Воспоминания о службе на дизельных пл. Уникальные воспоминания питерских подводников о карибском кризисе. Пресловутый человеческий фактор

Живые, колоритнейшие воспоминания советского подводника о службе во время арабо-израильского конфликта 1969-1971 гг.
http://www.valeryshiryaev.ru/long/alexandria/?p=1
Оторваться не мог, пока не дочитал!

А вот интересный отрывочек из главы, "кто как служил":

Вообще мне египтяне запомнились как люди не склочные и доброжелательные. Несколько навязчивые, если в гости к ним придешь. Все требуют, чтобы ты с ними чего-нибудь поел. Безалаберные, как дети. Идем в надводном положении, и каждую минуту я могу объявить срочное погружение. А матрос их стоит на палубе и магнитофон слушает. Не доходит до него, что война идет. Командир на палубу вылез, я ему на бойца показываю. Он подошел, и магнитофон этот японский за борт выбросил.

Вообще-то всякий народ по-разному воюет. О русских ничего определенного сказать нельзя. Они совершенно разные, винегрет. Очень стойкими себя казахи показали. И на вахте выносливые и исполнительные. На них положиться можно. Самыми лучшими словами можно охарактеризовать литовцев. Я если имел возможность участвовать в отборе призывников в экипаж, всегда старался больше брать литовцев. Это самые чистоплотные и исполнительные матросы, пять баллов.

А вот латыши от литовцев отличались очень сильно и не в лучшую сторону. И хлипкие и ненадежные. Но самая плохая для службы национальность - москвичи. Самая большая головная боль для командира всегда от них.

Если говорить о матросской смекалке, действиях в нестандартной ситуации или принятии решений с использованием техники, то лучше всего, конечно, украинцы и русские. Латыши просто заторможенные. Татары призывались на подводный флот часто и практически ничем не отличались от русских. Евреи служили очень неплохо, но за всю мою службу я их среди матросов видел не больше пяти человек. А вот офицеры из них получаются безукоризненные. Кстати и армяне на лодках - единичные случаи.

Из моих бывших старших помощников, семь человек стало командирами. Один потом сгорел. Это очень редкий показатель. Даже Петров, начальник отдела кадров делал в Москве доклад на моем примере. Мол, есть капитаны, воспитавшие семь командиров. Так вот среди них было два еврея. Прекрасные командиры. Например, Зверев, потом он стал комбригом. А сейчас начальник штаба Балтийского флота.

Попадались мне на службе и грузины. Это люди настроения, хотя стараются от души. Двое старшин у меня были из грузин. Азербайджанцы обычно в трюмные должности шли, им серьезных участков не доверяли. Сказывался недостаток образования, ни к электронике, ни к сложным механизмам их не приспособишь. Костяк матросов и старшин был из славян. Но экипаж в подлодке может жить только как единый организм. Все ребята быстро находили в нем свое место и действовали как пальцы на одной руке. От этого жизнь зависит, даже в мирных условиях. Поэтому если в армейской среде часто складываются землячества по национальному признаку, то в подлодке это просто невозможно. Когда задраиваются все люки и лодка погружается, национальности исчезают.

За наводку спасибо

Искусственно созданное еврейское государство Израиль, которое в 1948 и в 1956 годах при поддержке своих англо- французских и американских покровителей уже совершало агрессию против арабов, в 1967 году снова интенсивно готовилось к войне. В конце мая месяца вся мировая пресса, радио и телевидение только и говорили об этом. Тогда же и экипажу нашего корабля стало известно, что мы пойдём в Средиземное море.

Советский Союз, Латвийская ССР, г. Лиепая (Либава), эскадренный миноносец "Серьёзный"... Там остались серьёзные будни и светлые праздники моей беспокойной, такой далёкой и, кажется, такой недавней юности! Вернулись с майского парада из Риги, прошли девиацию и начали интенсивно готовиться к своему первому дальнему походу.

Эм. "Серьёзный", корабль серии «30- бис», был принят в состав ВМФ в начале 50- ых годов и к тому времени, с которого я начинаю своё повествование, считался далеко не новым, хотя тогда же в строю на Балтике находился и крейсер "Киров", ещё довоенной постройки. Вообще, у кораблей интересные и запоминающиеся имена. Миноносцы Северного флота: "Безотказный", "Отзывчивый", "Совершенный" (с ним в дивизионе эскадренных миноносцев ДЭМ- 65 в 5- ой эскадре мы вместе несли нелёгкую боевую службу на Средиземном море). Балтийские эсминцы: "Суровый", "Сердитый", "Серьёзный". Жалко, что не довелось мне вести дневник и приходится напрягать память, которая, увы, не такая свежая и цепкая, как много лет назад. Итак, вооружение:

2 башни главного калибра (130 мм), средне- и мало- зенитная артиллерия (95 и 38 мм), 2 торпедных аппарата по 5 торпед в каждом, аппараты глубинных бомб. На корабле 5 боевых частей: БЧ1 - штурманская, БЧ2 - артиллерийская, БЧ3- минно - торпедная, БЧ4 - связь, БЧ5 – электротехническая; вспомогательные службы (медицинская, снабжения, боцманская команда), а также РТС - радиотехническая служба, непосредственно в которой на боевом информационном посту (БИП - группа разведки) я и служил. Человек 30 - 40 из личного состава списали на берег и на другие корабли (командование сочло этих людей недостаточно надёжными), а экипаж доукомплектовали. Вообще, я хочу сказать, что система отбора в военном флоте (впрочем, и в гражданском тоже, где на каждом танкере и сухогрузе по штатному расписанию имелся заместитель капитана по политической работе) была очень строгой. Если, например в ВМИУ им. Дзержинского на первый курс Первого (атомно - энергетического) Факультета принимались 100 человек в роту, то лейтенантские кортики получали от силы 38 - 40. Это притом, что конкурс, если брать 1966 год, был в "Дзержинку" 10- 12 человек на место, поболее, чем в иной гражданский ВУЗ! Поэтому на флоте среди офицерского состава случайных людей почти не было...

Первый (наш) кубрик "забили под завязку" мешками с мукой, кладовые мокрой (капуста и селёдка в бочках, мясо в тушах) исухой (сахар, крупа, чай, вобла) провизий заполнили до отказа. Кстати, на рострах (это такая площадка рядом с камбузом) всегда стояли две огромные бочки для всех желающих: одна с квашеной капустой, другая с настоящей селёдкой, такой, скажу я вам, селёдкой, о которой в «реформируемой» России уже давно забыли...

Рано утром вышли из Либавы. Миновали Борнхольм, Скагеррак - и вот оно - Северное море! Вот уж где шторм, так шторм! Ощущение, что внутренности выворачиваются наизнанку, не зря на флоте вместо чая дают компот, хотя, впрочем, здесь же и шутят, что на год дольше, чем в армии, именно за компот мы и cлужим.

Впервые в жизни увидел стаю касаток. Эти "рыбины" длиной 10 и более метров долго, сопровождая нас, резвились рядом, то погружаясь в воду, то вздымаясь над волнами. За нулевым (Гринвичским) меридианом мы узнали, что Израиль начал Ближневосточную войну. Было 5 июня 1967 года… "Кто видел в море корабли, не на конфетном фантике, кого скребли, как нас, скребли, тому не до романтики"- сказал когда - то безвестный флотский поэт. Вахта "четыре через четыре" (это касается в первую очередь БЧ1, БЧ5 и РТС) ежесуточно и из недели в неделю, сон- максимум 6 часов, зато тем, кто на вахте - и шестиразовое питание. Продовольственный тропический паёк в дальнем походе на надводных кораблях - 2 рубля 50 копеек, а в Союзе он составлял в те годы: на флоте 1 рубль 06 коп., а в армии 68 копеек. Много это или мало? - Вполне нормально. Если учесть, что в армии никто и никогда не был голодным (промежуток между приёмами пищи длился не более пяти часов), то на флоте - тем более. На подводных атомоходах морской паёк превышал 5 рублей, государство о своих воинах заботилось, потому что это было наше народное государство!

Интересное свойство человеческой памяти: то, что было давно, она (лишь иногда путаясь в названиях и датах) отчётливо помнит, а то, что было совсем недавно, может не вспомнить совсем...

Бискайский залив. Корабль лежит в дрейфе, двигаясь по замкнутой траектории со скоростью 3- 4 узла. Ждём танкера для заправки мазутом и водой. Муторная килевая качка - это, когда медленно поднимается нос, и одновременно опускается корма. И наоборот. Такое ощущение, что... до бесконечности. Многих мутит. Мы с Вовой Межевым сидим на своём посту. На полу стоит ведро с соком, на столе кружка. Пьём сок и почти тут же "травим" в банку из под сухарей. А те, кто к качке привык и сейчас не на вахте, и наш Фирудин Мамедов (он ещё и ал Мамед- оглы, а для нас просто Федя) смотрят в седьмом кубрике фильм "Аршин мал алан"...

Глубокой ночью проходим Гибралтар. Тишина и полный штиль. Слева - горы Испании, справа возвышается Африка. Тьма, ровное море, чёрное небо, крупные яркие звезды. Идём к заливу Хаммамет (Ливия), здесь встаём на якорь и узнаём, что шестидневная израильская агрессия закончилась. Было 11 июня 1967 года. В Суэц вошли корабли Черноморского флота и вместе с арабскими кораблями заняли позицию вдоль канала от Порт - Саида до Исмаилии и Эль - Кантара. Говорили, что точку в этой войне поставил крейсер "Дзержинский", который на входе в канал сбил ЗУРСом вражеский самолёт "Скайхок". Израиль за счёт Египта, Сирии и Иордании увеличил свою территорию в шесть с половиной раз… Средиземное море тогда активно патрулировалось советскими кораблями. На базе Черноморского, Северного и Балтийского флотов 14 июля 1967 года была образована Пятая Средиземноморская эскадра, которая по силе и мощи ни в чём не уступала шестому американскому флоту, а своим человеческим фактором и превосходила его.

В состав 6- го флота тогда входили 2 авианосно- ударных группы АУГ- 1 и АУГ- 2. В каждой группе было по одному авианосцу, один - два крейсера, несколько фрегатов (по нашему БПК - большой противолодочный корабль), эсминцы, корабли 3 - его ранга (СКРы) и корабли амфибийных сил, т. е. десантные корабли. У нас в то время авианосцев не было, зато были новые ракетные крейсеры "Грозный", "Адмирал Головко" и противолодочные (типа БПК "Сообразительный) ракетоносцы. Кроме того, были базы в Порт - Саиде, Александрии,

Тартусе и Латакии, в которых было самое благожелательное отношение к флоту Советского Союза. В любом порту северо -африканского побережья, а также в Которе и Сплите (Югославия) наши корабли радостно принимались. У американцев тоже были морские базы в Неаполе (Италия), в Фамагусте (Кипр), в Роте (Кадисский залив, Испания), а также в Искендеруне (Турция) и Пирее (Греция). В Гибралтаре была база их английских сателлитов, и их же сателлиты и приспешники (Италия, Франция и та же Англия - в основном) прислуживали им на Средиземном море.

После трёхдневной стоянки в Хаммамете нам была поставлена задача сопровождать АУГ во главе с авианосцем "Саратогой". Что такое сопровождение авианосца? - Это сумасшедшая гонка за ним, приноравливание к его ходу, курсу, бесконечные (и днём, и ночью) облёты палубы вражескими самолётами и очень часто в нарушение Женевской конвенции - ниже главной корабельной мачты. Бывало и такое: утром стоим в точке (на оперативных картах всё море условно было разделено на точки, которые имели цифровую нумерацию), идёт физзарядка, и вдруг на высоте 8 - 10 метров над головой проносятся "Шекилтон" или "Орион", или "Канберра". Незнающему надо представить самолёт "кукурузник", только раза в три побольше. Скорость этих "моревоздушных" монстров небольшая (до четырёхсот км/час), а грохоту много, да ещё на крыльях (по двое - трое на каждом) вцепившись в леера стоят наглые англосаксы и скалятся на все

32 зуба каждый. Наш старпом Виктор Петрович Рождественский по громкоговорящей связи при очередном их заходе над палубой во всю мочь клянёт Америку на «англо - русско- матерном наречии», не забывая добавить, что "дайте срок, всех вас, гадов, перебьём и живьём утопим!" …Первым командующим 5 -ой эскадры был контр-адмирал Петров, а командующим в то время 6 - ым флотом США - вице- адмирал Ричардсон. Обычно после недельного сопровождения авианосца советскому кораблю на замену приходил другой корабль и это в "застойные"- как их обозвали - времена происходило изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Американцы были полностью под советским контролем. Кстати, в случае начала НАТОвско- советской войны кораблю сопровождения предписывалось таранить авианосец, то есть погибнуть, но выполнить свой долг. Американцы знали, кто есть русские, и на что они способны, поэтому дело до открытых конфликтов не доводили, ну а русские изначально по своемУ, как сейчас говорят, "менталитету", на провокации неспособны, хотя отвечали на них адекватно всегда. (В 1969 году в Баренцевом море у советских берегов наша атомная лодка под командованием товарища Лебедько - он вышел в запас контр- адмиралом и живёт в Ленинграде - протаранила лодку американскую, и американцы на всех уровнях промолчали и «утёрлись», потому что именно они были в данном случае провокаторами и явными нарушителями)...

В Севастополь мы пришли в августе месяце. Корабли, возвращающиеся с боевой службы, встречались тогда цветами и оркестрами. Тогда же состоялись учения Варшавского Договора под названием "Балканы". Высадка десанта происходила на болгарском побережье в районе Бургаса, с моря всё было видно, как на ладони, или, как в кино: корабельная артиллерия "садит" по берегу, затем сверху с самолётов на парашютах сбрасывается военная техника, и сотни, сотни ВДВэшников. С моря идут к берегу большие, средние и малые десантные корабли, вот они раскрываются и из них прямо в воду срываются самоходки, танки и наша морская пехота. Марш - бросок живой силы и техники до греческой границы, а там, в Греции, в то время у власти военная хунта - "чёрные полковники"...

Ласковый месяц сентябрь. В Севастополе в это время на Учкуевском пляже загорают, купаются, правда, вода здесь не особенно чистая, всё- таки именно в Севастополе сосредоточено более половины Черноморского флота. Здесь же продаются шашлыки по цене 50 копеек, слива по 12 копеек килограмм и сухое виноградное вино по 90 копеек литр… В конце октября наш корабль становится в док.

Севастопольский док в своё время был рассчитан для ремонта линкора "Новороссийск". Этот линкор был получен Советским Союзом после войны в качестве репарации от Италии. Линкор точно такого же типа был получен от неё и англичанами. Оба линкора в 1956 году: один - в Севастополе, другой - в Ливерпуле с промежутком в неделю были взорваны диверсантами из итальянской разведки "Сифар". Об этом и о многом другом ещё в 68 году на собрании флотских разведчиков нам поведал каперанг из особого отдела ЧФ.

По инструкции, когда на корабле возникает чрезвычайная ситуация, раздаётся команда: "Начать борьбу за живучесть!", экипаж разбегается по боевым постам и ждёт дальнейших распоряжений. В трагедии с линкором всё так и произошло, только не последовало умных и точных распоряжений начальства. Сдетонировала часть артиллерийского

боезапаса и линкор в течение сорока (!) минут тонул на виду всего города на глубине всего 18 (!) метров. Причём (опять же со слов контрразведчика) один из пловцов- диверсантов с бонового ограждения снимал тонущий корабль на киноплёнку. Тогда погибли около восьмисот моряков, и все они похоронены на братском кладбище...

Так вот, док был таких размеров, что в нём одновременно стояли наш корабль (длина 112 метров), дизельная подлодка, тральщик и небольшой сухогрузик. Доковые работы: снаружи всё, что ниже ватерлинии отскрести, зачистить, загрунтовать и в несколько слоёв покрасить, внутри вычерпать из цистерн остатки мазута, очистить стенки и насухо протереть. Кроме этого производятся сварочные работы, ревизия вентиляционных грибков, покраска надстроек, башен, аппаратов и т. д. Конечно, труднее всего чистить цистерну: лезешь в неё, согнувшись в три погибели, почти в «чём мать родила», потому что внутри жарко и душно, в руках - переноска и скребок. Но, скажу вам, ещё бы там поработал, если бы молодость могла вернуться!

…В ноябре корабль, почти как новый, стоит у Угольной стенки.

В конце этого месяца и в начале декабря больше недели гонялись за штатовцами. Два их эсминца "Вуд" и "Гудрич" вошли в Чёрное море и проводили радиолокационную разведку наших берегов. В общей сложности два с половиной раза пробежались мы за ними по всему Черноморью и наконец - то проводили незваных гостей в Босфор. (Общеамериканская, штатовская, «янки- натура» по сути - натура вредная, подлая и наглая особенно, повторяю, когда чувствует свою полную безнаказанность). В наши территориальные воды они, пока за ними присматривали, входить боялись, но были от Севастополя на расстоянии всего 15- ти миль.

Да, скажу я вам, гонка в декабрьском Чёрном море - занятие изматывающее, но всё равно приятное. Потому что нервы щекочет, потому что ветер и брызги в лицо, потому что качает, а ты уже не укачиваешься и снисходительно смотришь на тех, кто к морю ещё не привык, потому что ход - 30 узлов, корабль дрожит и режет волну, и потому, что ты знаешь, что здесь ты - на своём месте и делаешь нужное дело!

В декабре Чёрное море - серое. И небо над ним низкое и видимость плохая. Но строгость и спрос за неисполнение штатных обязанностей на нём пока есть... Ночью к бонам прибило штормом турецкое судёнышко под полумесяцем. Обшарпанное, болталось оно утром перед самым входом в акваторию. Недоглядели, недосмотрели. И – скоро - отстранили от должности командира соединения ОВРА (охраны водных рубежей акватории). А турков с миром отпустили в Турцию, потому что они ни в чём не были виноваты.

Вторая боевая служба у нас началась в январе 68- го.

Секретность в армии и на флоте была в то время на хорошем уровне (не то, что сейчас, когда секреты выдаются сплошь и напропалую, причём на уровнях самых официальных), каждую боевую службу, войдя в Средиземное море под одним номером, мы быстро меняли его на другой. Первый наш номер, как сейчас помню, был «019», потом «156», вообщем, каждый раз новый. Как - то у нас в БИП пропал секретный документ (лежал на планшете и вдруг - нет его, какая- то мистика). Особист орёт: "Я вас, ребятки, туды - растуды, под трибунал отдам, по пять лет у меня получите!" Всё, каждый квадратный сантиметр обыскали, на душе кошки скребли, а листок этот оказался под сейфом. Его воздухом, когда кто- то дверь на пост открыл, сдуло, и он прямо ко дну сейфа прилип. Радовались все, и больше всех - особист. На каждую БС на корабль приставляли особиста, который подчинялся только особому отделу флота, а на корабле формально числился как "помощник командира". Роль его заключалась в соблюдении секретности и государственных интересов, ну и само собой, в контроле и учёте антисоветских явлений. Например, это было уже на третьей БС, наш комдив Б. "напоролся" до положения риз в гостях у командующего Порт - Саидовской ВМБ, и что- то там говорил, а штаб комдива находился в тот период на нашем корабле. Особист Коля М. угощался вместе с ним, приехали они, несколько офицеров, на катере вместе, только Коля был нормальным, а комдива под руки тащили. Через некоторое время комдива сняли с должности и отправили в Союз…

В середине января вышли из Севастополя. Утром следующего дня прошли Босфор. Наши военные корабли всегда утром проходили этот пролив, идя в Средиземное море, и обычно в три часа дня, когда возвращались назад. Каждый день два корабля шли туда и два - обратно. Вахта ПДСС (противодиверсионные силы и средства) с автоматами занимала место по бортам, раздавалась команда: "Группе разведки по местам!", всё вокруг фиксировалось, записывалось, снималось, о случаях, заслуживающих внимания тут же по ЗАСу докладывалось в штаб КЧФ, турки, вокруг и около, сновали на катерах, тоже вели съёмку. Вообщем, c обеих сторон шла работа по полной программе. В конце января дрейфовали в северо - восточной части Средиземного моря. Болтанка была ужасной. Такой и до, и после этого мне больше испытать не довелось. Все находились на своих постах и в кубриках, по палубе не передвигались (только в крайнем случае и по двое в спасательных жилетах, обеими руками держась за леерный трос), волны перехлёстывали через борта, камбуз не работал, перебивались сухим пайком. На третьи сутки ночью раздался сильный грохот, многие попадали с коек. Вот тогда- то наш старпом и поседел, а было ему лет 35- 36, не больше. Он стоял на ГКП (главнокомандном пункте), и накатила такая волна, что крен корабля достиг 50- ти градусов (при максимально расчётном в 47), левый борт дал течь, затопило кладовую с мокрой провизией, включили насосы, но при полной их загрузке вода почти не убывала. Вдобавок ко всему, эсминец оказался всего в семи милях от турецкого берега, а это уже грозило «какими – никакими» дипломатическими осложнениями. Об этом тут же было сообщено в вышестоящие инстанции, а мы срочно стали выбираться в нейтральные воды (кстати, турки о нарушении своей морской границы тоже не узнали). Через некоторое время нам приказали взять курс на Порт-Саид.

…Когда входишь в Суэцкий канал с севера, то справа открывается Порт - Саид, слева небольшой городок Порт - Фуад. Входили мы в канал под рукоплескания и заздравные возгласы сотен арабов, столпившихся на его западном берегу. Звучит команда: "Баковым - на бак, ютовым - на ют!" Лоцман получает в презент от нашего командира бутылку "Столичной" и большую банку селёдки пряного посола. Все довольны и веселы. Корабль разворачивается кормою на юг. Капроновый канат с бака заводится на банку, якорь со скрипом опускается на дно канала. Всё. Мы пришли...

Порт - Саид в то время был городом с населением в 240 тысяч, довольно грязным - канализация не работала, да и во многих домах её просто не имелось. Мусорные отходы и помои выбрасывались и выливались из окон прямо на улицы, отходы человеческой жизнедеятельности валялись кругом и всюду. По своей захламлённости и дурному запаху он мне напоминает большинство сегодняшних городов России. Мы стоим в 10 - 15 метрах от берега. Слева, почти рядом, постамент от памятника Суэцу (главному строителю канала), за ним, в южном направлении пустующее здание американского консульства в копоти и с выбитыми окнами (негодующие египтяне разгромили его ещё в прошлогоднем июне), около него - функционирующее и днём, и ночью казино "Палас отель". Из ЦДП (центрально- дальномерный пункт) отлично просматривается вся прибрежная часть Саида и Фуад. Сразу за Фуадом, в семи километрах от нашей стоянки - израильские позиции. Там, в капонирах стоят захваченные у арабов в первые дни войны танки советского производства Т-54 (всего вместе с боезапасом было захвачено 250 танков) и время от времени ведут по арабам огонь. Советские корабли в этих баталиях участия не принимают, их задача (документ с грифом "Секретно") - начать боевые действия в случае высадки еврейского десанта на западный берег Суэцкого канала и уничтожить этот десант. Враги, естественно, об этом документе осведомлены, знают, чем рискуют, и поэтому в Порт- Саид и даже в Порт - Фуад живой силой не суются.

Когда советский корабль находится в египетских водах, личному составу начинают начислять валюту. Нам она начислялась в египетских фунтах каждые десять дней: матрос- 1 фунт 12 пиастров, ком. отделения - 2 ф. 24 п., старшина команды - 3 ф. 36 п., ком.БЧ - 7фунтов, командир эсминца - 12 фунтов. Русский советник командира военно- морской базы "Порт- Саид" – капитан первого ранга получал 150 фунтов в месяц.

Курс фунта был в то время 2 рубля 24 копейки и, несмотря на состояние войны, совершенно не менялся. За египетский фунт в Союзе давали 2 бона (валютных), которые в разного рода "берёзках" и у спекулянтов стоили от 10 до 15 рублей, то есть тот же фунт совершенно официально на законных основаниях можно было при желании превратить по крайней мере рублей в 20. С точки зрения здравого смысла было выгодно менять фунты на боны и уже за них дома чего- то покупать, т. к. в Египте цены были рыночными, а в СССР – государственными, т. е. устойчивыми. Но у нас, срочнослужащих, голова по этому поводу не болела, т. к. боновый обмен разрешалось производить только офицерам. Русский слесарь на судоверфи в Александрии получал за свою работу 55 фунтов (знал я одного), платил 18 за квартиру со всеми удобствами, на 17 фунтов жил, и, переводя 20 фунтов в боны, содержал семью и копил на машину. Килограмм свинины в преимущественно мусульманской (в Египте жили и несколько миллионов христиан) стране стоил 7 – 8 пиастров, 1 кг апельсинов - 3 пиастра, туфли - 2- 2,5 фунта, пачка сигарет – 15 - 40 пиастров, повозка с горой апельсинов вместе с ишаком предлагалась за 20 фунтов. Надо сказать, что базар в Порт - Саиде был огромным и чего там только не было: рыба величиной от мизинца до двух метров, продолговатые, весом до 12 кг арбузы, варёная, жареная и пареная снедь, лошади, ослы и верблюды, кругом бизнес (спекуляция по нашему) и шахер – махер (натуральный обмен).

Когда не было воздушных налётов и молчала артиллерия, нас организованно группами по пять человек во главе с офицером на 4 часа отпускали в город (в среднем это получалось не чаще 1 раза в 15 – 20 дней). Полицейские и джундии (солдаты) подходят, просят сфотографироваться вместе с ними, простой народ по отношению к русским добродушен и не вреден. Вот старик – феллах, по нашему - крестьянин, хоть он и мусульманин, увидел группу моряков, подбегает, что - то бормочет по - своему, обнимает русского и, опустившись на колени, целует ему руку. В 68 - ом году такие случаи не были редкими. По каналу туда и обратно каждый день ходит трудяга - корабль "Рамзес-2", чистит канал. От восхода до захода солнца каждые 15 минут в воду с каждого военного корабля бросаются гранаты с тем, чтобы воспрепятствовать возможной подводной диверсии. У аквалангиста от взрыва такой гранаты в радиусе 200 метров должны лопнуть ушные барабанные перепонки. Корабль после каждого броска содрогается, особенный грохот - в кубриках и в трюмах. Но, честно говоря, бессонницей никто не страдает ни в море, ни у стенки. Это сейчас за ночь сто раз перевернёшься и 20 раз проснёшься. А тогда... только дошёл до койки, упал и отключился. И просыпаешься только от тревоги, от тишины, бывает, приточная вентиляция отключится, и, если пришло время идти на вахту - твой товарищ только собирается тебя будить, а ты уже встал. Это уже твои внутренние биологические часы срабатывают.

Бич экипажа - тараканы и крысы. На корабле - так заведено - четырёхразовая уборка, а по субботам - большая приборка с утра в течение 4-х часов. Но жара, недостаток воды, ведь воду канала, кишащую микробами, можно было использовать с хлоркой только для хозяйственных нужд, и испортившиеся продукты делают своё дело. Тараканы попадают в еду десятками, а уж в кубриках по полу их шныряет огромное множество и маленьких, и рыжих, и чёрных. Первый кубрик постепенно освобождается от мешков с мукой, она спрессовалась, как цемент. В мешках - крысиные ходы и гнёзда. Ночью при выключенном свете крысы бегают стаями прямо по рундукам и по спящим на рундуках матросам. Визг и писк всю ночь. Уголки простыни завязываешь, чтобы знать, какой конец её должен быть под головой, а какой - со стороны ног. Простыни не меняются месяцами. Верхнюю простыню мочишь в банке с конденсатом и, мокрой, накрываешься, чтобы не было так жарко и, чтобы хвостатая тварь ненароком за лицо не укусила. Вот так и спишь. На Черноморском флоте за 50 пойманных крыс матросам давали 10 суток отпуска. Как сейчас помню, наш Федя Мамедов поймал их 42 штуки. По магистралям, трубопроводам он ставил проволочные петли и таким образом этих грызунов ловил. Его они даже покусали, и он выдержал серию прививок против бешенства. Недостающих 8 штук ему ребята «подарили», и в конце года, уже, будучи в Союзе, Федя ездил в свой Азербайджан. Здесь у меня небольшое лирическое, если можно так сказать, отступление.

Вот сегодня молодёжь всячески старается избавиться от службы в армии, а в моей молодости такие случаи были единичными. У Феди - Фирудина была болезнь. Эпилепсия. Но он из своего села попал (как, не знаю,- не буду врать) во флот. В селе у него была любовь, Чимназ её звали, и вот Федя всем, а в селе все друг друга знают, и своей любимой в первую очередь, хотел доказать и доказывал, что он совершенно нормальный и без отклонений. Командир наш Валентин Иванович Онюшкин был его земляком (из Баку) и, видно, между ними была, какая - то договорённость по этому поводу. Когда у Феди случалась падучая, к нему всегда подходили «папа» (так на корабле заглаза называли командира) и начальник медслужбы. Такое, в бытность моей с Федей службы, случалось с ним несколько раз, а демобилизовался он чуть позже меня.

От крыс наш корабль избавился, наверное, через год после описываемых мною событий. Где-то в начале 69-го наш медик, старший лейтенант Т. с ними покончил. Готовилась какая- то отрава, разводилась в воде, затем в этот раствор крошился хлеб, и этот хлеб разбрасывался по кубрикам. Мерзкие твари жрали отравленный хлеб, испытывали мучительную жажду. Сначала по ночам, затем и днём, в наглую, пили воду из стоящих рядом обрезов, по гражданскому – тазиков, раздувались и постепенно, где - то недели за полторы все передохли. До самого конца своей службы крыс я больше не видел. А медика (хороший был вообщем - то человек и врач) после офицерского суда чести с 4-ой боевой службы уже из Александрии отправили на попутном сухогрузе в Союз. За то, что пытался пронести на стенку и отоварить на фунты чемоданчик с сигаретами, а очередной замполит (вот уж кого матросы не жаловапи, из них - из их когорты, наверное, и произошли потом пресловутые перестройщики) его «заложил». Замполит на БС (боевой службе) – это человек не знающий вахт, изнывающий от безделья, проводящий для галочки пресловутые политзанятия - сухие и безжизненные, с опухшей от пересыпа физиономией. Может быть, моё мнение излишне субъективно, но и с других кораблей ребята о своих «замах» были не лучшего мнения.

Если говорить о сегодняшних днях, то армия и флот во многом благодаря и своим «замам» (один недоброй памяти Волкогонов чего стоил) предали Советскую присягу и сдали врагам нашу Родину.

… Порт - Саид был в то время городом - побратимом нашего русского Сталинграда, и в нём находился музей обороны. В основном там были представлены экспонаты, относящиеся к 1956- му году, когда на Египет, после национализации им Суэцкого канала, была предпринята англо – франко - израильская агрессия. Арабская страна с помощью Советского Союза отстояла свой суверенитет и канал, построенный египтянами, стал в полном смысле египетским каналом. После этого ОАР - объединенная арабская республика, в состав которой входила также и Сирия, - стала с нами дружить. В Египте с нашей помощью начали строить Асуанскую плотину, им были закуплены у Союза танки, самолёты и корабли, в частности 4 эсминца серии «30- бис», два из которых, помнится, назывались «Насер» и «Дамиетта», и которые, не в пример нашим кораблям, были неимоверно грязными. Так вот, арабы в 42- ом году в Сталинграде не были, но полагали, что их Порт - Саид совершил в 56- ом подвиг не меньше Сталинградского. В музее Порт - Саида была представлена диорама его обороны, и большие картины, изображающие воздушные бои. Причём один египетский ас на этих картинах обязательно сбивает трёх - четырёх израильских стервятников, что, конечно же, являлось полным вымыслом. В деморализованной миллионной армии ОАР 11 июня 1967 года были налицо все признаки хаоса и капитуляции, и, если бы наши корабли тогда не заняли Суэц, крах Египта, вероятно, был бы неизбежен. А сейчас, только в канале находились вместе с арабскими порядка десяти – пятнадцати наших военных кораблей. Два советских авиаполка под арабскими опознавательными базировались на египетской территории, наши военные советники и офицеры были задействованы на арабских кораблях. Наши специалисты трудились в Асуане и на Александрийской судоверфи, а из Югославии в период кризиса всегда могла оказать им помощь советская воздушно - десантная армия. Египет обещал идти по некапиталистическому пути.

…С радостью, как на отдых, выходили мы на 3 - 4 дня в море. Включались насосы забортной воды, два огромных душа (отверстия толщиной в палец) устанавливались на верхней палубе, и целебная средиземноморская водичка часами из них проливалась. Форма одежды - трусы, берет и сандалии, мыло - специальное для морской воды. Рыбу добывали со шлюпки, называемой Ял- 6, просто: глушили гранатами и собирали в 40 - литровые кастрюли руками. И ловилась рыба на крючок тоже хорошо, особенно под вечер, и ночью - под свет прожектора. На кованый крючок, привязанный к металлическому тросику, на мясную наживку ловились небольшие акулы, но их никто не ел, и такая ловля была чисто спортивной. В конце апреля вернулись в Севастополь.

… В июле на день Военно - морского флота СССР наш корабль был в Одессе. Вспоминается: cолнышко, хорошая погода, девушки улыбаются. На фасаде одного из домов огромный плакат со словами: «Моряк - любимец Родины!» К нам в гости пришёл киноактёр Михаил Пуговкин… В начале августа несколько суток принимали участие в совместных учениях с бригадой морской пехоты в районе Тендровской косы

(северо - западное Черноморье). Уже назревали чехословацкие события, и эта бригада готовилась к подавлению «бархатной» контрреволюции. Моряки и в Чехословакии выполнили свой долг, и солдаты (в первую очередь) – тоже! Во второй половине августа наc опять и срочно направили в Средиземку…

Во время затяжной, то вялотекущей, то с новой силой вспыхивающей войны с Израилем Египет декларативно увеличивал до пятидесяти миль ширину своих территориальных вод. Корабль, вторгшийся в 50- ти мильную зону, считался нарушителем и подвергался атаке. Мы несли круглосуточное боевое радиолокационное дежурство по обнаружению и сопровождению всех целей, вошедших в это пространство, и постоянно докладывали о них в штаб ВМБ дежурному арабскому офицеру. Как мы с ним общались?- По проводной связи через телефон - вертушку. Как понимали друг друга?- Довольно просто. Пришлось выучить несколько ключевых слов по английски: bearing (пеленг), distance (дистанция), course (курс), speed (скорость),one (один), two (два), three (три), four(четыре), five (пять) и т. д. до девяти, surface target (надводная цель).

Цель пеленговалась на ВИКО (выносной индикатор кругового обзора), вычислялись её курс и скорость, и эти данные докладывались по инстанции мистеру Тофику (именно так на нашей вахте звали их дежурного). Трёхзначное число, например, 235, докладывалось как two- three - five. Если скорость цели была менее десяти узлов, её «вели», но докладывали о ней редко, а вот если скорость её была 14 узлов и выше, то о ней докладывалось каждую минуту, потому что так без предварительного оповещения могли двигаться только военные корабли. В одно из таких дежурств и был обнаружен ещё за 50- ти мильной зоной корабль, шедший со скоростью более 18- ти узлов. Как потом выяснилось, это был израильский эм. «Элат»- корабль 2- го ранга, каких у Израиля имелось всего два. В атаку на него вышел советский катер серии «К» (в то время - новейший) со смешанным экипажем и первой ракетой (а у него их две, по одной с каждого борта) утопил вражеский эсминец. Вторая ракета была не нужна, но, тем не менее, она была пущена и точно попала в то место, где за мгновение до этого был эсминец. Чтобы показать и доказать всему миру, что ЭТО осуществили они - арабы, формального командира катера, египтянина, Гамаль Абдель Насер наградил высшей египетской наградой - «Ожерельем Нила». Вообще, 68-ой год был напряжённым, особенно в сентябре и октябре. Бомбёжка и арт. обстрелы были постоянными. Резервуары с нефтью в окрестностях Порт- Саида, врытые в землю, от попадания ракет горели днём и ночью, канал, по которому в город из пресного озера поступала вода, постоянно разрушался. Население постепенно покидало свой город, проклиная евреев и Америку. Видели мы и четверых пленных израильтянок, которых гнали по улице. При авианалётах (такое ощущение, что со всех крыш) джундии стреляют из зенитных пулемётов в небо, но до самолётов снаряды не достают, они – на высоте 10 километров в полной безнаказанности. На палубе стоят ящики с песком, потому что напалм только песком и гасится, но если он попадает на тело, то выжигает всё, и его ничем не сбить…

Наконец мы снова выходим в море на сопровождение авианосца «Индепенденс». Что он из себя представляет? Длина 335 метров, водоизмещение 75 тыс. тонн; осадка 11, 3 м; 50 самолётов. Иногда он разворачивается на обратный курс и тут уж нам приходится от него удирать, переходить при скорости в 30- 35 узлов на параллельный курс и снова пристраиваться ему в хвост. Бывает, что расстояние до него сжимается в 250- 300 метров (полтора кабельтова), невооружённым глазом хорошо видно людей, самолёты. У Америки уже в то время на флоте было три атомных военных надводника: авианосец «Энтерпрайз», который без дозаправки мог пройти 400 тыс. миль (18 раз вокруг земного шара), водоизмещением 85 тыс. тонн, крейсер «Лонг Бич» и фрегат «Бейнбридж». Но они в Средиземное море тогда не заходили.

Итак, гонка за авианосцем продолжается несколько дней, затем нас меняет свежий БПК из Севастополя, а мы берём курс на Александрию.

На Александрийском рейде поражает большое количество затопленных арабских военных и гражданских кораблей. Все они были взорваны ещё 5- го июня 1967-го года (чётко сработала израильская разведка), и только один египетский СКР успел в этом кошмаре избежать потопления, по тревоге поменяв место своей стоянки. Второе, что неприятно поразило в Александрии, это - измождённые дети, на вид десяти - двенадцати лет, таскающие в плетёных корзинах щебёнку, и надсмотрщик, в полосатом до пят халате, понукающий их плёткой. И третье (тогда советскими людьми это вообще не могло адекватно восприниматься), когда мы группой решили поискать место побезлюднее, где можно было бы искупаться, и уже заходили в воду, вдруг бежит cторож - старик с палкой, чего- то орёт, показывает на рядом стоящий плакат и гонит нас прочь. Оказалось, что полтора километра этого пустынного пляжа являются частным владением!

На общегородском пляже мы всё- таки искупались. Особенностью пляжа была скульптурная группа «Похищение Европы» и то, что от берега по мелководью можно было идти десятки метров. К числу достопримечательностей Александрии относились колонна Помпея, дворец и парк последнего короля Фарука и зоопарк, в котором животные были почти ручными. Можно было за пачку сигарет сфотографироваться, стоя на слоне, погладить гималайского медведя, покормить из рук всех животных, кроме льва и крокодила… Автобусы без дверей, с выбитыми стёклами гоняли по Александрии, как сумасшедшие, прохожие только успевали разбегаться в разные стороны; разносчики жвачки, сигарет и колы сновали по улицам, попрошайки выскакивали из - за каждого угла… И повсюду «купи- продай-сменяй», повсюду хорошо одетые господа и оборванцы, повсюду контраст между нищетой и богатством, повсюду магазины, помойки, мусор и грязь. Всё это было таким диким, что ни в какие рамки не лезло. И это всё, и даже намного хуже, через тридцать с лишним лет, сейчас культивируется в России. Тогда такое будущее и в самом кошмарном сне не могло присниться, и в самых невероятных грёзах пригрезиться!

…На этой же боевой службе северо- восточнее острова Крит (кажется, этот сектор назывался 35- ой точкой) в эскадре проводились учения по глубинному бомбометанию. В этом же районе бесследно пропала не в меру любопытная израильская ПЛ…

Новый 1969 год мы встречаем в Севастополе. В 24.00 из динамиков объявляется: «Команде пить компот!» У всех уже налито что- то посущественнее компота, но все делают вид, что это на самом деле - компот. Потом - пляски на юте под две электрогитары и барабан. С соседнего корабля человек сто скандируют: «Совершенный» просит шейк!»- заказ выполняется. Все довольны. Но уже бежит замполит и загоняет всех спать. Народ нехотя и медленно расходится.

«Дедовщины», о которой сейчас так много говорят и пишут, в моё время на флоте почти не было. Ну, разве что последний год (на флоте не «старики», как в армии, и не дембели, а «годки») не бачковал, то есть не занимался мытьём посуды. А посуду – бачки, ложки и чашки в прямом смысле не мыли, а протирали мокрой газетой. И хотя на вид посуда была чистой и обезжиренной (горчичного порошка для этого хватало), но типографская краска у многих проявлялась болезнями кишечно- желудочного тракта. И ещё. По неписанной традиции «годки», тем не менее, занимались бачкованием по праздникам, то есть, обслуживая «молодых» должны были вспомнить, что и сами были недавно «молодыми». Констатирую, что когда матрос и старшина занимались службой с утра до вечера «дедовщина» на корабле плохо приживалась, а в море на круглосуточной вахте - не имела места вообще.

…В мае 69-го Порт- Cаид представлял собой угнетающее зрелище. Система пресного водоснабжения была разбомблена и уже не восстанавливалась, в городе осталось всего около полутора тысяч населения. Наши моряки получали на умывание пол - литровую банку конденсата. Пища, вода - всё отдавало хлоркой. Мучила изжога. Тайком,

чтобы смыть с тела липкую грязь, поднимали банками из под сухарей микробную воду из Суэца, которая лишь на внешний вид была чистой. В жару вспыхнула эпидемия тропической лихорадки, которая проявляпась высокой температурой, диареей (как сейчас говорят) и ознобом. Сначала для больных освободили второй кубрик, затем третий, затем стали размещать их на верхней палубе. Здоровые спали на койках по очереди. Через неделю больных было уже 150 человек из 270- ти человек экипажа. Наконец пришёл сухогруз «Шексна», привёз пресную воду и лекарства. Приказом командования корабль был снят с первой линии (с боевой готовности) и направлен в Александрию. Эпидемия постепенно сошла на нет, но до самого окончания службы все меры профилактики в экипаже достаточно жёстко соблюдались.

В Александрии эсминец поставили на ремонт в док. Александрийский док - корабельный док мальтийского типа. В нём корабль фиксируется (подпирается) с обоих бортов брёвнами, опускаемыми с противоположных стенок дока на верёвках, после чего из дока откачивают воду. Такая конструкция простая, дешёвая, но не очень устойчивая - ходить по палубе разрешается не быстрым шагом и не в ногу. Арабы кое - как помогали нам с ремонтом, но в основном «стреляли» у моряков сигареты. Арабский «пролетарий» мог полчаса выкручивать болт из вентиляционного грибка, не соображая, что вторым ключом с обратной стороны надо зацепить гайку, чтобы не крутить болт до бесконечности. Работать в цистернах им не доверяли, и к каждому их рабочему был приставлен наш матрос для сопровождения. Всё это делалось для того, чтобы создать в Египте рабочий класс, но научить трудиться взрослого безграмотного люмпена - неразрешимая задача, в чём мы и убеждались здесь неоднократно на собственном опыте.

Что ещё особенного запомнилось от службы на флоте? -

Массированная бомбардировка, душное марево пустыни и голос из Москвы, усиленный динамиками (кажется, это был Катушев из ЦК): «Товарищи, Родина с вами, Родина вас не забудет!»… Обнаружение американской АПЛ и гидроакустический контакт с ней в течение 45- ти минут (отличился Ваня Ивакин из нашей команды и уже «допотопная» сейчас, гидроакустическая станция «ТАМИР - 5Н»)… Очередное возвращение в Порт - Саид и знакомый дельфин, радостно играющий с рыбкой прямо по курсу корабля… Танкер с почтой в открытом море и долгожданные, полуторамесячной давности письма из дома… Встреча и расставание кораблей (один заходит в канал, другой уходит на север) под протяжное: «По левому борту встать к борту!» и под марш «Прощание славянки», берущий за душу и не дающий ничего забыть… Строй белых форменок, фронтовик - капитан первого ранга на ГКП - рука у козырька, а по щекам – слёзы… Швартовка к Минной стенке в громе морского оркестра и шуме ноябрьского дождя… Далёкие, незабываемые годы. Как жаль, что их уже никогда не возвратить.

Да… Советский флот – это был ФЛОТ! Сегодняшний российский – лишь жалкий ЕГО остаток. Дай Бог нынешнему морскому офицеру за десять лет увидеть столько штормов и пройти столько миль, сколько видели и проходили мы их за один год!

…Я вижу, как у дальних берегов ровесник мой присягу выполняет;

Он ЗДЕСЬ покой Союза охраняет, ЗДЕСЬ пресекает вылазки врагов!

…Осень на исходе, мелодия «Изабелла» над заснеженным аэропортом, сухой комок в горле и приветливые лица моих земляков… Знаю: в далёком краю раненый моряк и в липком сне, и в жарком бреду всегда вспоминал родимую мать и отчую сторонку… Вхожу в свой дом и уже в подъезде кричу: «Мама, мама!» - Матушка с четвёртого этажа спешит ко мне. Здравствуй, мама! Здравствуй, Родина!

Воин - интернационалист, ветеран Пятой эскадры ВМФ СССР Александр Харчиков

Воспоминание...

Когда меня попросят рассказать

О службе на советском сильном флоте,

Скажу я: -"Это надо испытать,

А по рассказам вряд ли вы поймёте".

И всё ж, когда мне вспомнится опять

Флаг ВМФ, что за кормою вьётся,

Наполнят душу грусть и благодать,

И сердце учащённее забьётся...

С Либавой мы простились на рассвете,

Нас приняли балтийские просторы,

В объятиях ласкал упругий ветер,

Неведомая даль манила взоры.

Мы видели Борнхольм и Скагеррак,

И ледяное Северное море,

И реял над водою славный флаг,

И винт эсминца со штормами спорил.

И снова спать мне не дают былого тени,

И не забыть мне молодости грёзы,

Как египтянин старый на коленях

Нас поднимал и опускал залив

Бискайскою протяжною волною

И с югом познакомил, просолив,

И с муторною качкой килевою.

Окидывая взглядом Гибралтар

Под звёздами на чёрном небосводе,

Моряк о снежной Родине мечтал

В том дальнем и ответственном походе.

Минуя Хаммамет и Абукир,

Как по ступенькам мы дошли до цели,

Развязки ждал встревоженный эфир,

И с помощью мы вовремя успели.

На рубежах стремительной войны

Блеснули ЗУРСы и УРО-ракеты:

В Суэц вошли эскадры корабли,

Бортами зачерпнув чужие беды.

И снова спать мне не дают былого тени,

Плывут из юности моей картины-грёзы:

Старик-феллах, упавший на колени

Целует руку русскому матросу...

Над палубою звёзды полыхали

В бездонном небе Ближнего Востока,

И корабли на вахту заступали

В Египте до положенного срока.

И от заката через четверть часа,

Бросая в ночь гранаты до восхода,

Мы слышали орудия Фуада,

Мы видели клокочущую воду.

Мы твёрдо закрепились на канале,

Друзей своих спасли и защитили,

На языке арабском не смолкали

Заздравицы Союзу и России.

И Дарданеллы и Босфор прошли мы,

И Инкермана створы нас встречали,

Мы бодрыми от дома уходили

И радостными с моря возвращались.

Слезами светлыми плывут былого тени:

И Порт-Саид, и бомбовые грозы,

И египтянин старый на коленях

Целует руку русскому матросу...

Русский бард Александр Харчиков.

Несмотря на то что наша страна - сухопутное государство, День подводника - 19 марта, как и День Военно-морского флота, отмечают несколько десятков тысяч белорусов, служивших в подводном флоте СССР и России. Во все времена служба на флоте считалась одной из самых престижных. Мне повезло: служил вместе с фронтовиками-подводниками. Их рассказы и воспоминания сохранились в моей памяти.


Петропавловск-Камчатский, 1979 год. Усталая подлодка из глубины идет домой


Только за период с 1930 по 1939 год для флота СССР было построено более 20 больших, 80 средних и 60 малых подводных лодок. К началу Великой Отечественной войны в составе четырех флотов (Балтийский, Черноморский, Северный, Тихоокеанский) имелось 212 подводных лодок. Советскими подводными лодками в годы войны было потоплено 35% морского транспорта и боевых кораблей противника. Были большие потери и с нашей стороны. Во время ВОВ погибло 90 советских подводных лодок и 5,5 тысячи моряков-подводников.

…Я службу начинал с дизельной средней подводной лодки С-176 Тихоокеанского флота. Примером на всю жизнь остался мой первый командир - капитан 2-го ранга И.И. Блюменсон - безукоризненный образец военно-морского офицера. Под его командованием лодка выполнила более десяти боевых служб в суровых климатических условиях Японского и Восточно-Китайского морей, участвовала и становилась победителем в торпедных стрельбах на приз главнокомандующего ВМФ и министра обороны СССР и так далее.

В 1976 году боевая служба проходила в Восточно-Китайском море. Выполняли задачу разведки за действиями иностранных военных кораблей. На подводной лодке не было кондиционера, запас пресной воды составлял 4,5 тонны. Температура воздуха в 6-м отсеке, где несли вахту матросы в подводном положении, достигала плюс 60 °С. Вахту несли по 15-20 минут. В этом же отсеке на 21-е сутки плавания возник пожар, загорелась станция управления линией вала левого борта, а это значит, что лодка практически без хода. Подводники отсека остались наедине с огнем. Благодаря мужеству и отваге пожар был потушен и материальная часть в течение 8 часов была введена в строй.



Два земляка: офицер-подводник Евгений КРИЧЕВЦОВ (слева) и кавалер ордена Красной Звезды маринист В.И. РУДОЙ (справа).
Ракетный подводный крейсер стратегического назначения К-477, 1983 год


Пресная вода давалась два раза в сутки - утром и перед обедом. Около десяти человек получили тепловые удары. Высокие профессиональные навыки в этой сложной обстановке проявил корабельный врач. Восточно-Китайское море мелководное, средняя глубина не более 50 метров. Приходилось в буквальном смысле слова плавать «ползком на брюхе». Моральное и физическое напряжение людей достигало предела, так как приходилось управлять всеми системами корабля вручную. Несмотря на трудности, не было случая, чтобы кто-то из экипажа проявил слабость или трусость.

Следующим этапом моей служебной деятельности была атомная подводная лодка К-48 - атомная ракетная подводная лодка с крылатыми ракетами П-6 (8 ракет), размещенными в контейнерах вне прочного корпуса. Она предназначена для уничтожения авианосных ударных соединений противника. Наша лодка прошла модернизацию, на вооружении появились ракеты П-500, новая аппаратура - система космического целеуказания «Касатка Б». Ракеты самостоятельно со спутника не только находили цель, меняли траекторию полета, но и выбирали главную цель противника.

На этой подводной лодке были различного рода ситуации. Так, по халатности одного из молодых матросов мы провалились на глубину более 400 метров, когда предельная глубина погружения - 300 метров. Вместо того чтобы из цистерны откачивать воду, молодой матрос, перепутав клапаны, стал принимать воду - 47 тонн забортной воды. Корабль стал быстро проваливаться вниз…

Под килем было 6 километров. Продувать цистерну сжатым воздухом на глубине ниже 100 метров нельзя, ее просто разорвет. Единственное спасение - это горизонтальные рули на всплытие и полный ход вперед, что и сделали боцман и операторы дистанционного управления ядерным реактором. При дифференте 15 градусов и более автоматически срабатывает защита ядерного реактора, подлодка обесточивается. Благодаря умелым и грамотным действиям операторов дистанционного управления атомным реактором был обеспечен заданный ход подводной лодки. Остановились на глубине 416 метров, ходом всплыли на перископную глубину, продули балласт. С нами выходил в море начальник штаба дивизии капитан 1-го ранга Крестовский И.А. Открыли верхний рубочный люк, вышли наверх, закурили, я взглянул на начштаба - человек, который имел пышную черную шевелюру, за несколько минут стал седым. Абсолютное большинство членов экипажа так и не поняли, что случилось...



Камчатка, 1976 год. Встреча после успешного похода.
По традиции подводников экипажу вручают поросенка


На этой подводной лодке в 1979 году несли 8-месячную службу в Индийском океане.

Затем меня перевели на новое место службы - РПК СН (ракетный подводный крейсер стратегического назначения К-477). На вооружении данной подводной лодки находилось 12 межконтинентальных ракет Р-29, имеющих дальность 9100 километров. Именно создание такого проекта РПК СН послужило основанием считать, что ядерные силы СССР и США были выровнены. На этом корабле служил мой земляк - Василий Иосифович Рудой. Вместе мы прослужили с 1980 по 1985 год. В 2014 году он ушел из жизни.

В моей памяти остались боевые службы в 1983-1984 годах, когда Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю.В. Андропов отдал приказ в ответ на размещенные американские ракеты «Томагавк» в Западной Европе отправить ракетные подводные крейсера стратегического назначения к берегам США для того, чтобы подлетное время ракет было адекватно американским 1,5-2 минутам. Это был самый разгар холодной войны. Мы знали, что еще в 1968 году верховное командование НАТО утвердило Положение о вступлении в бой, которым в случае обнаружения неопознанных подводных лодок в территориальных водах предписывалось применять предупредительные сигналы взрывами, вынуждая подводную лодку всплыть. В случае если лодка не всплывала, она должна быть атакована противолодочным оружием и уничтожена. Вот в этих условиях мы осуществляли боевое патрулирование. Личный состав находился в постоянной готовности.

Сейчас, по прошествии тридцати с лишним лет, думать об этом страшно, но реальность времени холодной войны была такова, что она в любой момент могла превратиться в «горячую». В руководящих документах на боевую службу все было четко расписано: как и что надо делать, куда наносить удар и так далее. Но ни слова не говорилось о том, как действовать после нанесения удара. И командование ВМФ, и командный состав ПЛ прекрасно понимали: шансов на возвращение исключительно мало. Вероятность гибели была близка к 100%.

В преддверии Дня подводника хочу еще раз отметить подвиг подводников, которые прорывались через минные поля и противолодочные сети противника, совершали дерзкие прорывы во вражеские военно-морские базы, вместе разделяя радость побед. В годы холодной войны подводники делили хлеб и соль, кислород, радость успехов и горечь неудач. Проливали пот, недосыпали, изматывали нервы в рутинных буднях повседневной боевой подготовки, тратили здоровье, рисковали жизнью во время многомесячных автономок, а некоторые и гибли, уходя со своими субмаринами на дно океанов. Но у нас не иссякали мужество, верность и преданность Родине, которые были заложены нашими предками. И мы всегда будем гордиться, что служили в Военно-морском флоте, на подводных лодках.

Офицер-подводник Евгений КРИЧЕВЦОВ

«Каждый должен уметь правильно расставлять жизненные приоритеты. Я всю жизнь считал, что главное-это интересы Родины, затем честь и, наконец, - жизнь».
Командующий Балтийским Флотом
адмирал Николай Оттович фон Эссен.

Подготовка командного состава ВМФ СССР осуществлялась системой ВМУЗ. К сожалению, даже в командных училищах уделялось недостаточно внимания командирской подготовке курсантов. Профессиональный отбор с проверкой абитуриентов психологами вообще не проводился. Это всё не могло не сказаться на соответствии командиров всех степеней их должностям. Раньше училища выпускали офицеров, в дипломах которых значилось «вахтенный начальник». На флотах они назначались на должности командиров БЧ-1, 2 или 3. Совершенствуясь по специальности, офицеры с первого дня готовились стать командирами подводных лодок. И это было естественно. Позднее, когда вырос уровень вооружения лодок, командные училища стали выпускать офицеров по специальностям: штурман, ракетчик или минёр, из которых в дальнейшем и выходили командиры лодок.

Правда были эксперименты, когда продвигали на командные должности специалистов по электронике и даже химиков. Это были, главным образом, «инвалиды». т. к., эксперимент был неудачным.Кроме «брака», из этого ничего не вышло, а то, что ломали этим людям судьбы, всем начальникам было безразлично.

Анализ аварий и происшествий показал: если командир из штурманов, на корабле не было навигационных происшествий и аварий. Когда командир - из минеров или ракетчиков, корабль не имел происшествий с оружием и отлично выполнял торпедные и ракетные стрельбы.

Но была еще одна категория командиров. Это командиры атомоходов, которые вышли из командиров - дизелистов. Попробую пояснить. Конец 50-х - начало 60-х годов - время становления нашего атомного подводного флота. Тогда подводный флот насчитывал в своем составе несколько сот дизельных подводных лодок типа «М» проекта 615, типа «С» проекта 613 и типа «Б» 611(641) разных модификаций. На флоте существовал порядок - командиры дизельных лодок типа«М» продвигались на должность командиров средних пл пр.613, а позже становились командирами больших пл проекта 611 или 641. Из них вышли и первые командиры атомоходов. Как показала практика, это было грамотное решение. Так сложилась новая специальность - «Командир подводной лодки». Из 10- 15 лет службы на подводных лодках эти офицеры были в должности командиров лодок от 7 до 10 лет. У них и мышление было совсем другое, чем у офицеров атомных крейсерских подводных лодок, прошедших путь от командира группы до командира лодки за тот же срок. Первые командиры атомных лодок имели большой опыт службы в должности командиров, но недостаточно хорошо разбирались в тонкостях ГЭУ и нового ракетного оружия. Им приходилось учиться этому на берегу и в море. В штабах соединений была предусмотрена должность «Заместитель командира бригады (дивизии) по подготовке командиров». Они обучали командиров самостоятельным действиям в море.

Занимаясь исследованием операций и анализом БС сил ТОФа, я встречался практически со всеми командирами подводных лодок в период с 1972 по1978 г. г. Не могу сказать, что их действия всегда были безошибочными и грамотными. Не все могли принять волевое и обоснованное решение. Их действия чаще всего носили формальный характер. Творчества было крайне мало. Встречались и те, кто грубо нарушал или вообще не выполнял боевые распоряжения. Только покровительство со стороны командования флотом спасло некоторых от предания суду военного трибунала. Во время войны их действия неминуемо привели бы к срыву выполнения поставленной задачи и гибели подводной лодки. Они часто забывали требование КУ-55 ст.147. «Командир корабля отвечает за безопасность кораблевождения и маневрирования корабля. Он должен управлять кораблем смело, энергично и решительно, без боязни ответственности за рискованный маневр, диктуемый обстановкой».

Профессиональные знания, морская выучка и практические навыки, общее развитие и культура, уважительное отношение к подчиненным, способность отстоять свое мнение перед начальством формируют авторитет командира лодки. Главная роль в становлении командира лодки отводится командованию соединений, т. е. его непосредственным начальникам. Если капитан 1 ранга командир атомной ракетной подводной лодки добирается до места службы в кузове грузовика («коломбины»), а не в автобусе или в служебной легковой машине, если на еженедельных подведениях итогов командир соединения позволяет отчитывать командира лодки в присутствии его подчиненных (зама или старпома), если в море старший на борту исполняет роль командира, подчас подменяя его, если флагманские специалисты соединения не помогают утверждению в сознании членов экипажа авторитета командира, как 1-го штурмана, 1-го минера и 1-го ракетчика на лодке, то это всё подрывает авторитет командира подводной лодки и не способствует боеготовности корабля. Всегда в отечественном подводном флоте было здоровое стремление строевых офицеров стать командирами. Однако, в середине 70-х годов в некоторых объединениях сложилась ситуация, когда старшие помощники командира не хотели сдавать на допуск к самостоятельному управлению лодкой, боясь ответственности. Так в 1977 г. во 2-ой флотилии лодок ТОФ из 21 старпома 19 не сдавали на допуск. В этом вина Командования ВМФ, которое многими своими действиями способствовало созданию такого положения на флотах.

Мои слова полностью подтверждаются и воспоминаниями капитана 1 ранга Копьёва А. Ф. «Я был удивлен одним обстоятельством: Рычков, исполняя должность старшего помощника два года, не стремился сдать зачеты на допуск к самостоятельному управлению кораблем и пользовался особым расположением начальника штаба капитана 1 ранга Алкаева Н. Н., выполняя меркантильные поручения последнего.»

К сожалению, командирские качества проявляются и воспитываются у моряков не в простой обстановке, а в аварийных ситуациях. Анализ аварий и катастроф в ВМФ СССР и РФ подтверждает высказывание ГК ВМФ адмирала Флота Советского Союза С. Г. Горшкова, что чаще всего - это дело рук человеческих. Мы сами создаем предпосылки к авариям, не выполняя азы подводной и морской службы, записанные в уставах ВМФ.

Те, кто создает эти предпосылки, не пришельцы из космоса, а вышедшие из нашей среды командиры и начальники разных уровней, порой незаслуженно пригретые высокими покровителями и с их легкой руки продвинутые на высокие должности, которые являлись трамплином в их служебной карьере. Виной всему сложившаяся система, прекрасно описанная английским публицистом Сирилом. Н. Паркинсоном в его книге «Законы Паркинсона». Эти объективные законы развития человеческого общества действуют независимо от общественного строя, будь то социализм или капитализм. Однако, в определенных видах человеческой деятельности можно создавать условия, не допуская «случайных людей» в элиту Вооруженных Сил - военных летчиков и моряков-подводников.

Летчик практически остается один на один с техникой в системе «человек- машина». У подводников та же ситуация. Анализы аварий подтверждают, что кто-то вмешался, нарушил правила отбора л/с и «подсунул брак», а брак дал сбой. Количество катастроф в подводном флоте можно значительно уменьшить, только решив задачу качественной подготовки КОМАНДИРОВ ПОДВОДНЫХ ЛОДОК.

Во-первых, командиры атомных стратегических подводных лодок по международному статусу выше командиров надводных кораблей, за исключением авианесущего крейсера, единственного в составе ВМФ РФ. Командиры атомоходов с помощью имеющегося на лодке вооружения могут решать стратегические задачи , в то время, как командиры надводных кораблей могут решать только тактические задачи . Командир стратегической подводной лодки может рассматриваться как персона, которая самостоятельно может НАЧАТЬ ВОЙНУ, ВЕСТИ БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ С ПРИМЕНЕНИЕМ ЯДЕРНОГО ОРУЖИЯ И ВЫИГРАТЬ ВОЙНУ, УНИЧТОЖИВ ТО ИЛИ ИНОЕ ГОСУДАРСТВО.

Такой статус командиров атомоходов требует особого отношения к ним со стороны не только их прямых начальников и Командования ВМФ, но и Верховного Командования ВС России.

Во-вторых , над всем экипажем лодки - «один рубочный люк». Он задраивается и отдраивается только командиром лодки, это играет большую психологическую роль.

В-третьих , у подводников офицеры, старшины и матросы питаются одним и тем же пайком с одного камбуза. Казалось бы, что это мелочь. Но нет, это имеет большое моральное значение. Экипаж лодки - это одна большая семья, когда от каждого зависит жизнь всех его членов. Создать по-настоящему профессиональный, дружный и сплоченный коллектив может не каждый командир.

В - четвертых , когда лодки имели только тактические номера, моряки своему экипажу давали имя командира. Этого никогда не было у надводников, которые на вопрос, где они служат, называли имя, присвоенное кораблю. Например, на Ворошилове (имея ввиду БПК «Маршал Ворошилов»).

В - пятых , экипаж подводного крейсера насчитывает не более 150 человек, в т. ч. около 30 офицеров. Командир знает всё о своих подчиненных, Это на надводных крейсерах с экипажем 500-700 человек командир знает ограниченный круг лиц. Поэтому нигде кроме, как на подводной лодке, нет такой близости командира к своим подчиненным. Здесь каждый матрос и старшина чувствуют «плечо друг друга», в т. ч. и командира, который всегда рядом. Они смотрят на него как на человека, от которого зависит не только их будущее, их жизнь, но и который при выполнении боевых задач может послать их на смерть. Такого ни на одном надводном корабле быть не может.

Ни командование дивизии, ни командование флотилии, а КОМАНДИР ПОДВОДНОЙ ЛОДКИ-ЦЕНТРАЛЬНОЕ ЗВЕНО, на котором должен держаться ПОДВОДНЫЙ ФЛОТ.

Для восстановления престижа службы на подводных лодках и повышения роли командира в системе ВМФ и ВС РФ я бы предложил:
1. Представляя офицера к назначению на должность командира подводной лодки, рассматривать несколько кандидатов, учитывая и указывая при этом:
1). Срок службы на подводных лодках.
2). Плавательный ценз и знание театра.
3). «Везение по службе».
4). Его реакцию на изменение обстановки при движении лодки на максимальной для нее скорости (в узлах). Например «Реакция на 10 узлов».
5). Поведение и действия в аварийных ситуациях (если такие были).
6). Продвижение по службе и сроки получения воинского звания.
7). Достигнутые успехи на предыдущих должностях.
8). Оценки за сдачи курсовых задач (при окончательном назначении).
9). Ошибки и недостатки, выявленные в период временного назначения.
10). Преимущества данного кандидата перед другими.
11). Отзывы о нём командиров других лодок соединения.

2. В дополнение к действующей системе ввести новый порядок «временного назначения на должность командира лодки с испытательным сроком до сдачи всех курсовых задач».
Право окончательного назначения на должность командиров многоцелевых атомных и дизельных лодок предоставить ГК ВМФ, а стратегических кораблей - М. О. РФ. Вместе с приказом о назначении командиром лодки, М. О. РФ награждает его знаком «Командир подводной лодки» и выделяет ему персональный легковой автомобиль («Волга» или «ВАЗ»).

3. Изменить организацию приёмо - передачи лодок экипажами.
После приёмо -передачи пл от одного экипажа другому, командир принимающего экипажа лично докладывает (по телефону и письменно) Командующему Флотом, а командиры тк и рпкСН - ГК ВМФ РФ, о чем немедленно издается приказ Комфлота или ГК ВМФ.

4. Установить денежную доплату «Командирские», после окончательного назначения на должность командира лодки.

5. В 1996 г. ГК ВМФ адмирал Громов Ф., будучи надводником, изменил ранее действующий приказ о нагрудном знаке командира подводной лодки, включив в него и командира надводного корабля. Это заслуживает одобрения. В части ношения этого знака после перехода на службу, не связанную с командованием кораблем, он допустил грубую ошибку, лишив командиров права ношения этого знака пожизненно. Приложение № 1 «ПОЛОЖЕНИЕ о нагрудном знаке «командира корабля» действующего приказа М. О. РФ от 21 марта 1996 г. (об учреждении нагрудных знаков «Командир корабля» в части касающейся «Командира подводной лодки»).

П редлагаю изменить приложение №1:
1). Нагрудный знак «Командир надводного корабля» вручается командирам надводных кораблей на основании приказов командующих флотами, Каспийской флотилией и командира Новороссийского военно-морского района.
2). Нагрудный знак «Командир подводной лодки» вручается командирам подводных лодок при вступлении в постоянное командование подводной лодкой.
3). Основанием для награждения нагрудным знаком является приказ М. О. РФ только для стратегических подводных лодок. Для остальных лодок - приказы ГК ВМФ, Командующих флотами, Каспийской флотилии и командира Новороссийского военно-морского района.
4). Вместо фразы «Право ношения этого нагрудного знака сохраняется за командирами надводных кораблей и командирами подводных лодок и при последующем их назначении на должности начальников штабов, заместителей командиров и командиров соединений и объединений кораблей. При перемещении по службе на должности, не связанные с командованием кораблями, знак остается у офицера, адмирала без права ношения на военной форме одежды».
Читать в новой редакции: «Право ношения этого нагрудного знака сохраняется за командирами надводных кораблей и командирами подводных лодок пожизненно» .

6. С 1906 года все офицеры российского флота, изъявившие желание служить на подводных лодках, должны были пройти специальную подготовку в течение 10 месяцев и закончить классы на базе учебного отряда подводного плавания в г. Либава. Сдавшие выпускные экзамены получали звание «ОФИЦЕР ПОДВОДНОГО ПЛАВАНИЯ» .

Предлагаю:
1) Внести следующие изменения. «Офицеру, закончившему Высшее Военно-морское учебное заведение и сдавшему на самостоятельное управление подразделением на пл согласно занимаемой должности, после сдачи всех курсовых задач присваивать воинское звание
«ОФИЦЕР ПОДВОДНОГО ПЛАВАНИЯ».

Например, в дальнейшем его воинское звание будет значиться «лейтенант (капитан - лейтенант, адмирал) подводного плавания». Такой прецедент в ВС РФ существует. Офицеры - врачи носят дополнение к званию - «медицинской службы», юристы - «административной службы», интенданты-«интендантской»службы. Офицерам, находящимся на действительной военной службе, в запасе или в отставке, и соответствующим вышеизложенным требованиям, внести необходимые дополнения в записи по воинским званиям во все документы. Ответственность за реализацию данного решения возложить на кадровые органы ВМФ РФ и военные комиссариаты РФ.

7. Разработать и внедрить комплексную программу подготовки командного состава подводных лодок.
Включить в неё следующие вопросы:
1). В системе ВМУЗов: - Возвратить ВУЗам ВМФ название ВВМУ;
- Разделить (организационно) подготовку курсантов:
а. на подготовку специалистов надводных кораблей; б. на подготовку специалистов по подводным лодкам;
- В программы обучения курсантов и слушателей
ввести курс «Командирская подготовка»;
- Считать основной задачей учебных заведений ВМФ
воспитание профессионально подготовленного Командира.

2). В ВМФ.
- Ввести в штат должности военных психологов, подчинив их только главному военному специалисту - психологу Флота и предоставив им решающее право при отборе и аттестации курсантов, матросов, старшин и офицеров. (Нельзя их подчинять командованию частями, соединениями и объединениями, иначе они станут орудием мщения и коррупции в руках нечистоплотных военных чиновников).
- Широко использовать имеющийся опыт психологического тестирования кандидатов всех уровней.
3). Командованию ВМФ, совместно с Ветеранскими организациями моряков-подводников (всех действующих организаций в РФ и странах СНГ), как коллективному органу, имеющему значительные знания и опыт, в течение определенного срока (например-6 месяцев) подготовить и провести научно-практическую конференцию по вопросу «Командир пл и его место в системе ВМФ РФ» .

Итогом данного совещания должно быть принятие документа, определяющего место и особые права командира подводной лодки. Для успешной его реализации должна быть предложена реальная комплексная программа, касающаяся всех организаций и учреждений ВМФ РФ, от которых зависит формирование командира как личности.

Сегодня нет моряков - подводников России, которых бы не интересовало будущее подводного флота. Мне хотелось бы услышать мнение по этим заметкам.

Воспоминания о флотской службе.

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

ИЗ НЕЖНОГО

Я прибыл на флот совершенно непуганным лейтенантом. Настолько непуганым, что вместо мата, который ныне так врос в мой лексикон, что иногда проскакивает даже в беседах с дамами, я в те нежные годы к месту и не к месту употреблял исключительно термины «пожалуйста» и «спасибо».
Лейтенанты на флоте появляются в конце августа, после отпуска, который дается лейтенанту как последний шанс почувствовать себя человеком. А чтобы лучше чувствовалось, Родина и финчасть выделяют ему аж целых две получки. Так было, а как сегодня, в условиях фатальной неуплаты денежного довольствия – не знаю. Но в мои времена было так. После 15 рублей 80 копеек денежного содержания — дико, да. А на ресторан раз в месяц с женой хватало. И не только.
Я получил целых 440 рублей. Гуляй душа. И душа гуляла. Ездить на трамвае мы с Людой считали ниже офицерского достоинства. Только такси! Отпуск провели у её родителей в Батуми. Напротив их дома был парк под названием Пионерский, а дальше дельфинарий и «дикий» пляж. Пляж был галечный и ходить по нему босыми ногами было больно. Однажды мы долго резвились в воде и не заметили, что течение унесло нас далеко от того места, где осталась одежда. Вы бывали на Черном море в районе Батуми? Если были, то помните, что галька там лежит крутым барханом, скрывая приморскую территорию, а в обозримом пространстве этот пляж одинаков – никаких ориентиров. Не подозревая о коварном течении, мы попрыгали по острой гальке вдоль уреза воды, одежду не нашли и приняли героическое решение следовать домой в чём есть. Путь был недалёк, но смущала возможная реакция местного населения с его грузино-турецкой кровью. К счастью, батумский пляж в ту пору патрулировался по вечерам пограничниками. Пограничники нас и спасли, ибо обнаружение на берегу одежды без купальщиков привело их к выводу, что последние находятся на пути в Турцию. До тревоги дело не дошло, но определенное волнение мы разглядели издалека. Правда, чтобы добраться до своих вещей, успокоить наряд и одеться, пришлось выбираться на набережную и следовать в бикини среди нарядных отдыхающих.
После этого мы стали ходить на городской пляж. Туда было далеко, но зато по пути находился восхитительный подвальчик с сухими винами в бочках. Из каждой бочки можно было снять пробу, совершенно бесплатно, а бутылка вина с собой стоила таких смешных денег, что даже и говорить не стоит. Завершающим аккордом этого чудесного отпуска было посещение ресторана «Салхино», где мои золотые погоны и кортик, а также молодая жена (не без того, конечно), — явились залогом успеха. Естественно, я этот успех отнес на свой счет, хотя дело, видимо, было в Людмиле. К чести грузин надо сказать, что они очень тактичны в этом отношении. Кажется, даже платить за столик не пришлось, так как гостеприимные грузины засыпали нас подарками. Видимо, я отвечал тем-же, но во всяком случае, весь разгул с лихвой окупился заначенной двадцаткой. Попробуйте сейчас сходить в Грузии в ресторан, если, конечно, у вас хватит смелости туда поехать. Кому потребовалось разжигать национальную рознь?
Приятно попадать с корабля на бал. Уверяю вас, что обратный процесс просто болезнен. Началось все с того, что корабля (т.е. экипажа) просто не было. После нудного хождения в отдел кадров я был назначен на ПЛА 675 проекта (теперь можно), а мой экипаж находился в отпуске. Временно меня прикомандировали к другому, где, чтобы не мешал, сразу вручили зачетный лист и объяснили, что на пирс я могу выходить только для отправления естественных надобностей (читайте Покровского. Гальюны и их содержимое – его любимая тема). Приютивший меня экипаж, отрабатывал первую курсовую задачу, и ему было не до меня. В день моего торжественного явления они как раз сдавали задачу Ж-1 (по имитации пожара и борьбы за живучесть), а я — зеленый — оказался на борту по недосмотру вахты. Поскольку никто меня не инструктировал, а сам я, естественно, действий не представлял, то попытался отсидеться в единственном знакомом мне месте – в рубке гидроакустиков. Там я и был отловлен посредником, ибо по учению второй отсек был назначен аварийным. Меня быстренько объявили трупом, задачу не приняли, а на разборе так и говорили: «Во втором отсеке обнаружен труп лейтенанта Кутузова». Только совершенно лишенный воображения человек не представит себе отношение ко мне командования экипажа после этого случая.
Пока я лазил по трюмам, изучая лодку, и смотрел на солнце только с корня пирсов, Людмила с Алешкой проживала в гостинице. Как? Очень просто. Сначала в холле гостиницы им поставили раскладушку (вошли в положение), а когда прошла неделя, а от меня ни слуху, ни духу – раскладушку перенесли в комнату бытового обслуживания, потеснив гладильные доски. Впрочем, таких лейтенантов там было много. Причем, проживали в долг, так как самые большие отпускные все равно кончаются раньше, чем сам отпуск, а на подъемное пособие приходилось рассчитывать в первом полугодии службы. Красота, скажет сегодняшний лейтенант, который с училища знает, что получит таковое не раньше, чем переведется на новое место, такое, чтоб пришлось полностью рассчитать за предыдущее. Когда все кредиты были исчерпаны, мы стали скитаться по новым друзьям и просто незнакомым людям, более недели-двух на одном месте не задерживались. Причем необходимость нового переезда вызывала резко негативную реакцию у командования (лейтенанта — в городок?). Надо признать, что эти испытания Людмила вынесла с честью и даже поддерживала меня, когда я падал духом.
Позже, имея квартиру и холостякуя до приезда семьи, я сам ходил в гостиницу и забирал таких бедолаг к себе на постой. Это было нормальным явлением и никого не удивляло. Тогда, а как сейчас?
Однажды жена, приехав с большой земли, нашла в своих вещах чужой лифчик. Реакция представима. Просто жена очередного проживающего у меня лейтенанта еще не привыкла убирать свои вещи (а вы что подумали?).
Отпуска родного в будущем экипажа мне вполне хватило, чтобы сдать зачеты на самостоятельное управление. К чести командира Некрасова следует признать, что после того, как пеня за хранение контейнера на станции троекратно превысила стоимость его доставки, он все-таки отпустил меня в Мурманск за получением этого самого контейнера. И надо же было, что к тому времени, всего-то полтора месяца со дня прибытия, мне уже было куда завезти вещи. Сердобольное домоуправление без прописки и ордера пустило нас – три лейтенантских семьи – в двухкомнатную проходную квартиру. Вдвоем с бывшим одноклассником (впятером, если считать наших жен и Алешку) мы заняли проходную комнату.
А дальше, как верно отметил тов. Покровский, все как-то само собой устроилось. На флоте, действительно, все рано или поздно устраивается само, важно только не мешать этому процессу. Лейтенанты-соквартирники разъехались, вернулся с отпуска мой экипаж, выдали получку и подъемные – жизнь пошла. К концу года я уже ушел в свою первую автономку на 675 проекте.
Первая автономка – это этап для лейтенанта. Статус офицера он еще не приобретает, но получает полное право смотреть свысока на одногодков, в дальнем походе еще не побывавших.
Описанный этап моей жизни занял меньше года. Нежное кончилось. Я научился материться, пить неразбавленный спирт, управлять матросами и умеренно хамить начальству. Дальше дело пошло легче.

КАК Я НАЧИНАЛ

Подводных лодок 675 проекта на сегодняшний день в боевом составе не осталось, поэтому о ней можно смело писать. Это была атомная лодка1-го поколения, с крылатыми противокорабельными ракетами среднего радиуса (кажется 350 км). Ракеты помещались в восьми побортных контейнерах, которые для старта поднимались в наклонное положение. За эту особенность лодки именовались «раскладушками». Второй особенность лодок этой серии была чрезвычайно высокая шумность, за что по классификации журнала «Джейн» они были отнесены к классу «Эхо», а на жаргоне именовались «ревущими коровами».


ПЛАРК проекта 675 (до модернизации)

Лодка имела 10 отсеков, центральный пост – в 3-м, рубка гидроакустиков – во 2-ом. Поскольку целеуказание для ракет предусматривалось от самолета, позже – спутника, а управление ракетами в полете – от РЛС, антенна которой размещалась в поворотной части рубки – применение ракетного оружия предусматривалось из надводного положения. Таким образом, на этих ПЛА служили герои-смертники, но, к счастью, ни одна из этих лодок участия в боевых действиях не принимала.
При освоении корабля гоняли нас, лейтенантов, нещадно. Зачеты на допуск к дежурству принимал лично командир БЧ-5 Миша Гершонюк, знаменитый тем, что однажды пытался сесть в автобус в форме и зеленой фетровой шляпе. Каждую систему корабля надо было вычертить на память, а затем показать по месту. Миша, старый и толстый, не ленился пролезть в любую шхеру, где прятался нужный клапан. Как правило, очередной вопрос он закрывал с 4-5 предъявлений. До сдачи зачетов лейтенанту схода нет – это закон. Кроме того, существовал и такой стимул: на служебном совещании старпом поднимает тебя и говорит, обращаясь к остальным офицерам: «Вот лейтенант, он не сдает зачеты, вы все дежурите за него….». Но и допущенные не расслаблялись. Снимал Миша с дежурства нещадно – сам, хотя такое право дано только командиру и старпому. Семьи Миша не имел, и с лодки его обычно выводила вахта, пьяного в то самое место, в которое его при этом толкали. Каюта у него была во втором (на 675 проекте этот отсек аккумуляторный). В каюте имелась встроенная цистерна «шила» (спирта), и после вечернего доклада Миша к ней присасывался. Часа через два дежурный обнаруживал дым во втором — смелый Миша закуривал, несмотря на водород. После чего его обычно и выгружали на пирс.
Эпизод. Лодка в навигационном ремонте, в Малой Лопатке. Лето, расслабуха. Вахта греет животы на пирсе, а в центральном – дежурный по ПЛА лейтенант Кутузов, все системы корабля – по — базовому. Ожил «Каштан» (боевая трансляция): «Командир БЧ-5 вызывает дежурного». Прихожу, докладываю. Миша из заветной цистерны нацеживает полстакана, сует мне, возражений не приемлет. Отказаться не смею, выпиваю, бросаюсь к раковине запить, закуска не предложена. И вот тут вспоминаю, что пресная система отключена. Миша, очень спокойно: «Понял, лейтенант? Вот так я и мучаюсь».
Эпизод. Место и время действия то — же. У меня работают гражданские специалисты. Матчасть восстановлена, и я достаю «шило». Мы только что с моря, и я привык, что из крана в гальюне течет пресная вода. Развожу, ребята чокаются, быстро выпивают и еще быстрей исчезают. Поднимаюсь за ними и обнаруживаю всех, сидящих рядком в орлиной позе на корне пирса.
Резюме. Забортную воду пить можно, я сам выпил целый плафон при крещении в подводника, но разводить ею «шило» — нельзя категорически.

ОБ ОФИЦЕРАХ И ПИДЖАКАХ

Непосвященному человеку не понять, что училище не готовит офицера. Училище готовит инженера, причем – военного инженера, который отличается от гражданского инженера так же, как военврач отличается от врача.
Анекдот. Что такое военврач?
Во-первых, это не врач.
Во-вторых, не военный.
Инженером я стал довольно быстро – жизнь заставила. В заведении у меня находился гидроакустический комплекс, радиолокационная станция и станция радиолокационного целеуказания, и вся техника требовала рук. На локации у меня сидел мичман Шурик Арбузов – этакий кругляш, которого после автономки пришлось подталкивать в попу, чтоб прошел через верхний рубочный люк. Но дело он знал туго, и забот с локацией у меня не было. А вот акустикой не занимался никто, и, следовательно, пришлось осваивать мне. На флоте говорят: «Не можешь заставить других – делай сам». Я освоил матчасть настолько, что мой преемник еще года четыре, после моего ухода на новый проект, приходил за консультациями.
Офицера училище вообще не готовит. Офицерами становятся или не становятся. Мне случалось встречать офицеров, которые не стали таковыми, даже дослужившись до полковника. Офицер – это как раз тот, кто может заставить других, чтоб не делать самому. Впрочем, суровая школа училищ а становлению офицера весьма способствует. Студент – так и остается пиджаком или военнопленным, сколько бы ни прослужил; из курсанта, за редким исключением, офицер получается. Из меня он начал получаться где-то года через два, к первому офицерскому званию старший лейтенант.

РОДИНА СЛЫШИТ, РОДИНА ЗНАЕТ ….ГДЕ, МАТЕРЯСЬ, ЕЁ СЫН ПРОЗЯБАЕТ

Стояли мы тогда в губе Нерпичьей, в просторечии Падловка. Это потому, что жизнь и служба в Западной Лице и без того не сахар, а в Падловке вообще служишь как падла. Автобус и крытый грузовик-скотовоз брали с бою, но не забывали о субординации, так что лейтенантам место не всегда находилось. Но здоровые, молодые инстинкты брали своё. И слинять после отбоя, чтобы 9 километров лупить по сопкам до городка, для меня не было проблемой. Обычно мы, молодые лейтенанты, объединялись для совместного похода, особенно зимой, когда запросто можно было заблудиться. Вы не бывали зимой, ночью в сопках Заполярья? И не бывайте, если вы не идиот или не молодой лейтенант, отравленный спермотоксикозом.
Вообще, база Западная Лица (ныне город Заозерный) включает в себя четыре пункта базирования: губу Большая Лопатка, предел наших мечтаний, ибо в то время там базировались современные корабли, с такой же идиотской службой, но до городка всего 4 км по дороге; губу Малая Лопатка, где базировался плавзавод и служба была не такой идиотской; губу Нерпичью (Падловку) – 14 км по дороге или 9 по сопкам; губу Андреева, когда-то служившую для перегрузки ядерных реакторов, а в мою бытность там перегрузку уже не делали, хранили отработанные ТВЭЛы (тепловыделяющие элементы реактора). ТВЭЛы там висели в необслуживаемых хранилищах на специальных хомутах, которые постепенно гнили и падали на дно хранилища. Но те, кто об этом знал — молчали. Со временем, когда я уже служил в Сосновом Бору, отработанных ТВЭЛов на дне накопилось столько, что они немного превысили критическую массу, и специалистам осталось только удивляться, какой искры не хватало для взрыва, на фоне которого Чернобыль показался бы легким фонтанчиком. Молчать стало невозможно. Срочно изыскали толковых ребят, которые эти Авгиевы конюшни разгребли. Руководители получили Геройские звёзды — и заслуженно, матросики – облучение, но мировая общественность ни о чём не узнала. Вернее, узнала, но поздно. Это так называемое «дело Никитина» (или «дело Беллуны»). Но в то время, о котором я пишу, губа Андреева служила местом ссылки для тех, кто умудрялся перекрывать даже те, весьма лояльные нормы спиртопотребления, и потому называлась Алкашёвкой.

ИЗ ПРИЯТНОГО И НЕ ОЧЕНЬ

После двух лет службы, автономки и ремонта в Полярном, я обнюхался, распустил хвост и перья, стал считать себя человеком. А человеку хочется жить по человечески. Достала вечно неисправная матчасть, захотелось перебраться в Большую Лопатку, послужить на новой технике. Как раз подвернулось новое формирование на ПЛА 2-го поколения, и я ушел начальником РТС.
Новое формирование- это так называемый большой круг: полгода экипаж формируют, а затем посылают на учебу в учебный центр- еще год, затем полгода дуракаваляние до отъезда на завод- это называется стажировка на флоте. Стажировка — хорошее время: сидишь себе в казарме, нет матчасти – нет ответственности. Время от времени тебя прикомандировывают на выходы в море, иногда флагманский за себя оставляет – не потому, что ты самый умный и опытный, а потому, что больше некого. Корабельного офицера командиры в штаб отдают не охотно, а с формирования — пожалуйста.
Процесс формирования экипажа — тоже не плохо. Конечно, по мере назначения командования, врастания его в дело постепенно начинается процесс закручивания гаек, в основном путем изыскания занятий для личного состава. Старпома нам назначили в последнюю очередь, а зама сразу. Поэтому мы активно начали изучать идейно-теоретическое наследие. Это золотая жила. Все сидят и пишут конспекты. Сход на берег через конспект. Но конспект – не матчасть, в худшем случае его можно залить – скажем, коньяком из незакрытого графина, как со мной однажды случилось. Но это редко. Так, что законспектировав очередной том очередного классика и послонявшись для порядку по казарме часиков до 22-х, можно было рассчитывать на сход. К тому времени у нас родилась Аленка, и мы успели получить новую квартиру, в которой впоследствии практически и не жили. Аленка родилась в Лице, где врачи успешно занесли ей сепсис. А что вы хотите? Ведь это наши врачи – наши жены, которые годами ждали возможности устроиться по специальности и эту самую специальность тем временем забывали, а когда трудоустраивались – оказывалось, что муж уже выслужил все немыслимые сроки и дело к переводу. Так что врачи и учителя у нас долго не задерживались. Так вот про сепсис. Людмила с момента рождения Али так из больницы и не выписалась, и началась их эпопея из одной больницы в другую, пока в Мурманской областной Аленке не перелили мою кровь. Можно сказать второе рождение. Вообще до 3-4 лет Аленка росла слабым ребенком, не вылезала из больниц, особенно в Ленинграде.
Учились мы в Обнинске, под Москвой. Сейчас, когда я сам стал преподавателем с солидным стажем, я имею право заключить, что наши наставники себя не слишком обременяли, т.е. не мешали нам получать знания самостоятельно. Однако полученного багажа нам вполне хватило для освоения корабля. Остальное время посвящалось культуре. Надо признать, что в этом смысле учебный центр оказывал действенную поддержку. Политотдел был в силе, а бензин не считали. Так что каждый месяц нас возили в Москву или Подмосковье, дабы дать культурный заряд на всю последующую службу. Даже в Звездный городок возили. Я думал, там космонавты толпами бродят, как собаки по весне – ан нет. Такие же люди живут, так же за дефицитом давятся, а про космонавтов только рассказывают: «Вон за теми окнами Валентины Гагариной квартира, а сама она в Москве. Вот по этим кирпичам ступала нога Поповича …»
Отучились мы, и обратно на Север – стажироваться. Но об этом я уже упоминал. А потом корабль строили в Ленинграде, достраивали в Северодвинске, потом еще автономка, затем Академия и четыре года в штабе, опять автономка и, наконец, перевод в Сосновый Бор.


Преподаватель УЦ Е.В.Кутузов г. Сосновый Бор

О СЛУЖБЕ

Судоремонтный завод в Полярном, плавказарма – та самая, которую живописал Покровский. Ноябрь, ночь. В каюте сидят два лейтенанта – автор этих строк и штурманенок Боря. Они говорят о службе. Это такая примета – трезвые офицеры говорят о женщинах, пьяные о службе. Мы сидим давно и говорим о службе. Бутылки и окурки выбрасываем в иллюминатор – море все скроет. Утром оказалось, что акватория за ночь замерзла, и под бортом оказалась горка бутылок и окурков… все узнали содержание нашего разговора.

ГРИПП ИСПАНКА И ЗУБНАЯ БОЛЬ

Гнали мы лодку Беломоро-Балтийским каналом, из Ленинграда в Северодвинск.
Дело было в ноябре, а шлюзы зеки строили тесные- лодка в доке вместе с буксиром не помещалась. Поэтому шлюзовались так: сначала шлюзовался буксир, выходил своим ходом на чистую воду, затем экипаж, равномерно разделенный на две части по берегам канала, на тросах затаскивал в акваторию шлюза док с лодкой (бурлаки на Беломорканале) и ждал заполнении шлюза. После открытия ворот буксир принимал конец, а док принимал нас. Дело было в ноябре, погода далеко не летняя, а одежда далеко не зимняя – ватник поверх костюма РБ (это такой разовый костюмчик, его следует выбрасывать, а мы стирали и носили от задачи до задачи). И началась у нас эпидемия гриппа, да не простого, а испанки. Жуткая штука, доложу вам. Жар такой, что человек совершенно утрачивает контроль над организмом и своими действиями. А вместо безобидного насморка – понос, желудок расстраивается совершенно, происходит обезвоживание организма. Этим грипп и опасен. Сижу в центральном, дежурю по кораблю, смотрю со средней палубы выползает штурманский электрик. Гальюны на лодке закрыты, по нужде ходили в гальюн дока, вот его туда и понесло. Глаза закрыты, идет, как сомнамбула. Доходит до вертикального трапа, берется за него и в этот момент послабление желудка и происходит. Из него льется и пахнет, а силы, по мере излияния, его оставляют, и, держась за поручни, он под трап съезжает на колени. Тут моя вахта его подхватывает и тащит вниз. Я как то этой испанки избежал. Просто на период докового перехода назначили две штатных вахты, мы заступали через день и концы не таскали.
Зато достала меня зубная боль. Разболелся зуб, а у врача – на доковом положении — никаких инструментов. Как раз проходили мы Надвоицы. Там шлюзовая операция долгая, подошли вечером, шлюзоваться утром, вот командир и отпустил нас с врачом на берег, в больницу. Тагир, наш врач, меня сразу предупредил, что вероятность дежурства стоматолога невелика. А я готов хоть к ветеринару. Нашли больницу, достучались –дежурит, конечно же, не зубной. Звонить ему отказались, случай то не смертельный. Вернулись мы с доктором на корабль, а командир ему ставит задачу – меня в строй ввести любым способом, пол-экипажа с испанкой лежит, концы таскать некому, а я еще и дежурить должен. Взял Тагир тогда у старпома стакан спирта, а у механика плоскогубцы. Полстакана мне для анестезии, в полстакане плоскогубцы сполоснул, и зуб мне вырвал. У меня вместо него сейчас коронка, могу показать.

АВТОНОМКА

В первой автономке у меня со стулом были проблемы, в смысле естественных отправлений. Это потом я поумнел, стал физические упражнения делать, а в первой – ленился. Двигаешься мало, по маршруту койка (она у меня в рубке гидроакустиков была, а не каюте) – боевой пост – кают-кампания.
Вахту я нес в БИПе — боевом информационном посту. Это громко так называется – пост, на самом деле в центральном выделили закуток, где стоял прокладочный планшет.


Центральный пост «К-502». Вахтенный офицер БИП Е.В.Кутузов

Шли мы в Средиземное море. Маршрут в Атлантике специально выбирали подальше от судоходных путей, так что акустики иногда сутками докладывали: «Горизонт чист», а это значит, что и мне работы нет. Вот мы с планшетистом и отсиживали свое на посту, иногда отсыпались по очереди. А в центральном стояла у нас всегда банка с сухарями и бутылка фруктового экстракта. Разведешь такой экстракт водой – лучше Херши. Но если этим напитком запить ржаные сухари, то в кишках такой экстракт получается, что в гальюне, кроме звуков, ничего произвести не можешь. Смех смехом, а с такой особенностью организма кое-кого и с плавсостава списывали. У меня-то все прошло естественным путем, только ржаные сухари я с тех пор не ел.
В автономку взяли мы апельсины и мандарины, последних больше. Вот и решил помощник выдавать апельсины на кают-компанию, мандарины на бачки матросам. Это вызвало здоровую зависть. Мой метрист — фамилию забыл, но не русский – возмущался: «Почему охфицерам опелсины, а нам мандарины, опелсины — оне полезны».
На ПЛА 1-го поколения кислородных установок не было. Были регенерационные пластины в переносных установках, которые дважды в сутки приходилось перезаряжать. Банки с этими пластинами – комплекты Б-64 лежали у нас везде, даже в каютных шпациях, и все равно их не хватало. Поэтому в середине автономки наши лодки всплывали на дозагрузку. Организовывали нам точку встречи в Средиземном море, корабли 5-й эскадры нас окружили, чтобы враг не догадался, и мы всплыли. Ждали, конечно, всплытия, как манны. Сигареты заранее готовили. Всплыли ночью, теплынь, весь горизонт в огоньках – это нас сторожат. Подошли к плавбазе, стали грузиться. А у эскадры учение было запланировано с нашим участием, по звукоподводной связи. Засадил я подряд штук 5 сигарет и зеленый спускаюсь вниз. Мутит, зато до конца автономки накурился. А у рубки меня флагманский эскадры ждет, чтобы по учению проинструктировать. А мне не до инструктажа, до койки бы добраться. Сдал я ему своего старшину команды и залег. Вскоре мы закончили загрузку, погрузились и стали маневрировать по плану, согласно учению. А я все учение в койке пролежал, спасибо старшина команды не подвел.
Не знаю почему, только из автономки мы пришли сразу в Малую Лопатку. Привязались, побратались с командованием, вахту выставили и выводиться стали, а свободных по домам отпустили. Я не в смене и не на вахте, в число счастливчиков попал. Стал форму надевать – не лезет. Китель еще туда — сюда, а брюки не застегнуть выше третьей пуговицы. Так и застегнулся, лишнее подвернул на живот и вперед. А от Малой Лопатки до Большой, откуда автобусы ходят, три километра и все в гору. Двигался я с посадками метров через сто, два часа до Большой Лопатки добирался. Потом еще с неделю ноги при ходьбе болели, за это время и вес в повседневном служебном ритме сбросил, застегиваться начал.

ГИДРОЛОГИЯ

Вторую автономку я делал на 671РТМ проекте (щука). Задача у нас была – действовать в назначенном районе Центральной Атлантике.


Моя вахта в центральном посту, на БИУС. А около БИУС стоит кресло командира, и он там дремлет спиной ко мне. Изредка просыпается, вахту центрально ерошит и опять задремывает. У командира над головой висит самописец станции измерения скорости звука – т.е. контроля гидрологического разреза, и он в моем заведовании. От гидрологии в очень сильной степени зависят поисковая эффективность нашей лодки, поэтому контроль гидрологии мы производим при каждой возможности. Пока шли Баренцевым и Норвежским морем, забот не было. Самописец рисовал классическую палку, иногда с перегибом – все, как в книжке. А в Гренландском море мы вошли в пределы Гольфстрима, и здесь самописец взбесился. Такие каракули стал выдавать, что ни какой типизации не поддаются. Самописец у командира перед носом, поэтому сразу вывод: «У вас матчасть неисправна!». Пытался я объяснить, что в этом районе гидрология такая из-за перемешивания водных масс теплым течением, без результата. Пришлось самописец переключить в режим грубого измерения, тогда командир удовлетворился. И я успокоился, а зря. Наблюдали мы интересное явление – тонкая структура называется. При тонкой структуре среда такие изменения в условия распространения энергии вносит, что никаким прогнозным оценкам не поддаются. На оси подводного звукового канала достигается сверхдальнее обнаружение шумящих объектов, а экранирующий слой может исключить обнаружение даже в ближней зоне. Но я это потом, в Академии, узнал, а тут только потел от вопросов командира. Явление тонкой структуры и сейчас мало изучено, а в училище я о таком и не слышал. Как было объяснить, почему рыбаков на Джорджес- банке мы почти за двести миль слышим, а транспорт обнаружили едва не над собой.
Явлением этим я всерьез занялся после Академии, в автономке на «Комсомольце». Набрал статистики, написал статью (её потом в журнале ЦКБ «Рубин» опубликовали) и до сих пор этим материалом пользуюсь. А ведь мог и раньше выводы сделать, если бы самописец не загрубил.

КОТ

Сосед наш по лестничной площадке, Боря Максимов, служил в Алкашевке. От него я эту историю и услышал.
Стал Борин сослуживец в летне-кобелиный сезон делать ремонт в квартире. Летом в Лице мужики всегда делают ремонты – это им жены завещают, убывая в теплые края: и семье польза и мужик от дурных мыслей не мается. А для компании Бориному сослуживцу был оставлен кот. Вот закончил наш герой с обоями, перешел к покраске пола. Чтоб стиркой впоследствии не маяться, разделся до трусов и полез с кистью под батарею отопления. В таком нетипичном положении все, что у мужика обычно в трусах спрятано, как правило, вываливается. А в это время кот нашлялся и домой явился. Дверь была не заперта, кот ее толкнул и вошел, за собою дверь не закрыв. Кот некоторое время полюбовался колеблющимися колокольчиками, а затем подкрался сзади и толкнул их лапкой, понравилось ему, стервецу.
Хозяин от неожиданности сильно боднул батарею, да так, что голову об её ребро разбил и от этого сознание потерял. Коту стало не интересно, и он ушел на кухню. А в это время к хозяину друзья пришли, выпивку принесли. Для выпивки, как известно, нужна компания, и чем она больше – тем разговор содержательней.
Дверь была приоткрыта, друзья вошли и наблюдают: хозяин квартиры с разбитой в кровь головой лежит под батареей, в квартире никого, дверь открыта. Какие выводы? Вот те самые, про криминал. Не знаю, сколько друзей было, но они разбились на две партии, одна хозяина квартиры стала выносить на самодельных, тут же сымпровизированных, носилках, вторая то ли злоумышленников ловить отправилась, то ли скорую с милицией вызывать. От транспортировочных действий пострадавший очнулся, и, не слезая с носилок, историю ранения поведал. Носильщиков разобрал такой смех, что они раненого уронили на лестничной площадке, и он в падении сломал ногу – на этот раз фактически.
На счастье, тут как раз и «скорая» подоспела, вызванная второй партией, так что в госпиталь наш герой все-таки попал. История анекдотичная, но фактически изложена мной в сокращенном варианте, потому что Борина реакция при рассказе была, естественно, аналогично изложенной.

КАК МОЗГОВОЙ НЕ РАЗВЕЛСЯ

Вы, возможно, слышали историю о том, как один офицер работал с растворителем (ацетоном, бензином….). Работа не получилась, испорченный растворитель пришлось вылить в унитаз, на который, впоследствии, расстроенный работник сел, естественно, с сигаретой. Последствия легко представимы. Кстати, знание этого анекдота выручило меня однажды, возможно, от аналогичной ситуации.
На корабельную практику нам, курсантам, выдавали белые парусиновые робы. Джинсы в ту пору только входили в моду, стоили сумасшедших денег, а штаны от робы после стирки в растворе ацетона и небольшой подгонки превращались в прекрасные джинсы. На практике я сэкономил новые штаны и в отпуске решил реализовать этот план. Для начала замочил их в растворе ацетона … и забыл. Когда вспомнил – в тазу плавали бесформенные лохмы. Все пришлось вылить, но я-то был умный. Вылил не в унитаз, а за окно, (жили мы тогда в Ломоносове, на улице Приморской, на первом этаже).
Вспомнилась мне эта история в связи с фактическим случаем, происшедшим с моим сослуживцем, управленцем Сережей Мозговым. Когда мы ремонтировались в Северодвинске, Сережа нашел себе девушку. Обычный случай, но Сережа решил с Нелей развестись и на той жениться. Тем более, что девушка забеременела, а у Нели детей не было. Пришли мы в Лицу после ремонта – у Мозговых развод. Сережа собирает вещи, ненужное сжигает в титане ванной (такие у нас стояли в старом жилом фонде, где Сережа жил). Действия, естественно, производятся в возбуждении, потому что на фоне скандала. И в таком возбуждении Сережа не заметил, как сунул в титан рубашку с ружейными патронами в кармане. Сережа был охотником.
Патроны взорвались. Сережу сильно опалило, чудом не пострадали глаза. В общем, на фоне этого несчастного случая семья сохранилась.

ТЕХНИКА БЕЗОПАСНОСТИ

На флоте с этим делом действительно проблема. Двадцать шестой календарный год дослуживаю и ежемесячно расписываюсь в телеграммах и бюллетенях о том, что действительно ознакомлен с ситуацией, в которой очередной раз искалечили личный состав. Прямо как божья кара: хозяйка может всю жизнь гладить утюгом, из которого сыплются искры, провод голый и вилка болтается — и ничего. Но стоит матросу взяться за утюг, обиркованный, с замеряемым регулярно сопротивлением изоляции, ежедневно осматриваемый ответственным лицом – как его тут же убивает током. И что интересно, если верить бюллетеням по травматизму, такие случаи происходят исключительно с разгильдяями, которые отлынивают от авральных работ, чтобы подготовиться к увольнению.
Корабельную практику после первого курса проходили мы на крейсере «Мурманск». Обустроились и повылазили на палубу с разинутыми варежками – интересно, крейсер все-таки. В это время у матроса, который что-то очищал от краски на высоте, выпадает зубило и, просвистев метров тридцать, намертво прибивает к деревянной палубе крейсера «гад» (ботинок) Сережки Барлина. Попади оно в голову – прошило бы насквозь. А так — в ботинок, который, естественно, размера на два был больше. Так что зубило пришлось в носок ботинка, а нога почти не пострадала. Пострадавший отделался легким испугом. А у товарищей это событие вызвало гомерический хохот. Смешно было дуракам. А то, что имело место грубейшее нарушение техники безопасности, едва не приведшее к трагедии — никому не пришло в голову. Матроса даже не наказали.
На этой практике был вместе с нами курсант Юра Перельман. По свойственной этой нации задумчивости он однажды, поднимаясь из кубрика на палубу, не поставил на стопор крышку люка. Крышка сорвалась. Дала Перельману по его пейсатой голове. А когда Юра навернулся на ступеньки, краем крышки об комингс ему отсекло верхнюю фалангу указательного пальца – того самого, которым военнослужащий должен нажимать на курок. Тут уж не легкий испуг, тут серьёзный травматизм со всеми вытекающими последствиями.
Недавно встретил я Юру в Петергофе. Описанный случай помог ему демобилизоваться в первой волне демократических сокращений армии, причем по состоянию здоровья, т.е. с 60-тью окладами и пожизненными льготами. И сейчас он крутой бизнесмен. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.
А полоса травматических несчастий на описанном случае у Сережки Барлина не кончилась. В период его командирства во время погрузки боезапаса щитом волнореза отрезало руку у матроса технического экипажа. Матрос, конечно, сам варежку разинул, но, с другой стороны, порядка то должного не было. Зато, на счастье командира, пострадавший был проинструктирован и роспись его в соответствующем месте имелась.
Еще, помнится, у него же на корабле убило током гражданского специалиста. Работая под напряжением неизолированным инструментом, он приложился кормовой частью к приборным шкафам за спиной. С трудом верилось, что две маленькие точечки на указательном пальце и правой ягодице – причина смерти цветущего, двухметрового роста парня.
Человек, конечно, царь природы. Но как подумаешь, насколько этот царь беззащитен и уязвим, и сравнишь его с тараканом или клопом – становится просто обидно. За царя.

ГЛУБОКОВОДНОЕ ПОГРУЖЕНИЕ

В службе моей их было несколько. Но запомнились два – на К-1, моей первой подводной лодке, и на «Комсомольце».
Как я упоминал, службу офицерскую начал на 675 проекте, на этой самой К-1.
Лодка была старая, хотя за год до моего прибытия прошла капитальный ремонт с модернизацией. Для лодок этого класса и поколения предельной глубиной были 240 метров и испытать корпус на этой глубине следовало при отработке второй курсовой задачи. Помню, что предстоящее испытание не представлялось ерундой даже ветеранам экипажа, который к тому моменту обновился более чем на 50%. Нам, молодёжи, тем более было страшновато. Особенно угнетало присутствие большого числа кораблей – обеспечителей, думалось, что такие серьезные приготовления – не к добру. Но вот вышли в точку, спустили вниз вахту, задраили люк — и тишина. Ни команд, ни сигналов. Сидим по боевым постам и не знаем, что происходит.
Происходил последний инструктаж командира — старшим. Наконец команда: «Принять главный балласт, кроме средней». Лодка 675 проекта – кингстонная, т.е. для заполнения цистерны требовалось открыть кингстоны в нижней части цистерн и клапана вентиляции в верхней, для стравливания воздушной подушки. Управление кингстонами и клапанами вентиляции производилось из центрального поста, вручную, и представляло собой весьма сложную операцию, поскольку требовало от трюмных большой сноровки. В зависимости от квалификации, трюмный мог сразу провалить лодку на запредельную глубину, а мог, принимая в цистерны порциями, положить её на заданный горизонт мягонько, как в ладонях. Наш старшина команды трюмных (к сожалению, забыл его фамилию) в своем деле был ас. По расхожему выражению, он служил столько, сколько не живут и все на одном корабле. Вообще в те годы – семидесятые – на кораблях служило много ископаемых мичманов, встречались даже участники войны. Таких мамонтов, особенно боцманов и трюмных – командиры лелеяли и холили, таскали за собой при переводах и полагались как на маму. Так вот, наш старшина – трюмный, был из таких.
Отвлекшись от темы, скажу, что мамонтов на флоте не осталось. Мамонты – они ведь не дураки были. Сознательно денежки зарабатывали. Иной мамонт больше командира получал, но и служил не за страх, а за совесть. Кроме денег, в эпоху тотального дефицита, мамонту полагались всякие блага, в виде машины, гарнитура, женских сапог и прочего – сразу после политотдела. В 88 –м году, когда я переводился, на машинах в нашей дивизии ездили только две категории военнослужащих: политрабочие и старые мичмана. Штаб и командиры перемещались пешим порядком. Как, впрочем, и сейчас. Только политотделов больше нет, воспитатели дефицитов не распределяют, старые мичмана разбежались. На машинах теперь ездят накачанные молокососы и свысока поглядывают на нищих подводников, пылящих пешим порядком. О времена, о нравы.
Но вот приняли балласт в цистерны, удифферентовались на перископной глубине. Момент погружения под перископ связан для меня всегда был сладостно – жутким ощущением, чем-то вроде оргазма, когда комок перекатывается по всему позвоночнику от шеи до копчика. При погружении корпус лодки издает некий слабо слышимый звук, который вернее всего можно назвать пением. Сначала резкий удар – хлынула вода в цистерны, затем что то вроде «у-у-у-у-у» и кажется, что это очень долго и в сознании возникает глубинометр, считающий метры до грунта, и комок по позвоночнику покатился, покатился … но вновь удар (закрылись клапана вентиляции) и команда: «Глубина перископная. Осмотреться в отсеках». И все — схлынуло.
Мое место – в рубке акустиков, задача – поддерживать звукоподводную связь с обеспечителем. Лодка погружается на рулях, медленно, осматриваемся в отсеках через каждые 10 метров. До 150 метров погружение шло нормально, глубже – потек клапан сравнивания давления на спасательном люке 1-го отсека. За 100 метров – началась фильтрация воды по сальнику уплотнения выдвижного устройства РЛС. Но это мелочи, которые никого не пугают.
Эти мелочи отрыгнулись мне позже, в автономке, когда капельная течь по клапану люка, скапливаясь под обшивкой подволока, обернулась ведром воды, внезапно хлынувшим на кабельные трассы гидроакустического комплекса, и вывели его из строя на несколько дней. Формально эти дни, пока я устранял неисправность, лодка была без глаз и ушей и подлежала возвращению в базу, а непосредственные виновники – до автора этих строк включительно – строжайшему наказанию. Но – замяли, даже от особиста скрыли.
А пока я радовался, как молодой щенок, своему первому погружению. Пока дифферентовались на рабочей глубине, нам, молодым, невзирая на чины, полагалось крещение.
Крестили старослужащие матросы – годки, в том числе и нас, лейтенантов. Состояло крещение в том, чтобы выпить морскую воду из плафона, снятого с одного из светильников в первом отсеке. На нарушение субординации никто не обижался, ведь самим актом крещения годки признавали наше офицерское право командовать ими. Я стоически одолел свой плафон, вода, помню, была скорее горькой, чем соленой и пилась, вопреки ожиданиям, без отвращения. Во всяком случае, это первое погружение запомнилось мне, как большая радость. Радость – искренняя- была и в отсеках и в центральном посту. Потом на проходной палубе второго отсека матросы натянули нитку, которая лопнула от освобождения корпуса при всплытии.
Всплывали уже смело. Благодаря обеспечителям, обстановку на поверхности знали, а потому продулись уже метрах на двадцати, имитируя аварийное всплытие. Опять удар, свист воздуха в цистернах и все, наверху. После этого я по настоящему почувствовал себя подводником.
На К-276 – известном «Комсомольце» — нитки в проходах натягивать не было смысла. Реакция корпуса на обжим была очевидна – корпус после 300 метров начинал так потрескивать, что, казалось, вот — вот не выдержит. Особенно хорошо прослушивался обжим корпуса во втором – жилом отсеке. На первой палубе второго отсека размещалась кают-компания офицеров и душевая. Вот из душевой особенно хорошо прослушивался этот леденящий душу треск. Насколько мне известно. Максимальная глубина, которой достигал «Комсомолец» (в своем жизненном цикле конечно)- это глубина 1020 метров. Это без меня, врать не буду.


Е.В.Кутузов во 2-ом отсеке «Комсомольца»

Но я тогда находился на подводной лодке, которая это глубоководное погружение обеспечивала. Испытания проводились в Норвежском море, сами мы находились на глубине 400 метров и поддерживали с «Комсомольцем» гидроакустическую связь.
Я участвовал в погружениях на рабочую глубину 800 метров. В 1986-87 году в качестве офицера штаба я ходил на этой ПЛА на боевую службу.


Фото из книги «Тайны подводных катастроф», К.Мормуль Стоят слева направо: Капитан-лейтенант Евгений Сырица, особист; Капитан 2-го ранга Олег Гущин – командир БЧ-5; Капитан 2-го ранга Евгений Кутузов – флагманский специалист дивизии; Капитан 2-го ранга Виктор Ключников – старший помощник командира; Старший научный сотрудник 1-го НИИ МО Сергей Корж Сидят: Заместитель главного конструктора подводной лодки Александр Стебунов; Капитан 1-го ранга Александр Богатырев – заместитель командира дивизии; Капитан 1-го ранга Юрий Зеленский – командир подводной лодки; Капитан 2-го ранга Василий Кондрюков – заместитель командира по политчасти

Кроме типовых для этого класса лодок задач перед нами стояла и такая – испытать работу систем и механизмов при длительном плавании на рабочей глубине. Естественно, обеспечители и спасатели не предусматривались, речь шла о штатном режиме деятельности ПЛА. Однако, мы — то, конечно, подстраховывались как могли. Еще раз все проверили, погружались с минимальным дифферентом, сдерживали лодку через каждые 100 метров для осмотра отсеков. В общем, музыка долгая, часа на четыре, личный состав, естественно, на постах – по боевой тревоге. Сначала страшновато было, ведь случись что – никто не поможет. Потом надоело бояться, люди потихоньку оттягивались с постов, кое-кто уполз в каюты – благо контроля нет. На рабочей глубине слинял и я – мое дело было пассажирское, свою задачу выполнил и в койку. Поскольку весь период погружения я просидел в центральном посту, то леденящих душу потрескиваний корпуса не слышал, а в дальнейшем мы к этому так привыкли, что и внимания не обращали.
Запомнилось другое, пиллерс у наклонного трапа (полая титановая труба толщиной в хорошую ляжку) между первой и жилой палубой второго отсека в результате обжатия корпуса приобрел сложную форму вроде буквы «S». и в верхнюю щель, образованную вспученной переборкой каюты и изогнутым пиллерсом, просунулась по щиколотку голая нога безмятежно спавшего на верхней койке лейтенанта – штурманенка. При всплытии, особенно аварийном, эта нога была бы расплющена между переборкой и пиллерсом.
В дальнейшем, осмелев, мы смело погружались на рабочую глубину (800 м), даже не повышая готовности, и каждый раз переборка и пиллерс так же деформировались, но восстанавливались без последствий на глубине метров 400-500. Штурманенок так же продолжал спать на своей койке, если погружения приходились не на его вахту, но во избежание увечья раздобыл еще одну подушку и держал её в ногах, закрывая опасный угол.


Партсобрание на К-278 («Комсомолец»). Стоит Е.В.Кутузов

ФОРС-МАЖОР

В переводе, не знаю с какого, это означает «неодолимая сила». Моряки по сути своей суеверны и признают объективное существование «форс-мажор». В том или ином виде этой темы касались все писатели – маринисты: Соболев, Конецкий, Колбасьев. Даже в официальных документах признается объективное существование этого явления. Например, в акте Государственной комиссии о причинах гибели ПЛА «Комсомолец». Перечислив более чем на 100 страницах воздействовавшие на ПЛА аварийные факторы, авторы приходят к выводу, что именно цепная реакция их возникновения и не была предусмотрена конструкторами, т.е. возник именно тот самый форс-мажор.
В моей служебной судьбе форс-мажор не имел такого фатального значения, однако проявлялся неоднократно.
Свежепостроенная подводная лодка К-502 проходит заводские ходовые испытания в Белом море. Цель ЗХИ – проверить, что ПЛ способна плавать в надводном и подводном положении. Наша лодка успешно это доказала и мы в надводном положении следуем на базу. За бортом летняя беломорская ночь, видимость полная, море – штилевое. На борту вместе с заводчанами два экипажа, соответственно, два командира: капитан завода и наш командир. Известно, что разделение ответственности рождает безответственность, поэтому наш командир засиделся в кают-компании, передоверив управление кораблем нам: вахтенному офицеру Эдику Мартинсону, вахтенному офицеру БИП – мне, и вахтенному штурману Игорю Федорову. Игорь в рубке, а мы с Эдиком на мостике и заняты обычным флотским трёпом.


На мостике ПЛА «Волк» 971 проекта. Белое море. Слева Е.В.Кутузов

В 2,5 милях по правому борту параллельным с нами курсом следует «рыбак», который тоже идет на базу и потому на его борту происходит вполне понятное веселье. Светятся все иллюминаторы, а иногда до нас доносится даже музыка из репродукторов на его мачтах (не удивляйтесь, я уже упоминал, что в море иные, чем на суше, условия распространения звука). Я, как вахтенный офицер БИП, отвечаю за безопасность от столкновений, а потому уже определил и записал в журнал параметры движения «рыбака» и в промежутках между трёпом посматриваю на его манёвры, но опасности нет. Левый борт, освещенный иллюминаторами, просматривается весь, ясно виден красный бортовой огонь. Это притупляет бдительность и едва не приводит к трагическим последствиям.
Внезапно мы с Эдиком замечаем, что конфигурация огней изменилась, красный огонь стал ярче, ясно видно носовой и топовый. «Рыбак» изменил курс и полным ходом прёт на нас. Тут не до расчетов, имеющий помеху справа должен уступить дорогу. Эдик командует реверс турбине, я на поручнях съезжаю вниз по вертикальному трапу в центральный, где мое место у прокладочного планшета, лодка как бы приседает в торможении, командир, ощутив реверс, пулей вылетает наверх. Больше он не покидает мостик, а мы с Эдиком, нещадно отодранные, побитыми собаками бдим на вахте. Довольный «рыбак», сверкая иллюминаторами и оглушая нас Пугачевой из репродукторов, пролетает у нас по носу так близко, что при желании можно было засветить камнем в лоб подлецу – рулевому.
Мы с Эдиком получили выговор заслуженно, за небдительное несение вахты. Расслабон в море не допустим. Однако, в случае столкновения арбитраж бы нас оправдал, ибо опасный маневр траулера был не случайностью, а умыслом. Траулер наблюдал нас так же ясно, как и мы его. Увеличив ход он, согласно Международным правилам судовождения, становился «обгоняющим» и потому нес всю ответственность за последствия манёвра.
Между рыбаками и подводниками существует давняя неприязнь. Непосвященный человек считает, что в море надо плавать от берега до берега и из точки «А» в точку «Б» следовать кратчайшим путем. На самом деле, боевые корабли, в том числе и подводные лодки, переходы осуществляют только по назначенным маршрутам и задачи отрабатывают в заданных полигонах. А вот рыбаки подчинятся не военным, а коммерческим законам, т.е. законам миграции рыбы. Поэтому наши пути часто пересекаются, что создает не только взаимные помехи, но и часто приводит к материальным потерям. Особенно в период осенней путины, в октябре-ноябре, когда рыбаки стаями таскают свои тралы, как нарочно, в наших полигонах, а подводные лодки, как по злому умыслу Оперативного управления, так же стаями судорожно закрывают годовой план по сплаванности и стрельбе. В этих условиях чаще всего и происходят столкновения и попадания лодок в тралы. В таком случае наш брат – подводник обычно отделывается стрессом и дисциплинарным взысканием, рыбак же ощущает здоровенную дыру в кармане. Трал стоит очень недешево, а главное упускается дорогое путинное время. Я слышал о многих случаях попадания в трал, но никогда речь не шла о возмещении убытков.
Помню, как в году 86-м мы отрабатывали учение по рассредоточению на запасной пункт базирования. В качестве последнего была назначена одна из губ восточнее Териберки, никем постоянно не используемая, давно заброшенная база, в которой из всего навигационного оборудования сохранились два пирса, к ним и швартовались участвующие в учении силы. В разгар нашего учения, в котором только рассредоточение было фактическим, а все остальные действия обозначались, в нашу базу для ремонта порванных сетей попросился траулер. После долгих переговоров наш адмирал разрешил ему отстой до утра, а в назначенное время, несмотря на мольбы не закончившего ремонт «рыбака», он был изгнан из базы. Возможно, этот случай тоже лег в копилку взаимной неприязни. Одним из проявлений, которой я считаю ранее упомянутый случай опасного маневрирования.
Следующий случай проявления форс-мажор в чистом виде. В конце октября 1986 года я, свежеиспеченный флагманский специалист, впервые выходил в море на ПЛА 705 проекта (Лира).


Эти подводные лодки были очень малыми – всего 3,5 тысячи тонн, имели реактор на жидкометаллическом теплоносителе, экипаж всего 35 человек (в основном офицеров) и высокоавтоматизированное управление системами и механизмами. Построено их в свое время было всего 6 корпусов, сведенных в отдельную дивизию, в штаб которой меня назначили после Академии. Благодаря ЖМТ – теплоноситель лодки этого проекта были очень скоростными и маневренными, но малое водоизмещение ограничивало их надводную мореходность. Для управляемости в надводном положении эти ПЛА вынуждены были заполнять кормовую группу ЦГБ, т.е. иметь небольшой дифферент на корму.
На Баренцевом море октябрь – ноябрь самое штормовое время, переход нам назначили надводный, чтобы винты не выскакивали из воды, командир притопился под рубку. Вахта на мостике, спасаясь от хлещущих волн, визуальное наблюдение вела периодически. В переводе на нормальный язык это значит, что командир с вахтенным офицером прятались под козырьком мостика, изредка высовываясь из-под него для осмотра горизонта.
Мое место в центральном посту, я должен был осуществлять контроль за действиями операторов РЛС и ГАС. Однако толку от такого контроля было не много, потому что экран РЛС был полностью засвечен отражениями от волн и атмосферных помех. Кроме того, при дифференте на корму характеристика направленности РЛС (так называется умозрительная вертикальная область, в пределах которой распространяются излучаемые РЛС радиоволны) как бы задирается вверх и шарит по макушкам волн. Однако наши штурмана были на высоте и вели корабль точно по оси ФВК (фарватера). Навстречу нашей лодке, тоже точно по оси ФВК, шла лодка с моря в базу. И не просто лодка, а стратегический подводный крейсер, такой величины, что наш 705 проект можно было смело разместить на ее носовой надстройке. «Стратеги» наблюдали нас, но как малоразмерную цель, такую мелочь, которая не стоит и чиха. Так ньюфаундленд смотрит на таксу. Столкновение было неизбежно и оно произошло.
Вы спросите, в чем форс-мажор. В точности кораблевождения по оси ФВК.
В другом случае форс-мажор был порожден неорганизованностью с одной стороны и неграмотным маневрированием с другой.
Вышли мы на задачу Л-3 (стрельба практическими торпедами) по доброй флотской традиции в конце ноября, в самое штормовое время. Подводная лодка – малютка 705 проекта. Командир — Булгаков Владимир Тихонович, человек не очень приятный в общении (проще говоря, самодур), я – в качестве офицера штаба. С Булгаковым у меня раньше были натянутые отношения, поэтому я в море пошел без особой охоты и с командиром поддерживал сугубо служебные отношения, без нужды в центральном посту не торчал.
Боевое упражнение, которое мы должны были выполнить, заключалось в следующем: отряд специально назначенных наших кораблей, обычно это был крейсер «Мурманск» и 2-3 эсминца, сторожевика или малых противолодочных кораблей, должен был пройти назначенным маршрутом, имитируя авианосец в охранении. По маршруту его движения нарезались районы действий специально собранных подводных лодок, каждой из которых поставлена задача «авианосец» атаковать практическими торпедами. Корабли охранения, в свою очередь, незакономерно маневрируют в назначенных секторах, постоянно работали активными гидролокаторами, чтобы атаку подводной лодки сорвать, а в случае ее обнаружения – применить свое практическое оружие.
Решение такой задачи – основное назначение подводных лодок нашего проекта, мы ее постоянно отрабатывали на тренажерах. Морской этап – кульминация подготовки. В этот раз все с самого начала пошло наперекосяк. У одного из МПК охранения полетели дизеля буквально после выхода из базы. Второй имитировал охранение в нескольких районах, пока у него не вышел из строя гидролокатор и МПК, слепой и глухой, чесанул напрямую через полигоны, махнув рукой на противолодочный зигзаг и график движения по маршруту.
Вот так и создались условия для того самого черного песца – как называет такую ситуацию А.Покровский – или форс-мажор в моей терминологии. Мой командир, считавший себя асом глубин, решил подвсплыть для выяснения обстановки, не объявляя боевой тревоги. Я об этом не знал и, не желая без нужды общаться с командиром, находился в каюте, т.к. обоснованно считал, что до начала упражнения еще полчаса и тревога будет объявлена своевременно.
Надо вам сказать, что на МПК ставятся те же дизеля, что и на рыболовецких траулерах, а потому шумят они одинаково. Гидролокатор, как я упоминал, не работал, а потому акустик, обнаружив МПК, классифицирует его как рыболовецкий траулер (РТ). Атака РТ в наши планы не входила, а потому командир маневром привел его в кормовые курсовые углы (проще говоря, отвернул, чтоб не мешали, что является грубейшим нарушением практики подводного плавания). МПК о грозящей опасности из глубины не подозревал, а потому на хорошем ходу сел на «кол», т.е. наш перископ пропорол ему брюхо, да так основательно, что МПК с перепугу дал SOS. Слава богу, до жертв дело не дошло, но своё получил каждый. В частности, меня предупредили о неполном служебном соответствии, строго говоря, только за факт присутствия на борту, но для себя я сделал вывод: что не следует переносить личную неприязнь в область служебных отношений.
Завершу цитатой: « Нет аварийности оправданной и неизбежной. Аварийность и условия её возникновения создают люди своей неграмотностью и безответственностью» (С.Г.Горшков).
Я привел только три примера из личной практики. Благожелательный и критичный читатель при желании найдет аналоги не только в области мореплавания. Вообще, искатель приключений в конечном итоге их находит. Не ищите приключений! Они вас сами найдут.

РАДИАЦИОННАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ

Пункты базирования наших атомоходов делятся на «зону режима РБ» и «зону строгого режима». Зона РБ – береговая часть, «зона строгого режима» (ЗСР) — пирс с ошвартованными кораблями. Проход на пирс – через пост радиационного контроля (ПРК). Дисциплинированный подводник в зоне РБ посещает санпропускник, где вместо, а чаще поверх обмундирования, надевает специальный костюм из неведомого материала «репс» (легкой промышленности неизвестен), и в этом костюме и в специальной обуви через ПРК следует на пирс к родному кораблю мимо висящих в коридорах санпропускника плакатов, где он, этот самый подводник, нарисован в отглаженном новеньком костюме РБ, с белым воротничком.
На самом деле наш брат – подводник в РБ-шке, рваном ватнике, разбитых ботинках, отмаркированный во всех немыслимых местах выглядит так, что колхозный скотник рядом с ним – лондонский денди.
Обратно с пирсов подводник следует через установку дозконтроля на ПРК, которую обслуживает подлец – дозиметрист. Подлец потому, что береговой; потому, что РБ на нем новенькое, потому что измывается с помощью своей установки над подводником, как хочет. Подлец, потому что подлец, и если его подлая установка замигает и зазвенит, он у тебя последнее РБ отнимет (а РБ в целях экономии выдают раз в год, а не в месяц) заодно с форменным обмундированием, поверх которого ты РБ надел, отправит в душ, да еще по его докладу о загрязнении на корабле вместо схода – авральная приборка. Вот почему он подлец.
Но, на счастье, он ленив. Ему ведь, подлецу, в случае загрязнения тоже шевелиться придется. Поэтому в худшем случае он пакостит докладом о нарушении тобой режима РБ. Например, не переобулся ты. А служба радиационной безопасности замыкается непосредственно на командующего. Командующий снимает допуск – и бегай потом, сдавай зачеты, а на корабль тебя не пускают. Кто знает – тот меня поймет. И подчиняться этим пакостным правилам радиационной безопасности обязаны все – от командующего до самого последнего гражданского специалиста. Но если этот гражданский специалист – женского пола, в мини юбке и на шпильках и в зону особого режима, на пирс то бишь, он следует только с целью передачи на корабль какой-нибудь штуковины, тут уж у последнего подлеца – дозиметриста не поднимется рука задержать такого специалиста на проходе ПРК. Зато обратно….
Тут я для ясности картины, прежде чем перейти к изложению. Должен дать последний комментарий. Дело в том, что матросами на кораблях у нас служили русские, украинцы и белорусы, в роте охраны – тупые и решительные среднеазиаты. Зато в службе радиационной безопасности (вахта ПРК) исключительно сексуально озабоченные, но принципиальные представители кавказских национальностей. Подбирали их так специально. Не за сексуальность, разумеется. За принципиальность.
Так вот, следовала описанная мной специалистка к нам на корабль для передачи какой-то бумажки. Вахтенный ПРК её на пирс беспрепятственно пропустил, зато на выходе действовал строго по инструкции. Пропустил девушку через установку дозконтроля, на которой предварительно установил пороги срабатывания ниже всех разумных норм, а когда эта установка зазвенела и замигала – повел испуганную специалистку на дезактивацию. Дезактивация – это значит: одежду в печку, носителя под душ. Да еще галантный кавалер в дезактивации девушке помог. Об этом она с возмущением написала в жалобе командующему. Командующий криминала в действиях вахтенного матроса не нашел и передал жалобу на рассмотрение начальнику СРБ. Тот, естественно, заслушал обе стороны и взял с вахтенного ПРК объяснительную, где был сочный абзац: «Сняв свитер, помыл ей спину и прочие места …». Объяснительная в копиях ходила по рукам, девушку лишили допуска к РБ, матроса за галантность перевели на свинарник.
Мораль. С режимом радиационной безопасности не шутят.

СВИНАРЬ

Кто бывал в Западной Лице, тот знает, что на полдороге в Большую Лопатку располагается свинарник. Обслуживают свиней, естественно, матросы, а кормят их (свиней, а не матросов) теми же самыми помоями, которые выдают подводнику на камбузе. Подводник эти помои, как правило, не жрёт, а если и жрёт, то к 30-ти годам зарабатывает гастрит и язву. Так что хрюшки жрут от пуза. Куда идет мясо, не знаю, врать не буду. Сало со щетиной в супе лавливал, а мяса – нет, не видел. Но со свиньями у командования ясность была. А вот с матросами, видно, ни какой. В смысле подчиненности. То ли к МТО они относились, то ли к военному совхозу. Может, кто и знал. Но не матросы. Они вообще на корабельных штатах стояли и по расписаниям числились электриками и трюмными. Их, сердечных, по самым глухим деревням отлавливали с четырьмя- пятью классами образования и ввиду полной непригодности к флотским наукам определяли на свинарник к знакомому делу. Обмундирование, правда, выдавали: бескозырку, робу, сапоги и ватник.
Один такой свинарь в мою флотскую бытность заявился однажды, минуя все КПП, прямо в МТО (отдел материально технического снабжения) просить сапоги и ватник. Старые, мол, совсем прохудились. Стала делопроизводитель искать его по ведомостям и обомлела – матрос этот уже полгода как в запас должен быть уволен, но начальство его забыло. А он, сердечный, не знал, к кому обратиться.
Скандал получился громкий. Матроса быстренько оформили сверхсрочником и в этом качестве демобилизовали, начальника нашли и в приказе наказали. А мы, слушая приказ, гадали: « Выдали матросу – сверхсрочнику кортик или нет? ведь положен».

КАК Я НОСИЛ ЧАЙ МАРШАЛУ САВИЦКОМУ

В 80-х годах в СССР повсеместно внедрялась новая система опознавания. Запросчики – ответчики системы свой – чужой на случай войны устанавливаются на всех судах, кораблях, самолетах гражданских и военных, постах, аэродромах и т.д. Старая система была надежной в техническом смысле, но неимитостойкой, т.е. допускала возможность ложного опознавания. А во время афганской войны наши сбили пакистанский вертолет с американским ответчиком, с которого и слизали «ноу-хау». Так что разработали новую систему и внедрять ее поручили маршалу Савицкому – папе космонавтки. Дедушка Савицкий в резерве министра обороны засиделся, а потому к делу отнесся ответственно. Сам изучил технику и организацию ее использования, а потом сел в самолет и лично его пилотируя, полетел по флотам обучать РТСовцев вводу ключей и кодов. Начал с Северного флота. Нас, флагманских специалистов РТС со всего флота собрали в конференц-зале штаба флота на уроки маршала. Первый ряд заняли адмиралы, второй – капразы. И так далее, до мелочи уровня штабов дивизий и бригад. На перерыве все кинулись в гальюн и курилку, а адмиралы окружили маршала и повели угощать командирским чаем. Мы, опытные штабные офицеры, смекнули, что перерыв затянется, и не спешили. Но маршал оказался за рулем – т.е. за штурвалом, от командирского чая отказался и продолжил занятия вовремя. Так что кое-кто, в том числе и я, оказался за дверью.
Дело пахло взысканием, но, на моё счастье, адъютант командующего флотом в расчете на командирский чай припозднился с обычным и тоже прибежал с подносом, когда двери зала закрылись. Остальные опоздавшие попрятались по щелям и у дверей зала остались я и адъютант командующего с подносом. И тут меня осенило. Я взял у адъютанта поднос с чайником и стаканом и смело пошел к столу маршала. Адмиралы гневно провожали меня глазами и что-то шипели в след, но я, как будто так и надо, поставил перед маршалом поднос со словами: «Ваш чай, товарищ маршал». Повернулся и пошел на свое место.
Мой непосредственный начальник, флагманский флотилии Ибрагимов Е.И., на обратном пути признался, что меня решили не наказывать – за наглость и находчивость.

О «КОМСОМОЛЬЦЕ»

Как офицер штаба 6 дивизии подводных лодок, я утверждаю: «В боевом составе Северного флота никогда не было подводной лодки с таким названием. «Комсомолец» стал «Комсомольцем» после 7 апреля 1989 года».


ПЛА проекта 685 «К-278» («Комсомолец»), конец 1988 года (погибла в апреле 1989)

Дело было так. Осенью Жене Ванину назначили нового зама. Фамилию его я не знаю, да и не хочу его, подлеца, знать. Зам был после Политической Академии из «инвалидов». Есть на флоте, как и везде, такие люди, у которых вместо двух – три руки, из них одна волосатая. Видно, волосатая рука ему посулила: «Послужи, мол, годик на уникальной лодке, выведи экипаж в отличные (поможем, мол). За автономку орденок получишь, дальше в политотдел переведем и т.д.». Вот замуля и начал рыть, чужим потом орден зарабатывать. И соцсоревнование организовал за именную лодку. Мол, если автономка пройдет успешно, нас «Комсомольцем» назовут (а про себя – мне орден дадут). Но экипаж его не принял, перед автономкой провели собрание и единодушно заму в доверии отказали. Поэтому в срочном порядке замом назначили парня из техэкипажа, который до этого то ли на тральщике, то ли на танке служил, а для поддержки его штанов Бурлакову, начальнику политотдела дивизии, пришлось идти. И оба, как известно погибли. А когда лодка утонула, политрабочие вспомнили, что «Комсомольцем» её назвать обещали, вот и использовали это наименование специально для прессы.
В 1986 году в Атлантике выгорела и утонула ПЛА «К-219», но это было еще до эпохи гласности, о ней в прессе сообщать не требовалось, иначе тоже бы каким-нибудь «партийцем» назвали.

Автор с дочерью Мариной, Санкт-Петербург, 2011год.

Поделиться