Фотограф игорь гаврилов

Для Игоря главный жанр — аналитический репортаж. Главная цель в работе — сфотографировать правду, в поисках которой он объездил всю Россию, работал в 50 странах зарубежья, фотографировал практически во всех горячих точках нашей страны, на седьмой день после взрыва летал над реактором Чернобыльской АЭС. Профессионализм, огромная любовь к своей работе, и правильные принципы сделали работу Игоря значимой и всемирно признанной. Снимки фотографа публиковались в самых престижных мировых изданиях: Paris Matsh, Le photo, Stern, Spiegel, Independent, Elle, Рlay boy — и многих других. Номинирован на название «Лучший фотограф года» от журнала «Time». Лауреат премии World Press Photo.

Фото: Игорь Гаврилов. "В первый раз". Лейтенанг перед первым самостоятельным полетом.

Быть может, советская эпоха и не ассоциируется у нас сейчас со временем расцвета фотографии, однако она подарила нам немало прекрасных мастеров. Все они так или иначе сталкивались с препятствиями на своем творческом пути, но не все стали неофициальными, андеграундными фотографами. Некоторые, как, например, Игорь Гаврилов, сумели сохранить свой творческий почерк, публикуясь при этом в ведущих изданиях.

Игорь Гаврилов родился в 1952 году в Москве и фотографией увлекся еще в детстве. В школе он активно занимался любительской фотосъемкой, что помогло ему в 1970 году стать победителем Всесоюзного конкурса среди выпускников школ.

Дальнейший путь был, по сути, предопределен — Игоря вне конкурса зачислили на факультет журналистики МГУ, в только что образованную группу, готовившую профессиональных фотокорреспондентов.

Жизнь после Афгана". Конец 1980-х годов, Подмосковье. Фото Игоря Гаврилова

Еще на старших курсах Игорь получает предложение о сотрудничестве от журнала «Огонек», в котором в те годы была самая профессиональная фотослужба. В итоге этот союз продлится почти полтора десятилетия

Лучшая фотография 1990 года в Америке. Фото Игоря Гаврилова

Но с конца 80-х, когда становится возможной взаимодействие с западными изданиями, Игорь активно начинает работать «на мир», став московским корреспондентом журнала Time, который в том же году номинировал его на звание фотографа года.

Кадр с самой несчастливой судьбой. Я его сделал на Западной Украине, в городе Ивано-Франковске. В те дни туда съехалось достаточно большое количество иностранцев из соцлагеря, много корреспондентов. Я шел в пресс-центр из гостиницы и увидел такую сценку на автобусной остановке. Буквально два раза нажал. На меня набросился какой-то военный, стал кричать на весь Ивано-Франковск, что я порочу советский образ жизни, почему я снимаю инвалидов, откуда я взялся.

В «Огоньке» кадр не напечатали, и куда бы я его ни предлагал, его нигде не принимали. Главный редактор журнала «Советское фото» лично своими руками этот кадр три раза выкладывала из коллекций, которые посылались на какие-то международные фотоконкурсы — «Интерпресс-фото» или World Press Photo, сопровождая свои действия нелицеприятными комментариями.

Задули ветра перестройки. В «Советском фото» собрался полный редакционный зал московских фотокорреспондентов, предмет обсуждений — как осовременить журнал. Я достал этот снимок со словами: «Просто вот такие фотографии печатайте». И в ответ услышал: «Игорь, а где же вот ты раньше был, почему вот ты такие кадры не приносил в „Советское фото“?»

…Советские фотографии Игоря Гаврилова удивляют. Прежде всего, те, которые были опубликованы. В них вроде бы обычный, «правильный», порой скучный соцреализм. Но это только на первый взгляд. Если приглядеться к снимкам внимательнее, то можно понять, что они намного глубже своего первого, «официального», слоя.

"Детки в клетках". Самая перва публикация Игоря Гаврилова в журнале "Огонек".

Что уж говорить о тех фотографиях, которые не прошли цензуру или были сделаны уже во времена, когда цензура умерла! Искренняя и неприукрашенная правда жизни — самое важное для Игоря. Зафиксировать реальность именно такой, как она есть.

"Одинокий, но мудрый". День Победы, 1977 год.

Например, репортаж из Армении в дни страшного землетрясения 1988 года, за который Игорь и был номинирован, и с которого началось его сотрудничество с Time. В нем подлинная боль людей, потерявших кров и близких, весь ужас трагедии.

Землетрясение в Армении. Фото Игоря Гаврилова

И при этом — никакой «чернухи» с целью посильнее надавить на зрителя. Фотографии из реабилитационного госпиталя для «афганцев», из колонии для несовершеннолетних… да даже просто из студенческого отряда на Сахалине — везде виден фирменный почерк Игоря.
Сегодня Игорь Гаврилов — признанный мастер, чьи фотографии печатали, кажется, все ведущие издания мира. Он лауреат множества наград, включая премию World Press Photo.
Но Игорь по-прежнему много снимает, сотрудничая с разными агентствами и СМИ. В самом деле, фоторепортер никогда не знает, какой репортаж станет вершиной его карьеры.

Первый Международный конкурс парикмахеров в Москве. Фото Игоря Гаврилова

Строим будущее". Сахалин, 1974 год. Фото Игоря Гаврилова

Экология потребления.Люди:Снимки с историями от прославленного фотографа Игоря Гаврилова, посвятившего своей непростой профессии более 40 лет...

Игорь Гаврилов – живая легенда советской фотожурналистики. Его работы удивительны, каждая фотография − это жизнь, не прикрытая, а пойманная врасплох. Многие гениальные снимки автора не публиковались в свое время лишь потому, что были слишком правдоподобны.

Для Игоря главный жанр – аналитический репортаж. Главная цель в работе – сфотографировать правду, в поисках которой он объездил всю Россию, работал в 50 странах зарубежья, фотографировал практически во всех горячих точках страны, на седьмой день после взрыва летал над реактором Чернобыльской АЭС.

Профессионализм, огромная любовь к своей работе, и правильные принципы сделали работу Игоря значимой и всемирно признанной. Снимки фотографа публиковались в самых престижных мировых изданиях: Paris Matsh, Le photo, Stern, Spiegel, Independent, Elle, Рlay boy – и многих других. Номинирован на название «Лучший фотограф года» от журнала «Time». Лауреат премии World Press Photo.

В издании «Русский репортер» вышел материал, для которого отобрали 50 кадров фотографа, сделанных им в самые разные периоды жизни – от студенческих лет до недавних поездок по планете. Игорь рассказал о каждом снимке − где-то в двух словах, где-то подробно, а где-то – и с отступлениями в более общие темы.

Получился пронзительный рассказ, заставляющий смотреть на фотографии совсем под другим углом.

Коммуналка

Конец 80-х – начало 90-х. Коммуналка. Выглядит как декорация на «Мосфильме», где строятся временные перегородочки, изображающие какую-то жизнь. Но это вполне себе реальная квартира.

Меня попросили снять тему про коммуналки. Я не только в одной этой квартире был, а напряг всех своих знакомых, которые знают или имеют знакомых, живущих в коммунальных квартирах. Но вот эта меня совершенно поразила. В кадре − большая комната одной семьи. Там вот в углу сидит мать, внизу под нами это ее дочка, весьма милая. Они просто разгородили эту большую комнату фанерной перегородкой, чтобы как-то отделиться друг от друга. Но разгородили не до потолка, а до середины, и поэтому можно было забраться на эту перегородку, и оттуда сделать такой кадр. Помню, пылища там не протиралась, я думаю, полгода или год, слез я оттуда весь в какой-то паутине, пыли, черте в чем.

Символ эпохи

То, с чем мы жили и достаточно долгие годы, когда человек приходил в магазин и видел там совершенно пустые прилавки. Это начало 90-х или 89-й.

«Где ты был?...»

Кадр с самой несчастливой судьбой. Я его сделал на Западной Украине, в городе Ивано-Франковске. В те дни туда съехалось достаточно большое количество иностранцев из соцлагеря, много корреспондентов. Я шел в пресс-центр из гостиницы и увидел такую сценку на автобусной остановке. Буквально два раза нажал. На меня набросился какой-то военный, стал кричать на весь Ивано-Франковск, что я порочу советский образ жизни, почему я снимаю инвалидов, откуда я взялся.

В «Огоньке» кадр не напечатали, и куда бы я его ни предлагал, его нигде не принимали. Главный редактор журнала «Советское фото» лично своими руками этот кадр три раза выкладывала из коллекций, которые посылались на какие-то международные фотоконкурсы – «Интерпресс-фото» или World Press Photo, сопровождая свои действия нелицеприятными комментариями.

Задули ветра перестройки. В «Советском фото» собрался полный редакционный зал московских фотокорреспондентов, предмет обсуждений - как осовременить журнал. Я достал этот снимок со словами: «Просто вот такие фотографии печатайте». И в ответ услышал: «Игорь, а где же вот ты раньше был, почему вот ты такие кадры не приносил в «Советское фото»?»

Одинокий, но мудрый

Это День Победы, год примерно 76-77. Такая сценка образовалась на набережной. Я считаю, что самый мудрый – это тот, который посередине стоит один, он делом занимается: пьет пиво, ест бутерброд. А эти еще неизвестно, чем будут заниматься.

Землетрясение в Армении

Списки людей, которых нашли и сумели опознать. Они висят на стекле – пресс-центр там импровизированный в каком-то зданьице – и вот люди все время подходят, читают.

Главный инженер швейной фабрики. Его выкапывали из завалов разрушенной фабрики 2,5 часа, всё это время я стоял под качающейся плитой на торчащей балке. Понятно, что за два с половиной часа я мог наснимать массу фотографий, но какая-то сила держала меня на этом небезопасном месте. Три, четыре кадра – всё что я успел снять со своей позиции. Мог ничего не снять. И все-таки это один из лучших кадров вот в этой серии. Вот кто мне помог? Я склонен думать на Него. Ну да, а может быть просто так получилось.

Когда я приехал в Москву, показал фотографии, «Огонек» дал номинально один разворот достаточно спокойных фотографий. И мне было очень больно.

Я надеялся, что напечатают больше фотографий и более сильных. И я отправил это все в «Тайм», и «Тайм» вышел с главным репортажем номера. И они номинировали меня за этот репортаж на лучшего репортера года.

Первый Международный конкурс парикмахеров в Москве

Это начало 80-х. Девушки на снимке − модели конкурса, им сушат прически вот под этим прекрасным плакатом. Самое интересное то, что этот снимок был опубликован в журнале «Огонек» в те годы, до перестройки, но несколько скадрированный. Главный художник вынес из кабинета большие ножницы длиной сантиметров 20 и со словами «ты что, ох..., Гаврилов» отрезал плакат.

Похороны Высоцкого

Таганка, напротив театра. Похороны Владимира Семеновича Высоцкого. Я простоял у гроба в театре часа два, не мог уйти. С экспозицией ошибся, а когда вышел на площадь, это все увидел. И только сейчас вот, буквально в этом году я понял, что на самом деле похороны Высоцкого – это первый несанкционированный митинг в Советском Союзе. Первое всенародное неповиновение той власти, когда люди пришли – никто их не созывал, никто их не загонял, как это делалось на демонстрации 7 ноября или 1 мая, − а они пришли.

Слишком свободный

Спецприемник в Москве на Алтуфьевском шоссе. Я там снимал несколько раз и всякий раз – с большим интересом. Ну, что говорить? С большой болью – это слишком напыщенно. Да нет, боли-то особой не было. Но детей жалко. Туда собирают всех убежавших из дома, найденных на вокзалах, на улицах.

Вот этого мальчика когда стригли, с него вши прыгали, метра на три от него. Я еле успевал отмахиваться, думал, что сам весь завшивлю, пока его снимал.

Безотходное производство

70-е, Москва. Безбожный переулок. Напротив вот того окошка, в которое люди сдают посуду, только что отмытую от этикеток в луже, находится магазин «Минеральные воды» – достаточно известный в Москве. Для того чтобы сдать посуду, получить деньги, перейти напротив и купить вина или пива, которое там тоже продавалось, люди этим делом и занимались.

Жизнь после Афгана

Конец 80-х. Подмосковье. Это реабилитационный госпиталь для солдат, вернувшихся из Афганистана. Там такие вот мальчики были. Целый госпиталь – человек 500, которые только что вернулись оттуда и видели смерть. С ними трудно приходилось персоналу.

Лучшая фотография 1990 года в Америке

6 ноября 1990-й год, задание журнала «Тайм» − снять оформление города перед 7 ноября. Это последнее 7 ноября, когда прошла коммунистическая демонстрация. Кадр был напечатан в «Тайме», и потом он вошел в лучшие фотографии года в Америке – здоровая книга, она у меня есть. А назавтра уже ничего не стало. Все, последняя демонстрация, последний парад. Абзац.

Фотография не стоит горя, причиненного ради этой фотографии

Я снимал что-то в Грузии – и вдруг сошла лавина в Сванетии. Один мужчина-сван оказался внизу, когда сошла лавина на его село, и вот по горным дорогам мы вместе поехали на место трагедии. Наша дорога заняла три или четыре дня. Приехали – всё селение разрушилось. Я начал снимать. Никого не было на улицах, никого абсолютно. И вдруг я увидел, вот к этому остатку дома поднимаются вот эти люди – мужчина, женщина и ребенок, они несут в руках стаканчики маленькие с чачей или с водкой. У мужчины на груди портрет погибшего под лавиной его родственника. Я понимаю, что я сейчас могу сделать достаточно такой жесткий кадр. Они идут. Я знаю, где его делать, знаю, как его делать. Жду. Вот они подходят, я поднимаю аппарат к глазам, один раз нажимаю. Тишина полнейшая – горы. И мужчина этот на меня посмотрел. За спиной у меня стоит мой сван, с которым я приехал, вот он мне положил руку на плечо и говорит: «Ему не нравится, что ты фотографируешь».

И я не стал больше снимать, не сделал ни одного кадра. Женщина плакала, рыдала, на колени бросалась и снег разгребала, и ребенок стоял в стороне такой странный, с какой-то шапкой, на один глаз натянутой, и мужчина. Я не стал снимать. А когда все это закончилось, мужчина подошел ко мне и пригласил на поминки в землянку. Чужих приглашать на такие мероприятия там не принято, но меня пригласили за проявленное уважение.

Детки в клетках

Самая первая публикация в журнале «Огонек» из мест не столь отдаленных – раньше в Советском Союзе такого рода материалы не печатали. Это Судская колония для несовершеннолетних преступников. За четыре дня я сделал материал, который, в общем-то, принес мне достаточно много славы и много медалей, был опубликован в Independent Magazine английском, и во многих книгах был опубликован. Тогда не было цифровой камеры, я не мог на дисплее посмотреть, а правильно ли у меня тень упала. Я именно этой тени и добивался. Это в карцере, парень сидит и смотрит на меня, хотя я даже не просил его смотреть.

Дорога смерти

Начало пути на Памир, начало 80-х. Это одна из самых трудных командировок. Мы проехали по дороге Хорог – Ош, а эту дорогу называли дорогой смерти. Там высокогорье, 4,5–5 тысяч метров, дорога – серпантины, обрывы. И коробка передач у нас полетела на машине. Если бы не пограничники... Там все друг другу помогают, потому что понимают, что остановись ты на этой дороге на ночь, и ты можешь уже не проснуться.

Погода нелетная

Это «Домодедово» аэропорт, 70-е годы. Я бегу от электрички к зданию аэровокзала. Была плохая погода, и долгое время самолеты не летали, и поэтому все неулетевшие рассосались по аэропорту и вокруг. Человек на снимке – не улетел, он спит вот в конце этого железнодорожного «путя».

В первый раз

Это будущий лейтенант, перед первым самостоятельным полетом. Вот такой у него взгляд. В первый раз инструктора с ним не будет, он сидит первый в спарке. Это, по-моему, Оренбургское летное училище или Омское – в общем, в тех краях.

Строим будущее

Это Сахалин, 1974 год. Я поехал на практику студенческую фотокорреспондентом стройотряда. На этом кадре мои друзья-однокурсники. А тот человек, который держит за ноги непонятно кого уже – это Егор Верен, который сейчас один из руководителей «Интерфакса». Это ребята под теплотрассой прокладывают электрический кабель, один другому передают конец.

С вендеттой всё в порядке

Корсика. Я путешествовал по Корсике на машине главы корсиканской мафии. Мы поехали высоко в горы. Там был какой-то поэт, художник, писатель – очень милые люди, мы с ними беседовали, пили вино. Я отошел от компании, увидел вот этих вот двух колоритных ребят. Это жители поселка высоко в горах. Я по-французски очень плохо говорю. А у них еще какое-то наречие. Ну, в общем, я не нашел ничего лучше как спросить: «А как у вас тут с вендеттой?». И один из них тут же полез за спину и вынимает из-под рубашки пистолет и говорит: «А вот мы к вендетте всегда готовы. Вот вендетта – пожалуйста». И потом так мило улыбнулся.опубликовано

Также интересно:

Боюсь сглазить, но Игорь Гаврилов производит впечатление благополучнейшего человека. Спокойный и добродушный в общении, он, словно профессор Преображенский, успевает всюду, никуда не торопясь. От мамы он усвоил несколько простых на первый взгляд базовых принципов: «не класть все яйца в одну корзину», «репутация – это все» и «не бывает безвыходных ситуаций». Держась этих принципов, он преуспел в бизнесе, которым и продолжает заниматься с видимым удовольствием.

– Вы любите путешествовать?

– Да, очень. В последний раз был в Бангкоке.

– Во-первых, необыкновенно радушное отношение к приезжим. Во-вторых, животные – я попробовал на ощупь шкуру тигра, а орангутанги – это совершенно уникальные самодостаточные существа, у них обо всем есть свои представления.

– Вы верите, что они – наши предки?

– Нет. Абсолютно.

– А как вы себе представляете происхождение человека?

– Как оно описано в Библии: Бог создал человека по образу и подобию своему. Я верующий.

– Но создание Адама из праха земного можно понимать как символическое описание эволюции человека из неорганической материи.

– На это я вам так скажу: мы все читали книжки про Фандорина и составили в своем воображении какой-то его образ. А потом мы смотрим три фильма про Фандорина, и в каждом его образ – другой, всегда отличный от того, что мы представляли…

– То есть вы за свободу в толковании Писания?

– Конечно.

– Вы играете в азартные игры?

– Да, в покер. Для мужчины нормально стремиться выигрывать, быть первым. Кроме того, покер учит терпению, там нужно ждать, ждать, ждать…

– А бизнес можно сравнить с азартной игрой?

– Смотря какой. Мне все время везло на хороших людей. Я начал заниматься бизнесом плотно года с 1991-го. Когда все рухнуло, начался бизнес. Мне товарищи абсолютно случайно предложили бензин, находящийся в Уфе. Куда его деть? Я пришел в горсовет и говорю: дайте мне автозаправочную станцию в аренду. Меня поддержали, и в 1991 году я умудрился открыть первую в Советском Союзе частную автозаправочную станцию на улице Есенина. Тогда как раз был кризис, и очереди от моей заправки были по три-четыре километра во все стороны. В 1994 году у меня было уже около двадцати заправочных станций. Потом я все это продал и выкупил банк. Мне чрезвычайно понравился банковский бизнес. Мой товарищ объяснил очень просто: банк – это как кусок сала. Сидит компания хороших друзей за круглым столом, на столе – кусок сала. Каждый его подержал в руках и положил обратно. Кусок сала остался целый, а руки у всех жирные. Так работают все банки во всем мире. В 1998 году правительство нас подвело, и нам пришлось выбирать между репутацией и деньгами. Я, недолго думая, решил в пользу репутации (то есть закрыл банк), о чем не жалею до сих пор. Я могу сказать, что в бизнесе репутация – это номер один. Заслужить ее очень тяжело, а потерять можно за одну минуту.

– Вы застали те легендарные «крыши», бандитские «расклады»?

– Не просто застал. Революция произошла в умах: люди разделились на бандитов и не бандитов и между ними – все остальные. Доходило до смешного: в один день приходили три «крыши». На самом деле бандиты не были такими уж разбойниками. Они приходили, спрашивали: «крыша» нужна? Не нужна? Ну и все, кофе пили и дальше шли. Это было время огромных возможностей. Они и сейчас есть, но тогда можно было просто наклоняться и деньги поднимать. Услуг никаких, товаров никаких… Помню, мы ходили году в 1993-м в ресторан, и – не говоря о качестве обслуживания – я обнаружил, что сумма в счете не сходится арифметически. Говорю официанту: «Посмотрите, эта сумма не получается при сложении слагаемых. Пересчитайте, пожалуйста!» А он – уже «накидавшийся», Первое мая было – отвечает: «Мы, конечно, можем пересчитать, но сумма от этого не изменится». Вот эта фраза «сумма не изменится», на мой взгляд, сакраментальная для того времени.

– Сейчас традиции все-таки устанавливаются?

– Конечно. Уже выросло поколение с другим пониманием вещей. Я сужу по детям, у меня их трое: моей дочери Яне шестнадцать лет, сыну Григорию – тринадцать, младшему Герману – два года. Но ведь и я не нашел золотой кирпич. В основном, думаю, это было стечение обстоятельств – оказывался в нужное время в нужном месте. И еще: люди должны помогать друг другу. Нужно относиться к ним хорошо, и – хотя, к сожалению, не всегда случается так – они тоже к тебе хорошо будут относиться. Сейчас люди начинают понимать, что всех денег не заработать. Никто уже не боится, как раньше, что снова придется ходить в серых плащах, сидеть на чемоданах с деньгами и ездить на «восьмерках», или какие там еще модные модели изобретет многоуважаемая «Лада Моторс».

– А вы на чем ездите?

– У меня Ferrari. Очень люблю гонять, специально для этого езжу в Германию. В прошлом году участвовал в стритрейсинге. Может быть, и в этом позовут.

– Вы честолюбивый человек?

– Да, конечно. Все честолюбивые чего-то добиваются, потому что если нет честолюбия, то ты идешь по плоскости, а не по ломаной линии. Я пробовал просто жить, отдыхать, короче говоря, ушел на пенсию… но мне не понравилось. От бездействия толстеешь, тупеешь, застой происходит. Надо двигаться.

Быть может, советская эпоха и не ассоциируется у нас сейчас со временем расцвета фотографии, однако она подарила нам немало прекрасных мастеров. Все они так или иначе сталкивались с препятствиями на своем творческом пути, но не все стали неофициальными, андеграундными фотографами. Некоторые, как, например, Игорь Гаврилов, сумели сохранить свой творческий почерк, публикуясь при этом в ведущих изданиях.

Игорь Гаврилов родился в 1952 году в Москве и фотографией увлекся еще в детстве. В школе он активно занимался любительской фотосъемкой, что помогло ему в 1970 году стать победителем Всесоюзного конкурса среди выпускников школ.

Дальнейший путь был, по сути, предопределен - Игоря вне конкурса зачислили на факультет журналистики МГУ, в только что образованную группу, готовившую профессиональных фотокорреспондентов.

«Жизнь после Афгана». Конец 1980-х годов, Подмосковье. Фото Игоря Гаврилова

Еще на старших курсах Игорь получает предложение о сотрудничестве от журнала «Огонек», в котором в те годы была самая профессиональная фотослужба. В итоге этот союз продлится почти полтора десятилетия.

Лучшая фотография 1990 года в Америке. Фото Игоря Гаврилова

Но с конца 80-х, когда становится возможной взаимодействие с западными изданиями, Игорь активно начинает работать «на мир», став московским корреспондентом журнала Time, который в том же году номинировал его на звание фотографа года.

Кадр сделан на Западной Украине, в городе Ивано-Франковске.

Советские фотографии Игоря Гаврилова удивляют. Прежде всего, те, которые были опубликованы. В них вроде бы обычный, «правильный», порой скучный соцреализм. Но это только на первый взгляд. Если приглядеться к снимкам внимательнее, то можно понять, что они намного глубже своего первого, «официального», слоя.

«Детки в клетках». Самая первая публикация Игоря Гаврилова в журнале «Огонек».

Что уж говорить о тех фотографиях, которые не прошли цензуру или были сделаны уже во времена, когда цензура умерла! Искренняя и неприукрашенная правда жизни - самое важное для Игоря. Зафиксировать реальность именно такой, как она есть.

«Одинокий, но мудрый». День Победы, 1977 год.

Например, репортаж из Армении в дни страшного землетрясения 1988 года, за который Игорь и был номинирован, и с которого началось его сотрудничество с Time. В нем подлинная боль людей, потерявших кров и близких, весь ужас трагедии.

Первый Международный конкурс парикмахеров в Москве. Фото Игоря Гаврилова

И при этом - никакой «чернухи» с целью посильнее надавить на зрителя. Фотографии из реабилитационного госпиталя для «афганцев», из колонии для несовершеннолетних... да даже просто из студенческого отряда на Сахалине - везде виден фирменный почерк Игоря.

Землетрясение в Армении. Фото Игоря Гаврилова

Сегодня Игорь Гаврилов - признанный мастер, чьи фотографии печатали, кажется, все ведущие издания мира. Он лауреат множества наград, включая премию World Press Photo.

Похороны Высоцкого. Фото Игоря Гаврилова

Но Игорь по-прежнему много снимает, сотрудничая с разными агентствами и СМИ. В самом деле, фоторепортер никогда не знает, какой репортаж станет вершиной его карьеры.

«Строим будущее». Сахалин, 1974 год. Фото Игоря Гаврилова

Снимки с историями от прославленного фотографа Игоря Гаврилова, посвятившего своей непростой профессии более 40 лет.

Игорь Гаврилов - живая легенда советской фотожурналистики. Его работы удивительны, каждая фотография - это жизнь, не прикрытая, а пойманная врасплох. Многие гениальные снимки автора не публиковались в свое время лишь потому, что были слишком правдоподобны.

Для Игоря главный жанр - аналитический репортаж. Главная цель в работе - сфотографировать правду, в поисках которой он объездил всю Россию, работал в 50 странах зарубежья, фотографировал практически во всех горячих точках нашей страны, на седьмой день после взрыва летал над реактором Чернобыльской АЭС.

Профессионализм, огромная любовь к своей работе, и правильные принципы сделали работу Игоря значимой и всемирно признанной. Снимки фотографа публиковались в самых престижных мировых изданиях: Paris Matsh, Le photo, Stern, Spiegel, Independent, Elle, Рlay boy - и многих других. Номинирован на название «Лучший фотограф года» от журнала «Time». Лауреат премии World Press Photo.

29 марта в издании «Русский репортер» вышел материал, в котором были отобраны 50 кадров фотографа, сделанные им в самые разные периоды жизни - от студенческих лет до совсем недавних поездок по планете. Игорь рассказал о каждом снимке - где-то в двух словах, где-то подробно, а где-то - и с отступлениями в более общие темы.

Получился пронзительный рассказ, заставляющий смотреть на фотографии совсем под другим углом.

1. Коммуналка

Конец 80-х - начало 90-х. Коммуналка. Выглядит как декорация на «Мосфильме», где строятся временные перегородочки, изображающие какую-то жизнь. Но это вполне себе реальная квартира.

Меня попросили снять тему про коммуналки. Я не только в одной этой квартире был, а напряг всех своих знакомых, которые знают или имеют знакомых, живущих в коммунальных квартирах. Но вот эта меня совершенно поразила. В кадре - большая комната одной семьи. Там вот в углу сидит мать, внизу под нами это ее дочка весьма милая. Они просто разгородили эту большую комнату фанерной перегородкой, чтобы как-то отделиться друг от друга. Но разгородили не до потолка, а до середины, и поэтому можно было забраться на эту перегородку, и оттуда сделать такой кадр. Помню, пылища там не протиралась, я думаю, полгода или год, слез я оттуда весь в какой-то паутине, пыли, черте в чем.

2. Символ эпохи

То, с чем мы жили и достаточно долгие годы, когда человек приходил в магазин и видел там совершенно пустые прилавки. Это начало 90-х или 89-й.

3. «Где ты был?..»

Кадр с самой несчастливой судьбой. Я его сделал на Западной Украине, в городе Ивано-Франковске. В те дни туда съехалось достаточно большое количество иностранцев из соцлагеря, много корреспондентов. Я шел в пресс-центр из гостиницы и увидел такую сценку на автобусной остановке. Буквально два раза нажал. На меня набросился какой-то военный, стал кричать на весь Ивано-Франковск, что я порочу советский образ жизни, почему я снимаю инвалидов, откуда я взялся.

В «Огоньке» кадр не напечатали, и куда бы я его ни предлагал, его нигде не принимали. Главный редактор журнала «Советское фото» лично своими руками этот кадр три раза выкладывала из коллекций, которые посылались на какие-то международные фотоконкурсы - «Интерпресс-фото» или World Press Photo, сопровождая свои действия нелицеприятными комментариями.

Задули ветра перестройки. В «Советском фото» собрался полный редакционный зал московских фотокорреспондентов, предмет обсуждений - как осовременить журнал. Я достал этот снимок со словами: «Просто вот такие фотографии печатайте». И в ответ услышал: «Игорь, а где же вот ты раньше был, почему вот ты такие кадры не приносил в „Советское фото“?»

4. Одинокий, но мудрый

Это День Победы, год примерно 76-77. Такая сценка образовалась на набережной. Я считаю, что самый мудрый - это тот, который посередине стоит один, он делом занимается: пьет пиво, ест бутерброд. А эти еще неизвестно чем будут заниматься.

5. Землетрясение в Армении

Списки людей, которых нашли и сумели опознать. Они висят на стекле - пресс-центр там импровизированный в каком-то зданьице - и вот люди все время подходят, читают.

.

Главный инженер швейной фабрики. Его выкапывали из завалов разрушенной фабрики 2,5 часа, всё это время я стоял под качающейся плитой на торчащей балке. Понятно, что за два с половиной часа я мог наснимать массу фотографий, но какая-то сила держала меня на этом небезопасном месте. Три, четыре кадра - всё что я успел снять со своей позиции. Мог ничего не снять. И все-таки это один из лучших кадров вот в этой серии. Вот кто мне помог? Я склонен думать на Него. Ну да, а может быть просто так получилось.

Когда я приехал в Москву, показал фотографии, «Огонек» дал номинально один разворот достаточно спокойных фотографий. И мне было очень больно.

Я надеялся, что напечатают больше фотографий и более сильных. И я отправил это все в «Тайм», и «Тайм» вышел с главным репортажем номера. И они номинировали меня за этот репортаж на лучшего репортера года.

7. Первый Международный конкурс парикмахеров в Москве

Это начало 80-х. Девушки на снимке - модели конкурса, им сушат прически вот под этим прекрасным плакатом. Самое интересное то, что этот снимок был опубликован в журнале «Огонек» в те годы, до перестройки, но несколько скадрированный. Главный художник вынес из кабинета большие ножницы длиной сантиметров 20 и со словами «ты что, ох…, Гаврилов» отрезал плакат.

8. Похороны Высоцкого

Таганка, напротив театра. Похороны Владимира Семеновича Высоцкого. Я простоял у гроба в театре часа два, не мог уйти. С экспозицией ошибся, а когда вышел на площадь, это все увидел. И только сейчас вот, буквально в этом году я понял, что на самом деле похороны Высоцкого - это первый несанкционированный митинг в Советском Союзе. Первое всенародное неповиновение той власти, когда люди пришли - никто их не созывал, никто их не загонял, как это делалось на демонстрации 7 ноября или 1 мая, - а они пришли.

9. Слишком свободный

Спецприемник в Москве на Алтуфьевском шоссе. Я там снимал несколько раз и всякий раз - с большим интересом. Ну, что говорить? С большой болью - это слишком напыщенно. Да нет, боли-то особой не было. Но детей жалко. Туда собирают всех убежавших из дома, найденных на вокзалах, на улицах.

Вот этого мальчика когда стригли, с него вши прыгали, метра на три от него. Я еле успевал отмахиваться, думал, что сам весь завшивлю, пока его снимал.

10. Безотходное производство

70-е, Москва. Безбожный переулок. Напротив вот того окошка, в которое люди сдают посуду, только что отмытую от этикеток в луже, находится магазин «Минеральные воды» - достаточно известный в Москве. Для того чтобы сдать посуду, получить деньги, перейти напротив и купить вина или пива, которое там тоже продавалось, люди этим делом и занимались.

11. Жизнь после Афгана

Конец 80-х. Подмосковье. Это реабилитационный госпиталь для солдат, вернувшихся из Афганистана. Там такие вот мальчики были. Целый госпиталь - человек 500, которые только что вернулись оттуда и видели смерть. С ними трудно приходилось персоналу.

12. Лучшая фотография 1990 года в Америке

6 ноября 1990-й год, задание журнала «Тайм» - снять оформление города перед 7 ноября. Это последнее 7 ноября, когда прошла коммунистическая демонстрация. Кадр был напечатан в «Тайме», и потом он вошел в лучшие фотографии года в Америке - здоровая книга, она у меня есть. А назавтра уже ничего не стало. Все, последняя демонстрация, последний парад. Абзац.

13. Фотография не стоит горя, причиненного ради этой фотографии

Я снимал что-то в Грузии - и вдруг сошла лавина в Сванетии. Один мужчина-сван оказался внизу, когда сошла лавина на его село, и вот по горным дорогам мы вместе поехали на место трагедии. Наша дорога заняла три или четыре дня. Приехали - всё селение разрушилось. Я начал снимать. Никого не было на улицах, никого абсолютно. И вдруг я увидел, вот к этому остатку дома поднимаются вот эти люди - мужчина, женщина и ребенок, они несут в руках стаканчики маленькие с чачей или с водкой. У мужчины на груди портрет погибшего под лавиной его родственника. Я понимаю, что я сейчас могу сделать достаточно такой жесткий кадр. Они идут. Я знаю, где его делать, знаю, как его делать. Жду. Вот они подходят, я поднимаю аппарат к глазам, один раз нажимаю. Тишина полнейшая - горы. И мужчина этот на меня посмотрел. За спиной у меня стоит мой сван, с которым я приехал, вот он мне положил руку на плечо и говорит: «Ему не нравится, что ты фотографируешь».

И я не стал больше снимать, не сделал ни одного кадра. Женщина плакала, рыдала, на колени бросалась и снег разгребала, и ребенок стоял в стороне такой странный, с какой-то шапкой, на один глаз натянутой, и мужчина. Я не стал снимать. А когда все это закончилось, мужчина подошел ко мне и пригласил на поминки в землянку. Чужих приглашать на такие мероприятия там не принято, но меня пригласили за проявленное уважение.

14.
Ни одна фотография не стоит горя, причиненного людям ради этой фотографии. Можно потом оправдываться - вот ее увидят миллионы, то, се, пятое, десятое. Несмотря на жесткость нашей профессии, на жесткость тех ситуаций, в которых мы иногда бываем, нужно, прежде всего, оставаться человеком, а потом уже - профессионалом.

15. Детки в клетках

Самая первая публикация в журнале «Огонек» из мест не столь отдаленных - раньше в Советском Союзе такого рода материалы не печатали. Это Судская колония для несовершеннолетних преступников. За четыре дня я сделал материал, который, в общем-то, принес мне достаточно много славы и много медалей, был опубликован в Independent Magazine английском, и во многих книгах был опубликован. Тогда не было цифровой камеры, я не мог на дисплее посмотреть, а правильно ли у меня тень упала. Я именно этой тени и добивался. Это в карцере, парень сидит и смотрит на меня, хотя я даже не просил его смотреть.

16. Дорога смерти

Начало пути на Памир, начало 80-х. Это одна из самых трудных командировок. Мы проехали по дороге Хорог - Ош, а эту дорогу называли дорогой смерти. Там высокогорье, 4,5 - 5 тысяч метров, дорога - серпантины, обрывы. И коробка передач у нас полетела на машине. Если бы не пограничники… Там все друг другу помогают, потому что понимают, что остановись ты на этой дороге на ночь, и ты можешь уже не проснуться.

17. Погода нелетная

Это «Домодедово» аэропорт, 70-е годы. Я бегу от электрички к зданию аэровокзала. Была плохая погода, и долгое время самолеты не летали, и поэтому все неулетевшие рассосались по аэропорту и вокруг. Человек на снимке - не улетел, он спит вот в конце этого железнодорожного «путя».

18. В первый раз

Это будущий лейтенант, перед первым самостоятельным полетом. Вот такой у него взгляд. В первый раз инструктора с ним не будет, он сидит первый в спарке. Это, по-моему, Оренбургское летное училище или Омское - в общем, в тех краях.

19. Строим будущее

Это Сахалин, 1974 год. Я поехал на практику студенческую фотокорреспондентом стройотряда. На этом кадре мои друзья-однокурсники. А тот человек, который держит за ноги непонятно кого уже - это Егор Верен, который сейчас один из руководителей «Интерфакса». Это ребята под теплотрассой прокладывают электрический кабель, один другому передают конец.

20. С вендеттой всё в порядке

Корсика. Я путешествовал по Корсике на машине главы корсиканской мафии. Мы поехали высоко в горы. Там был какой-то поэт, художник, писатель - очень милые люди, мы с ними беседовали, пили вино. Я отошел от компании, увидел вот этих вот двух колоритных ребят. Это жители поселка высоко в горах. Я по-французски очень плохо говорю. А у них еще какое-то наречие. Ну, в общем, я не нашел ничего лучше как спросить: «А как у вас тут с вендеттой?». И один из них тут же полез за спину и вынимает из-под рубашки пистолет и говорит: «А вот мы к вендетте всегда готовы. Вот вендетта - пожалуйста». И ну потом так мило улыбнулся.



Поделиться