

Может – так сидят.

Или просто рук

Не разнимут двое.

В каждом доме, друг,

Есть окно такое.

Помолись, дружок, за бессонный дом,

За окно с огнем!

(По перв. стр., 1916)

Легкомыслие! – Милый грех,

Милый спутник и враг мой милый!

Ты в глаза мне вбрызнул смех,

и мазурку мне вбрызнул в жилы...

(По перв. стр., 1915)

Лирика любви – это почти всегда драматическое расставанье, – болезненная разлука. В "серебряный век" любовную лирику обогатили такие большие художники слова, как А. Блок, А. Ахматова, Б. Пастернак... И все-таки для рассказа о страданиях покинутой души М. Цветаева находит свое слово, свою поэтическую фигуру, свою метафору, но главное – свою интонацию. Древняя, как мир и само искусство, тема звучит у нее совсем не тривиально:

Мне нравится, что вы больны не мной...

(По перв. стр., 1916)

Б. Пастернаку

Рас – стояние: версты, мили...

Нас рас – ставили, рас – садили,

Чтобы тихо себя вели,

По двум разным концам земли...

(По перв. стр., 1925)

Если М. Цветаева вкладывала в стих ненависть, то это неистовая цветаевская ненависть. Ею пропитаны стихи о гримасах среды буржуазной и среды социалистической, ни та, ни другая не соответствовали ее критериям духовности. Надо сказать, что при всем своем увлечении вопросами искусства и литературы, М. Цветаева не была человеком, оторванным от проблем социально-исторической жизни. Об этом свидетельствуют ее письма и сочинения лиро-эпического жанра – "Поэма конца" (1924), "Поэма горы" (1924). Мечом уст своих она разила фашизм, как мало кто разил до нее. Вот поэтическая реакция М. Цветаевой на известие об оккупации Чехословакии войсками Вермахта, с кратно усиливающей трагический пафос отсылкой к Ф. Достоевскому:

О, черпая гора,

Затмившая – весь свет!

Пора – пора – пора

Творцу вернуть билет.

Отказываюсь – быть.

В Бедламе нелюдей

Отказываюсь – жить.

С волками площадей

Отказываюсь – выть.

("О, слезы на глазах!..", 1939)

Теми же масштабами измеряется выражение ее приятия:

Ахматова! – Это имя – огромный вздох,

И вглубь он падает, которая безымянна.

– И я дарю тебе свой колокольный град,

Ахматова! – и сердце свое в придачу.

("Ахматовой ", 1916)

Как-то естественно смотрится то, что природно-космическими масштабами М. Цветаева измеряет свое явление в мир. Рябина – се дерево, цвет крови – ее цвет.

Красною кистью рябина зажглась.

Падали листья.

Я родилась.

(По перв. стр ., 1916)

Рябина –

Судьбина

Рябина –

Спусками...

Судьбина

(По перв. стр., 1934)

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,

И все – равно, и все – едино.

По если по дороге куст

Встает, особенно – рябина...

(По перв. стр:. "Тоска по родине! Давно...", 1934)

Молодость моя! Моя морока –

Молодость! Мой лоскуток кумашный.

("Молодость", 1921)

Представляется, что нет таких лексических пластов, нет таких форм словообразования, к которым не обращалась бы М. Цветаева: вульгаризмы, кальки, неологизмы, даже жаргонизмы, – все смотрится очень гармонично в ее дисгармоничной поэзии. Она обращается к силлаботонике, к тонике, к белому стиху, к вариативной строфике, к разным размерам, рифмам, ритмам. Трудно назвать другого такого поэта, который бы так виртуозно играл анжанбеманами, который так бы опирался на строчные знаки, на авторскую пунктуацию. Любимые знаки М. Цветаевой, конечно, восклицательный и тире, вводящее многозначительную паузу. Часто встречается многоточие: поэту или лирическому герою будто бы не хватает слов, чтобы выразить охватившее чувство. Мало существует поэтических фигур, приемов, к которым бы она не прибегала. Значительный источник образности М. Цветаева открыла в фольклоре. В глубине ее строфы проглядывается и былинное сказание, и сказка, и легенда, и лубок, и заговор, и плач, и частушка. Но и всего этого ей не достаточно. В русские мелодии ее стиха вплетаются мелодии других народов. Вот пример обращения художника слова к цыганской палитре:

Скоро уж из ласточек – в колдуньи!

Молодость! Простимся накануне.

Полыхни малиновою юбкой,

Молодость моя! Моя голубка Смуглая! Разор моей души!

Молодость моя! Утешь, спляши!

Полосни лазоревою шалью,

Шалая моя! Пошалевали

Досыта с тобой! – Спляши, ошпарь!

Золотце мое – прощай янтарь!

(По перв. стр ., 1921)

Стихи М. Цветаевой – это ритмы ее души, это пульсация ее крови, она не преувеличивала, когда писала о своем творчестве:

Вскрыла жилы: неостановимо,

Невосстановимо хлещет жизнь.

Подставляйте миски и тарелки!

Всякая тарелка будет – мелкой...

(По перв. стр., 1934)

Завершать слово о М. Цветаевой строчками из стихотворения, написанного ею где-то в двадцатилетием возрасте, – не ново. Не ново, но заманчиво и логично: удивительно верно оказалось в этом стихотворении финальное авторское предположение:

Моим стихам, как драгоценным винам,

Настанет свой черед.

(По перв. стр.: "Моим стихам , написанным так рано...", 1913) Черед действительно настал .

Первые серьезные исследования о творчестве М. Цветаевой появились в России в конце 80-х гг. ушедшего столетия, например: Павловский А. Куст рябины. О поэзии Марины Цветаевой. Л., 1989; Саакяны, А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. М., 1997. До сих пор эти работы не потеряли своей научной ценности. Современное цветаевоведение огромно.