Интервью алексеевич гуркину. Откровения русофобки - запрещенное интервью светланы алексиевич. Вы считаете, это общецерковная позиция

«Не уйдешь из Сети»: Сеть которую неделю гудит, обсуждая Светлану Алексиевич. То откровенную провокацию: писательницы не стало. То разговор петербургского журналиста Гуркина с Алексиевич: предполагалось, что это будет интервью для «Делового Петербурга». Но публикация появилась на сайте Regnum (притом что Светлана Александровна этот дикий спор отказалась считать своим интервью и публиковать запретила). То провокацию неутомимых пранкеров Вована и Лексуса, гоголевскую историю, в которой один из незримых нанайских мальчиков пытался наградить ее орденом Украины, другой - орденом России.

Это уже похоже на методичную, неутихающую кампанию давления державной машины (и множества ее добровольцев-вольноопределяющихся) на писателя. Кстати, роковую связь между собою и «Гоголь-центром» Алексиевич заметила первой.

«Новая газета» попросила Светлану Александровну прокомментировать последние события.

— Видите, как машина завелась. Это уже серьезно. И трудно отбиться. Дело даже не в разговоре, а в волне, которая встала после него. Похоже, я серьезно им всем мешала: и вот появился прецедент. Тема для обсуждения. С беспардонным передергиванием цитат. Я вот думаю: а читали ли эти люди публикацию Regnum? Книг моих они не читали наверняка.

Две недели назад я выступала в Москве, в «Гоголь-центре». Зал был полон. Наверное, люди пришли отчасти и поддержать Серебренникова. Вот эти люди (молодежи было много) — они и были той Россией, которую я любила! И мне показалось, именно люди России, которую я любила, сейчас в полном отчаянии.

В Петербурге июньские «Диалоги» (в том числе моя лекция «Я не хочу больше писать о войне») должны были пройти на новой сцене Александринского театра. И неожиданно нам отказали в этой площадке. Не мне одной: там должны были говорить Александр Сокуров, Лев Додин. Спасибо, Михаил Пиотровский нас всех приютил. Прошли «Диалоги» в Эрмитаже.

Видимо, я теперь раздражаю всерьез. Я ведь никогда не считала нужным скрывать то, что думаю: говорила открыто и об аннексии Крыма, и о Донбассе.

Там же, в Петербурге, произошел разговор с Гуркиным. Я сразу поняла: это не интервью. Я его и не воспринимала как интервью. Пришел нервный, встревоженный, взъерошенный молодой человек с агрессивным наскоком. Меня изумило, что он сотрудник «Делового Петербурга». Я, скажем, упомянула о русификации. Она в Белоруссии началась с 1922 года. Господин Гуркин явно об этом ничего не знал и спросил: «При чем тут 1922 год? Мы с вами живем сегодня».

Меня подвело писательское любопытство. Надо было беседу сразу оборвать: на третьей минуте было понятно, что это не интервью, а перебранка. А я с ним продолжала разговаривать, потому что мне интересен и такой человек. Особенно молодой человек таких взглядов. Мы ведь так долго, с великими надеждами ждали: придет небитое поколение! Вот оно и пришло…

Однако я сразу же и твердо сказала, что запрещаю это печатать. В результате: публикация «Регнума» и волна «откликов» на нее. Кашин, Бабицкий, Прилепин, Шаргунов, Киселев… как отмашку дали. О мути, бушующей в фейсбуке, даже не говорю. Но читаю с интересом.

И такое впечатление, что поют люди с голоса друг друга. Не прочитав даже «перебранку». Ведь я не говорила совершенно о запрете русского языка! Я говорила об отмене его как языка обучения. Чтоб сцементировать новые нации. На какое-то время. Дословно: «Пожалуйста, говорите по-русски, но все учебные заведения будут, конечно, на украинском».

Речь шла о том, как отчаянно люди хотят построить свое государство. И их логика жесткая очень. Но надо попробовать в нее вдуматься. Понять их позицию. Попытаться.

Потом пошла следующая волна: Алексиевич и пранкеры! Да, они мне звонили. Лексус и Вован. Один — якобы от имени министра культуры Украины. Другой — от имени Аркадия Дворковича. И оба предлагали ордена: «Небесной сотни» и Дружбы народов, кажется.

Объясню, что я никаких наград ни от каких государств не возьму. Это обдуманная позиция. В такое время, как сегодня, художник награды брать не должен. Когда позвонил Вован (или Лексус?) от имени Украины, я не очень удивилась: знала, что Порошенко хотел встретиться со мной. Звонку Лексуса (или Вована?) от имени России удивилась больше, подумала о пранкерах, и мне стало интересно, как они работают? Так что я недолго, но говорила.

По итогам всех этих страстей хорошо теперь понимаю, как трудно честному человеку сегодня в России. Особенно «на местах». Далеко от столиц. В буре, в мареве мути и провокаций, идущих отовсюду. Начиная, конечно, с телеэкрана. И думаю: как же глубоко эта страсть к доносу, к поиску «чужого», страсть к коллективному «ату его!» сидит в нашем человеке, в «красном человеке» — даже в его потомках. Словно в генокод вошла. Какая готовность к коллективной травле в людях живет! Я хочу понять как художник — что ж это такое в нас? В здешней человеческой природе?

Кстати, если б все, кто с такой страстью вгрызался в сказанное мной, выворачивая слова наизнанку, всмотрелись бы с той же страстью в слова Дмитрия Киселева: им бы бездны открылись!

И вот ему я хотела бы сказать: «Господин Киселев, не пугайте меня. Я не поддамся».

Журналист «Делового Петербурга» Сергей Гуркин опубликовал в агентстве Regnum интервью с писательницей Светланой Алексиевич. Cобеседники обсуждали внешнюю политику России, но после получаса разговора нобелевский лауреат запретила выпускать интервью. Однако Гуркин решил, что это проблемы Алексиевич. В результате журналиста уволили из «ДП».

РИА «Новости» / Кирилл Каллиников

Интервью с заголовком «Вы просто набор пропаганды» вышло в информационном агентстве Regnum 19 июня. В начале текста говорится, что в ходе разговора Алексиевич решила запретить его публикацию, но поскольку изначально она согласилась на интервью, то редакция выпустила его.

Автор интервью Сергей Гуркин объяснил в своем Facebook-аккаунте, почему решился на публикацию. По его мнению, если собеседник согласился на интервью, а потом отказался, то это «его проблемы».

Я журналист. И если интервьюируемый а) знает, что говорит (в публичном месте при свидетелях) для интервью под запись и б) в начале разговора соглашается отвечать на вопросы в лоб, но после 35 минут разговора решает, что интервью ему не понравилось, то это его проблемы

- Сергей Гуркин.

Журналист также заявил, что это интервью хорошо тем, что в нем «многое сказано прямо». «Теперь мы выяснили: людям можно запрещать говорить на родном языке, если есть на то государственная необходимость (говорит писатель); тех, кто убил писателя за его взгляды, можно понять (говорит писатель, гуманист и демократ); русификация - плохо, украинизация - хорошо (говорит человек, думающий, говорящий и пишущий по-русски); и так далее, и тому подобное», - написал Гуркин.

Большая часть интервью посвящена внешней политике России и отношениям России и Украины. В частности, Алексиевич заявила, что не считает майдан государственным переворотом, и добавила, что понимает мотивы убийц украинского писателя Олеся Бузины.

С. А.: То, что он говорил, тоже вызывало ожесточение.

Regnum: То есть таких надо убивать?

С. А.: Я этого не говорю. Но я понимаю мотивы людей, которые это сделали. Так же, как мне совершенно не нравится, что убили Павла Шеремета, который любил Украину. Видимо, были какие-то разборки или что-то.

Женщина согласилась с тем, что на время евроинтеграции на Украине можно «отменить русский язык».

Regnum: Вы говорите, что когда сто лет назад (по Вашему мнению) насаждалась русская культура - это было плохо, а когда сегодня насаждается украинская культура - это хорошо.

С. А.: Она не насаждается. Это государство хочет войти в Европу. Оно не хочет жить с вами.

Regnum: Для этого нужно отменить русский язык?

С. А.: Нет. Но, может быть, на какое-то время и да, чтобы сцементировать нацию. Пожалуйста, говорите по-русски, но все учебные заведения будут, конечно, на украинском.

Нобелевский лауреат также заявила, что после поколения, которое ждало демократии, пришло «очень сервильное поколение, совершенно несвободные люди». По ее мнению, свободные люди - это «люди с европейским взглядом на вещи». Также Алексиевич отметила, что не приемлет революцию как путь, так как «это всегда кровь, а к власти придут все те же люди».

Трудно говорить, через сколько лет Белоруссия и Россия превратятся в свободные страны

- Светлана Алексиевич.

Сергей Гуркин, фото: Facebook.com

Позже Сергей Гуркин сообщил на своей странице в Facebook, что в последние два года у него была договоренность с «ДП» о том, что он может в свободное время сотрудничать с Regnum. 19 июня журналист предоставил интервью «ДП», но в петербургском издании его не стали публиковать в связи с «несоответствием темы и тона интервью». Гуркин сообщил руководству, что выпустит текст в другом издании.

После выхода интервью в Regnum руководство «ДП» предложило Гуркину обратиться к информагентству с просьбой снять текст, однако тот отказался. В результате руководство «Делового понедельника» предложило ему уволиться по соглашению сторон. Мужчина согласился.

Сама Алексиевич в комментарии белорусскому изданию «БелаПАН» заявила , что давала интервью для «Делового Петербурга». «Да, интервью было, приходил корреспондент. Но когда мы начали говорить, я поняла, что это провокация», - сказала она. Сам Гуркин утверждает, что во время разговора собеседники не обсуждали место публикации.

Мнения комментаторов в аккаунте Гуркина разошлись. Одни посчитали, что журналист не имел права публиковать интервью и похвалили позицию Алексиевич.

Вечером в понедельник, 19 июня, на ИА REGNUM вышло интервью обозревателя "ДП" Сергея Гуркина с нобелевским лауреатом Светланой Алексиевич. По ходу разговора белорусская писательница прервала разговор и запретила публиковать интервью. Изначально журналист готовил интервью для "ДП", однако редакция отказалась от его публикации, так как оно не было согласовано. После публикации интервью на ИА REGNUM Сергей Гуркин был уволен из "ДП" по соглашению сторон.

Несколько слов по поводу интервью Светланы Алексиевич. Спасибо большое за высказанные мнения и комментарии! Все, что не некролог, то реклама. А теперь по сути.

1. Модест Колеров (главный редактор REGNUM. - Ред. сайт), рассказывая, что журналист двух изданий сначала взял интервью у Светланы Алексиевич, а потом решил, куда его отдавать, и отдал в " ", к сожалению, не обладает полнотой информации. Предложение поговорить со Светланой Алексиевич Сергей Гуркин получил от меня, то есть от "ДП".

2. Встреча состоялась благодаря посредничеству проекта "Диалоги", по приглашению которого, как я понимаю, Светлана приехала в Петербург. "ДП" давно и плодотворно сотрудничает с "Диалогами", на страницах газеты уже многократно выходили интервью с героями этого прекрасного проекта. За что отдельное спасибо Николаю Солодникову. Эти интервью регулярно делал и Сергей, каждый раз договариваясь о встрече с организаторами "Диалогов" от лица "ДП". Таким образом, нет ни малейших сомнений, что Светлана Алексиевич была предварительно предупреждена, что она будет общаться с представителем "Делового Петербурга", а не какого-то другого издания. Я очень надеюсь, что этот инцидент не повлияет на наши диалоги с "Диалогами".

3. По практике знаю, что очень многим ньюсмейкерам далеко не все равно, с представителем какого СМИ общаться. Условно говоря, кто-то с удовольствием даст интервью "Аль-Джазире", а кто-то - поговорит с "Нью-Йорк Таймс". И стоит уважать выбор и время людей.

4. Интервью в таком виде не могло появиться на страницах "ДП". Поэтому я настоятельно предлагал Сергею дождаться ответа от Светланы. Сергей всегда был очень щепетилен в этом вопросе и вносил поправки по просьбе героев интервью.

5. Согласование интервью - такая же часть работы журналиста, которая порой занимает в разы больше времени, чем подготовка к разговору, расшифровка и редактирование, вместе взятые. У меня лично было несколько примеров, когда интервью согласовывалось, даже если сначала следовал категорический отказ. А также были случаи, когда интервью после согласования приходило в такой вид, что я отказывался от публикации. И в итоге материал не выходил ни в каком виде - ни первоначальном, ни согласованном.

6. Сергей Гуркин - хороший журналист. Но ни от кого нельзя требовать невозможного. А эта тема, как оказалась, из разряда невозможных. Лучше не просить снять фильм о конфликте в Нагорном Карабахе ни армянского режиссера, ни азербайджанского, если стоит цель получить хотя бы более-менее беспристрастную картину событий. И таких примеров, к сожалению, можно привести много.

7. Хуже всего, что все это в конечном итоге принесло пользу лишь телепропагандистам, которые сделали из интервью новость номер один, посвятив ему в вечернем прайм-тайме почти 6 минут. Пропаганда, к сожалению, лишь сеет ненависть и еще больше разделяет людей. А хочется, извините за пафос, приносить людям пользу, занимаясь журналистикой.

Выделите фрагмент с текстом ошибки и нажмите Ctrl+Enter

21 июня сего года по инициативе работодателя газеты «Деловой Петербург» с формулировкой «по соглашению сторон» был уволен журналист Сергей Гуркин, который интервьюировал Светлану Алексиевич (лауреата Нобелевской премии по литературе). Сергей Гуркин помимо работы в «Деловом Петербурге» занимался сотрудничеством с информационным агентством Regnum.

Информационный «пожар» разгорелся не без помощи самой г-жи Алексиевич, которая сначала дала согласие на публикацию интервью, а затем – уже по его выходу, судя по всему, прикидывая то, что успела наговорить в разговоре с российским журналистом, заявила, что редакция интервью с ней публиковать не должна. Мало того, Алексиевич обратилась к работодателю Сергея Гуркина в «Деловой Петербург» и потребовала надавить на журналиста с той целью, чтобы тот снял свою собственную публикацию на страницах «Регнума».


Ситуация более чем странная, особенно если учесть, что все заявления г-жи Алексиевич журналист передал, что называется, слово в слово. Видимо, именно вариант «слово в слово» и не пришёлся по душе белорусской писательнице с украинскими корнями, пишущей на русском языке, как о себе говорит сама Алексиевич.

В итоге у Сергея действительно потребовали снять публикацию, однако тот, следуя кодексу профессионального журналиста, публикацию снимать не стал, и с этой публикацией можно познакомиться на сайте информационного агентства Regnum. Вот только сам Сергей Гуркин остался без основного места работы. И этой работы журналиста фактически лишила дама, которая сама же буквально через слово заявляла, что Россия «должна стать свободной», что лично она «восхищается европейской демократией и свободой слова». Уже один этот факт не красит нобелевского лауреата и как бы намекает на то, что «позволено нобелевскому лауреату, не позволено журналисту». Что ж, верной, как говорится, дорогой...

Итак, что же такого предосудительного с точки зрения Алексиевич и работодателя Сергея Гуркина было в интервью с лауреатом Нобелевской премии по литературе, если интервью требовали с публикации снять, а за «непослушание» журналиста ещё и «попросили»?..

А интервью на самом деле примечательное. И примечательно оно в первую очередь настоящим жаром русофобии и антироссийской риторики, который исходил от Светланы Алексиевич. Сразу же стоит расставить точки над «i» - вряд ли изначально кому бы то ни было следовало ожидать, что Алексиевич позволит себе хотя бы нейтральную риторику, ведь не для того именно её Нобелевский комитет избрал в своё время в качестве лауреата премии. Не секрет, что в Нобелевском комитете сложилась тенденция: вылей больше грязи на , быт или политику СССР, а ещё лучше – на современную Россию, и будет тебе великое нобелевское счастье в виде премии и всеобщего либерального обожания. И г-жа Алексиевич в этом плане себя, как «хомо лауреатикус», полностью оправдала.

Представлю несколько, на мой взгляд, важных тезисов от Алексиевич, высказанных ею в интервью (ссылка на публикацию - информационное агентство ).

Г-жа Алексиевич объявила, что на Украине в 2014 году не было никакого государственного переворота. Вот так: антиконституционная смена власти, попирание норм законности, занятие радикалами правительственных зданий – это, оказывается, никакой не госпереворот. Ах, ну да... «Онижедети», «демократия», всё такое...

Алексиевич заявила, что поддерживает ранее высказанный тезис о том, что по улицам Европы ходят свободные граждане, по внешнему виду людей в Москве заметно, что им тяжело жить, и что это «народное тело». По словам интервьюируемой дамы, «это видно даже по пластике».

Алексиевич в ходе интервью высказала обиду на то, что её не поздравили с вручением Нобелевской премии власти России. Когда журналист поинтересовался, по какому случаю её должно было поздравлять руководство РФ, если она не является гражданкой РФ, Алексиевич вдруг вспомнила, что Россия и Белоруссия состоят в Союзном государстве. Хотя за несколько минут до этого Алексиевич пылко утверждала, что Россия веками «угнетала» Белоруссию, которая «говорила и хотела говорить либо по-польски, либо по-белорусски». Типичная «логика» обиженного ультралиберала: я буду поливать вас грязью и ждать, когда вы отметите мои заслуги в поздравительной телеграмме. Ну, это либо возрастное, либо «одно из двух»...

Ответ Алексиевич на вопрос о том, как писатель может описывать события военной тематики с претензией на истину в последней инстанции, если сам при этом никогда не был не то что на фронте, но даже в тех местах, где идут (шли) бои:

Не ездила и не поеду. И в Чечню я не ездила. Однажды мы говорили об этом с Политковской. Я сказала ей: «Аня, я больше не поеду на войну». Во-первых, у меня нет уже физических сил видеть убитого человека, видеть человеческое безумие. Кроме того, все, что я поняла об этом человеческом безумии, я уже сказала. У меня нет других идей. А писать еще раз то же самое, что я уже написала - какой смысл?

При этом Алексиевич не сообщила, а на какую же войну она вообще «ездила», если даже своих «Цинковых мальчиков» писала, как утверждает, по рассказам солдатских матерей. Кстати, те самые солдатские матери и уличили будущего Нобелевского лауреата во лжи, ужаснувшись тому, как был выставлен образ солдат-«афганцев» в спектакле, поставленном по её книге, и горячо ею поддержанном. Здесь надо отметить, что уличали во лжи Алексиевич не только солдатские матери, но и представители Русской православной церкви. В 2015 году Алексиевич дала интервью испанской газете «Вангуардия», в котором заявила, что своими глазами видела церковное богослужение, в котором прославлялось ядерное – в одном из московских храмов. В то же интервью она объявила, что её отказались подвести на «православном такси», а после «она видела казаков с нагайками, которые требовали отменить спектакль по произведению Набокова». В конечном итоге выяснилось, что ни на какой «молитве во славу ядерного оружия» Алексиевич не присутствовала, как не пересекалась и с «казаками с нагайками», а сочинила целую историю с «происходящими друг за другом событиями» исключительно для резонанса в западной прессе, основываясь на отдельных, не связанных друг с другом, публикациях в социальных сетях и либеральных СМИ.

Алексиевич распространилась и по украинским событиям, ясно давая понять, что митинговать и выражать протест можно только тем, у кого «европейский посыл», все остальные, включая Луганск и Донецк, ни на какой протест выходить не могут, так как заявляют о необходимости добрососедствовать с Россией. А Россия, как не перестаёт сообщать нам Нобелевский лауреат, - страна деспотии, которая «даже таджиков заставляет говорить на русском языке».

Высказалась Алексиевич и по убийству украинского писателя Олеся Бузины. По её словам, его убили, так как то, что он говорил, «тоже вызывало ожесточение».

Сергей Гуркин:

То есть таких надо убивать?

Светлана Алексиевич:

Я этого не говорю. Но я понимаю мотивы людей, которые это сделали.

В общем, такой лауреат, такое интервью... И хотя бы по заявлению Алексиевич о «понимании мотива людей», убивших Олеся Бузину, можно догадываться, почему же г-жа Алексиевич засуетилась и заговорила, что интервью надо снимать с публикации.

Не сняли. Страна должна знать «героев», которые о ней говорят...
Из комментариев самого Сергея Гуркина по поводу интервью и всего случившегося ():

Сегодня был интересный день. Сегодня я видел либералов, отстаивающих цензуру, и журналистов, настаивающих на согласовании текстов. Видел гуманистов, которые ознакомились с интервью и продолжали называть интервьюируемого гуманистом. Видел организаторов дебатов, протестующих против формата дебатов, и еще Бог знает сколько людей, считающих, что обсуждать нужно не смысл интервью, а неполное этическое совершенство интервьюера.

Это было занимательно, спасибо. Если вы думаете, что ваше двуличие кому-нибудь не видно, вы ошибаетесь. К счастью, диалог все-таки возможен. Доказательством тому могут служить, к примеру, текст Олега Кашина или наш разговор с "Эхом Москвы". У меня нет оснований подозревать ни его, ни их в близости наших позиций. Просто дело не в этом. Граница давно уже не проходит по линии либералы-нелибералы. Граница проходит по линии принимающих и не принимающих реальность. Видящих её (и уже после этого выстраивающих те или иные картины мира) - или берущих картину мира и выбрасывающих из реальности нафиг всё, что туда не подходит. С уважением, ваш небезработный журналист.

И ещё:

Обобщение.
Мог ли журналист задавать нежёсткие вопросы? Мог, и получилось бы тысяча пятисотое интервью ни о чем.
Мог ли журналист не спорить? Мог, а мог и спорить, получив на то согласие (и одобрение!) интервьюируемого.
Мог ли журналист согласиться с незаконным требованием ничего не публиковать? Мог. Но тогда возникли бы сомнения в том, ту ли профессию он выбрал.
Мог ли журналист напечатать интервью по основному месту работу? Не мог, потому что редакция от него отказалась.
Есть ли закон, обязывающий публиковать тексты исключительно по основному месту работы? Нет. Такого закона нет.
Мог ли журналист дать возможность обработать текст в плане (безусловно необходимого) перевода из устной речи в письменную без изменения его смысла? Не мог, потому что сразу услышал требование не публиковать вообще, а также отказ от предоставления контактов. Следовательно, интервью можно было расшифровывать только дословно, потому что любое вмешательство в стиль могло быть расценено как вмешательство в смысл.
Альтернативной линией поведения было только отсутствие публикации вообще. Точка.
Следовательно, спор сводится к одному вопросу: обладало ли интервью достаточной общественной значимостью для того, чтобы быть опубликованным вопреки всем вышеперечисленным сомнениям? Но, простите, последние двое суток, по-моему, уже ответили на этот вопрос. Я очень надеюсь, что это мой последний пост по этой теме.

А не замахнуться ли Светлане «нашей» Алексиевич на вторую Нобелевку?.. Ибо хомо лауреатикус.

Крайне неприятная история случилась в России 20 июня 2017 года. Журналист Сергей Гуркин взял интервью у лауреатки (феминитив!) Нобелевской премии, писательницы . Интервью для Алексиевич вышло крайне неудачным, она его оборвала и потребовала от журналиста не публиковать. «Деловой Петербург» и не стал его публиковать. После чего Гуркин отнес интервью в , где работал по совместительству. Интервью вызвало большой резонанс, факт его публикации очень расстроил Алексиевич, а газета «Деловой Петербург»… уволила Гуркина.

Если присовокупить к этой истории текст самого интервью, то вроде бы получится натуральная пострусская либеральная антиутопия, основанная на высказанном, простите за нескромность, мной в романе «День отличника» тезисе: «Права человека первичны. Причем права первичны даже по отношению к человеку. Сначала права - а потом человек».

Но это только на первый взгляд. Потому что у любого интервью есть две стороны. Гуркин сделал хорошую журналистскую работу, и мы ему сочувствуем, но давайте посмотрим на интервью вне контекста судьбы конкретного журналиста.

Алексиевич говорит, что движение украинцев в сторону Европы - это хорошо. Гуркин говорит: а движение русских в Россию разве плохо? Алексиевич говорит: русские насаждали язык. Гуркин говорит: украинцы сейчас насаждают язык. Алексиевич говорит: в Киеве народ восстал. Гуркин говорит: в Донецке народ тоже восстал. Алексиевич говорит: СССР захватил часть Украины и Белоруссии. Гуркин говорит: части Украины и Белоруссии никогда не были Украиной и Белоруссией. И вот так всё интервью. В конце концов, Алексиевич психует, обвиняет собеседника в использовании пропагандистских штампов и отказывается продолжать. Такой пинг-понг, в конце которого соперники не пожимают друг другу руки, а отвернувшись, в гневе расходятся.

Но вот что удивительно: если попробовать вынести за скобки конкретные названия (народов, ценностей, языков), то получается, что Гуркин и Алексиевич постулируют совершенно одно и то же: народы имеют право на самоопределение, государства имеют право на защиту своих территорий от самоопределяющихся, народы имеют право на собственные язык и культуру, а государства имеют право насаждать любые язык и культуру.

И самое интересное, что об этом говорят друг с другом на русском языке, два русских человека в России. Оба человека пишут по-русски. Оба родились на Украине. Один живет в России, другой - в Белоруссии. Два русских человека, представители огромного русского мира, говорят друг с другом по-русски и в этом разговоре делят русскую культуру. Раздирают на части общерусский дискурс, тащат каждый к себе приглянувшиеся части великого русского простора. И трудно представить себе более яркую иллюстрацию уже случившегося раскола, который этим интервью только расширяется и углубляется. Причем с обеих сторон. Ни с одной стороны не говорится ни слова о том, что стоило бы предпринять для того, чтобы Украина, Белоруссия и Россия снова стали одним единым культурным пространством со всем своим внутренним многообразием.

Мне понятны причины непримиримых противоречий между руководством Украины и России - они имеют политическую природу. Но тут-то сидят два представителя русской интеллигенции! И вместо того чтобы попробовать нащупать точки соприкосновения, ведут себя как ненавидящие друг друга супруги на приеме у семейного психолога.

Точно так же ведут себя и комментаторы, высказывающиеся по поводу этого резонансного интервью. Одни обвиняют Алексиевич в одиозности. Другие защищают ее, утверждая, что художника надо судить вовсе не по тому, что он говорит. Третьи защищают Гуркина, пострадавшего от либерального лобби. Четвертые говорят, что с Нобелевской премией все понятно. Но никто, никто не ужасается этому вот градусу взаимного отчуждения, который демонстрирует вся история вокруг интервью. Даже апологеты «русского мира» и мечтатели о всеобщем объединении разъединенных народов - и те выбирают в истории только одну сторону, отказывая другой в русскости и правильности исторического выбора.

Нет, дорогие мои, так мы с вами Великую Россию никогда не вернем. Так у нас с вами будет вечная Югославия. Где, я напомню, один и тот же народ, говорящий на одном и том же языке, устроил себе с помощью кровавой войны несколько отдельных стран. И тут бы мне сказать, что если вы готовы пасть до уровня Югославии, то мне с вами не по пути. И, таким образом, тоже стать на скользкую стезю раскольничества. Соблазн и правда велик, но я от него воздержусь. Конечно, в случае с интервью Алексиевич Гуркину мы, быть может, имеем несколько утрированную картину, поскольку оба участника этого печального шоу - люди идеологически ориентированные.

Но ведь все-таки должны же где-то быть какие-то русские, способные абстрагироваться от идеологических ориентаций и обсудить, не кто тут плохой, а что делать для того, чтобы перестать быть Югославией.

Потому что разговор Гуркина с Алексиевич - это разговор серба с хорватом. А вовсе не разговор русского с русской.



Поделиться