Часть 2
Глава 28
Когда Алексей Александрович появился на скачках, Анна уже сидела в беседке рядом с Бетси, в той беседке, где собиралось все высшее общество. Она увидала мужа еще издалека. Два человека, муж и любовник, были для нее двумя центрами жизни, и без помощи внешних чувств она чувствовала их близость. Она еще издалека почувствовала приближение мужа и невольно следила за ним в тех волнах толпы, между которыми он двигался. Она видела, как он подходил к беседке, то снисходительно отвечая на заискивающие поклоны, то дружелюбно, рассеянно здороваясь с равными, то старательно выжидая взгляда сильных мира и снимая свою круглую большую шляпу, нажимавшую кончики его ушей. Она знала все эти приемы, и все они ей были отвратительны. «Одно честолюбие, одно желание успеть — вот все, что есть в его душе, — думала она, — а высокие соображения, любовь к просвещению, религия, все это — только орудия для того, чтобы успеть».По его взглядам на дамскую беседку (он смотрел прямо на нее, но не узнавал жены в море кисеи, лент, перьев, зонтиков и цветов) она поняла, что он искал ее; но она нарочно не замечала его.
— Алексей Александрович! — закричала ему княгиня Бетси, — вы, верно, не видите жену; вот она!
Он улыбнулся своею холодною улыбкой.
— Здесь столько блеска, что глаза разбежались, — сказал он и пошел в беседку. Он улыбнулся жене, как должен улыбнуться муж, встречая жену, с которою он только что виделся, и поздоровался с княгиней и другими знакомыми, воздав каждому должное, то есть пошутив с дамами и перекинувшись приветствиями с мужчинами. Внизу подле беседки стоял уважаемый Алексей Александровичем, известный своим умом и образованием генерал-адъютант. Алексей Александрович заговорил с ним.
Был промежуток между скачками, и потому ничто не мешало разговору. Генерал-адъютант осуждал скачки. Алексей Александрович возражал, защищая их. Анна слушала его тонкий, ровный голос, не пропуская ни одного слова, и каждое слово его казалось ей фальшиво и болью резало ее ухо.
Когда началась четырехверстная скачка с препятствиями, она нагнулась вперед и, не спуская глаз, смотрела на подходившего к лошади и садившегося Вронского и в то же время слышала этот отвратительный, неумолкающий голос мужа. Она мучалась страхом за Вронского, но еще более мучалась неумолкавшим, ей казалось, звуком тонкого голоса мужа с знакомыми интонациями.
«Я дурная женщина, я погибшая женщина, — думала она, — но я не люблю лгать, я не переношу лжи, а его (мужа) пища — это ложь. Он все знает, все видит; что же он чувствует, если может так спокойно говорить? Убей он меня, убей он Вронского, я бы уважала его. Но нет, ему нужны только ложь и приличие», — говорила себе Анна, не думая о том, чего именно она хотела от мужа, каким бы она хотела его видеть. Она не понимала и того, что эта нынешняя особенная словоохотливость Алексея Александровича, так раздражавшая ее, была только выражением его внутренней тревоги и беспокойства. Как убившийся ребенок, прыгая, приводит в движенье свои мускулы, чтобы заглушить боль, так для Алексея Александровича было необходимо умственное движение чтобы заглушить те мысли о жене, которые в ее присутствии и в присутствии Вронского и при постоянном повторении его имени требовали к себе внимания. А как ребенку естественно прыгать, так и ему было естественно хорошо и умно говорить. Он говорил:
— Опасность в скачках военных, кавалерийских, есть необходимое условие скачек. Если Англия может указать в военной истории на самые блестящие кавалерийские дела, то только благодаря тому, что она исторически развивала в себе эту силу животных и людей. Спорт, по моему мнению, имеет большое значение, и, как всегда мы видим только самое поверхностное.
— Не поверхностное, — сказала княгиня Тверская. Один офицер, говорят, сломал два ребра.
Алексей Александрович улыбнулся своею улыбкой, только открывавшею зубы, но ничего более не говорившею.
— Положим, княгиня, что это не поверхностное, сказал он, — но внутреннее. Но не в том дело, — и он опять обратился к генералу, с которым говорил серьезно, — не забудьте, что скачут военные, которые избрали эту деятельность, и согласитесь, что всякое призвание имеет свою оборотную сторону медали. Это прямо входит в обязанности военного. Безобразный спорт кулачного боя или испанских тореадоров есть признак варварства. Но специализированный спорт есть признак развития.
— Нет, я не поеду в другой раз; это меня слишко волнует, — сказала княгиня Бетси. — Не правда ли, Анна?
— Волнует, но нельзя оторваться, — сказала другая дама. — Если б я была римлянка, я бы не пропустила ни одного цирка.
Анна ничего не говорила и, не спуская бинокля, смотрела в одно место.
В это время через беседку проходил высокий генерал. Прервав речь, Алексей Александрович поспешно, но достойно встал и низко поклонился проходившему военному.
— Вы не скачете? — пошутил ему военный.
— Моя скачка труднее, — почтительно отвечал Алексей Александрович.
И хотя ответ ничего не значил, военный сделал вид, что получил умное слово от умного человека и вполне понимает la pointe de la sauce.
— Есть две стороны, — продолжал снова Алексей Александрович, — исполнителей и зрителей; и любовь к этим зрелищам есть вернейший признак низкого развития для зрителей, я согласен, но...
— Мы с Анной за князя Кузовлева, — отвечала Бетси.
— Я за Вронского. Пара перчаток.
— А как красиво, не правда ли?
Алексей Александрович помолчал, пока говорили около него, но тотчас опять начал.
— Я согласен, но мужественные игры... — продолжал было он.
Но в это время пускали ездоков, и все разговоры прекратились. Алексей Александрович тоже замолк, и все поднялись и обратились к реке. Алексей Александрович не интересовался скачками и потому не глядел на скакавших, а рассеянно стал обводить зрителей усталыми глазами. Взгляд его остановился на Анне.
Лицо ее было бледно и строго. Она, очевидно, ничего и никого не видела, кроме одного. Рука ее судорожно сжимала веер, и она не дышала. Он посмотрел на нее и поспешно отвернулся, оглядывая другие лица.
«Да вот и эта дама и другие тоже очень взволнованы; это очень натурально», — сказал себе Алексей Александрович. Он хотел не смотреть на нее, но взгляд его невольно притягивался к ней. Он опять вглядывался в это лицо, стараясь не читать того, что так ясно было на нем написано, и против воли своей с ужасом читал на нем то, чего он не хотел знать.
Первое падение Кузовлева на реке взволновало всех, но Алексей Александрович видел ясно на бледном, торжествующем лице Анны, что тот, на кого она смотрела, не упал. Когда, после того как Махотин и Вронский перескочили большой барьер, следующий офицер упал тут же на голову и разбился замертво и шорох ужаса пронесся по всей публике, Алексей Александрович видел, что Анна даже не заметила этого и с трудом поняла, о чем заговорили вокруг. Но он все чаще и чаще и с большим упорством вглядывался в нее. Анна, вся поглощенная зрелищем скакавшего Вронского, почувствовала сбоку устремленный на себя взгляд холодных глаз своего мужа.
Она оглянулась на мгновение, вопросительно посмотрела на него и, слегка нахмурившись, опять отвернулась.
«Ах, мне все равно», — как будто сказала она ему и уже более ни разу не взглядывала на него.
Скачки были несчастливы, и из семнадцати человек попадало и разбилось больше половины. К концу скачек все были в волнении, которое еще более увеличилось тем, что государь был недоволен.
— Часть 1 - Глава 1 Часть 1 - Глава 2 Часть 1 - Глава 3 Часть 1 - Глава 4 Часть 1 - Глава 5 Часть 1 - Глава 6 Часть 1 - Глава 7 Часть 1 - Глава 8 Часть 1 - Глава 9 Часть 1 - Глава 10 Часть 1 - Глава 11 Часть 1 - Глава 12 Часть 1 - Глава 13 Часть 1 - Глава 14 Часть 1 - Глава 15 Часть 1 - Глава 16 Часть 1 - Глава 17 Часть 1 - Глава 18 Часть 1 - Глава 19 Часть 1 - Глава 20 Часть 1 - Глава 21 Часть 1 - Глава 22 Часть 1 - Глава 23 Часть 1 - Глава 24 Часть 1 - Глава 25 Часть 1 - Глава 26 Часть 1 - Глава 27 Часть 1 - Глава 28 Часть 1 - Глава 29 Часть 1 - Глава 30 Часть 1 - Глава 31 Часть 1 - Глава 32 Часть 1 - Глава 33 Часть 1 - Глава 34 Часть 2 - Глава 1 Часть 2 - Глава 2 Часть 2 - Глава 3 Часть 2 - Глава 4 Часть 2 - Глава 5 Часть 2 - Глава 6 Часть 2 - Глава 7 Часть 2 - Глава 8 Часть 2 - Глава 9 Часть 2 - Глава 10 Часть 2 - Глава 11 Часть 2 - Глава 12 Часть 2 - Глава 13 Часть 2 - Глава 14 Часть 2 - Глава 15 Часть 2 - Глава 16 Часть 2 - Глава 17 Часть 2 - Глава 18 Часть 2 - Глава 19 Часть 2 - Глава 20 Часть 2 - Глава 21 Часть 2 - Глава 22 Часть 2 - Глава 23 Часть 2 - Глава 24 Часть 2 - Глава 25 Часть 2 - Глава 26 Часть 2 - Глава 27 Часть 2 - Глава 28 Часть 2 - Глава 29 Часть 2 - Глава 30 Часть 2 - Глава 31 Часть 2 - Глава 32 Часть 2 - Глава 33 Часть 2 - Глава 34 Часть 2 - Глава 35 Часть 3 - Глава 1 Часть 3 - Глава 2 Часть 3 - Глава 3 Часть 3 - Глава 4 Часть 3 - Глава 5 Часть 3 - Глава 6 Часть 3 - Глава 7 Часть 3 - Глава 8 Часть 3 - Глава 9 Часть 3 - Глава 10 Часть 3 - Глава 11 Часть 3 - Глава 12 Часть 3 - Глава 13 Часть 3 - Глава 14 Часть 3 - Глава 15 Часть 3 - Глава 16 Часть 3 - Глава 17 Часть 3 - Глава 18 Часть 3 - Глава 19 Часть 3 - Глава 20 Часть 3 - Глава 21 Часть 3 - Глава 22 Часть 3 - Глава 23 Часть 3 - Глава 24 Часть 3 - Глава 25 Часть 3 - Глава 26 Часть 3 - Глава 27 Часть 3 - Глава 28 Часть 3 - Глава 29 Часть 3 - Глава 30 Часть 3 - Глава 31 Часть 3 - Глава 32 Часть 4 - Глава 1 Часть 4 - Глава 2 Часть 4 - Глава 3 Часть 4 - Глава 4 Часть 4 - Глава 5 Часть 4 - Глава 6 Часть 4 - Глава 7 Часть 4 - Глава 8 Часть 4 - Глава 9 Часть 4 - Глава 10 Часть 4 - Глава 11 Часть 4 - Глава 12 Часть 4 - Глава 13 Часть 4 - Глава 14 Часть 4 - Глава 15 Часть 4 - Глава 16 Часть 4 - Глава 17 Часть 4 - Глава 18 Часть 4 - Глава 19 Часть 4 - Глава 20 Часть 4 - Глава 21 Часть 4 - Глава 22 Часть 4 - Глава 23 Часть 5 - Глава 1 Часть 5 - Глава 2 Часть 5 - Глава 3 Часть 5 - Глава 4 Часть 5 - Глава 5 Часть 5 - Глава 6 Часть 5 - Глава 7 Часть 5 - Глава 8 Часть 5 - Глава 9 Часть 5 - Глава 10 Часть 5 - Глава 11 Часть 5 - Глава 12 Часть 5 - Глава 13 Часть 5 - Глава 14 Часть 5 - Глава 15 Часть 5 - Глава 16 Часть 5 - Глава 17 Часть 5 - Глава 18 Часть 5 - Глава 19 Часть 5 - Глава 20 Часть 5 - Глава 21 Часть 5 - Глава 22 Часть 5 - Глава 23 Часть 5 - Глава 24 Часть 5 - Глава 25 Часть 5 - Глава 26 Часть 5 - Глава 27 Часть 5 - Глава 28 Часть 5 - Глава 29 Часть 5 - Глава 30 Часть 5 - Глава 31 Часть 5 - Глава 32 Часть 5 - Глава 33 Часть 6 - Глава 1 Часть 6 - Глава 2 Часть 6 - Глава 3 Часть 6 - Глава 4 Часть 6 - Глава 5 Часть 6 - Глава 6 Часть 6 - Глава 7 Часть 6 - Глава 8 Часть 6 - Глава 9 Часть 6 - Глава 10 Часть 6 - Глава 11 Часть 6 - Глава 12 Часть 6 - Глава 13 Часть 6 - Глава 14 Часть 6 - Глава 15 Часть 6 - Глава 16 Часть 6 - Глава 17 Часть 6 - Глава 18 Часть 6 - Глава 19 Часть 6 - Глава 20 Часть 6 - Глава 21 Часть 6 - Глава 22 Часть 6 - Глава 23 Часть 6 - Глава 24 Часть 6 - Глава 25 Часть 6 - Глава 26 Часть 6 - Глава 27 Часть 6 - Глава 28 Часть 6 - Глава 29 Часть 6 - Глава 30 Часть 6 - Глава 31 Часть 6 - Глава 32 Часть 7 - Глава 1 Часть 7 - Глава 2 Часть 7 - Глава 3 Часть 7 - Глава 4 Часть 7 - Глава 5 Часть 7 - Глава 6 Часть 7 - Глава 7 Часть 7 - Глава 8 Часть 7 - Глава 9 Часть 7 - Глава 10 Часть 7 - Глава 11 Часть 7 - Глава 12 Часть 7 - Глава 13 Часть 7 - Глава 14 Часть 7 - Глава 15 Часть 7 - Глава 16 Часть 7 - Глава 17 Часть 7 - Глава 18 Часть 7 - Глава 19 Часть 7 - Глава 20 Часть 7 - Глава 21 Часть 7 - Глава 22 Часть 7 - Глава 23 Часть 7 - Глава 24 Часть 7 - Глава 25 Часть 7 - Глава 26 Часть 7 - Глава 27 Часть 7 - Глава 28 Часть 7 - Глава 29 Часть 7 - Глава 30 Часть 7 - Глава 31 Часть 8 - Глава 1 Часть 8 - Глава 2 Часть 8 - Глава 3 Часть 8 - Глава 4 Часть 8 - Глава 5 Часть 8 - Глава 6 Часть 8 - Глава 7 Часть 8 - Глава 8 Часть 8 - Глава 9 Часть 8 - Глава 10 Часть 8 - Глава 11 Часть 8 - Глава 12 Часть 8 - Глава 13 Часть 8 - Глава 14 Часть 8 - Глава 15 Часть 8 - Глава 16 Часть 8 - Глава 17 Часть 8 - Глава 18 Часть 8 - Глава 19 —
Роман «Широкого дыхания»
«Анна Каренина» поразила современников «вседневностью содержания». Необычайная свобода, раскованность повествования удивительно сочетались в этом романе с цельностью художественного взгляда автора на жизнь. Он выступал здесь как художник и мыслитель и назначение искусства видел «не в том, чтобы неоспоримо разрешить вопрос, а в том, чтобы заставить любить жизнь в бесчисленных, никогда не истощимых всех ее проявлениях» (61, 100).
В 70-е годы один маститый писатель (по-видимому, Гончаров) сказал Достоевскому: «Это вещь неслыханная, это вещь первая. Кто у нас, из писателей, может поравняться с этим? А в Европе – кто представит хоть что-нибудь подобное?» Ф.М. Достоевский находил в новом романе Толстого «огромную психологическую разработку души человеческой», «страшную глубину и силу» и, главное, «небывалый доселе у нас реализм художественного изображения».
Время подтвердило эту высокую оценку. Из статей и книг на всех языках мира, посвященных «Анне Карениной», можно составить целую библиотеку. «Я без колебаний назвал „Анну Каренину“ величайшим социальным романом во всей мировой литературе», – писал Томас Манн.
Значение романа Толстого состоит не в эстетической ценности отдельных картин, а в художественной завершенности целого.
1
«Войну и мир» Толстой называл книгой о прошлом. В начале 1865 года он просил редактора журнала «Русский вестник» М.Н. Каткова в оглавлении и даже в объявлении не называть его сочинение романом: «…для меня это очень важно, и потому очень прошу вас об этом» (61, 67). Толстой мог бы обосновать свое определение жанра («книга») ссылкой на Гегеля, которого он внимательно перечитывал в годы работы над «Войной и миром». Гегель называл книгой эпические произведения, связанные с «целостным миром» определенного народа и определенной эпохи. Книга, или «самобытная эпопея», дает картину национального самосознания «в нравственных устоях семейной жизни, в общественных условиях состояния войны и мира (курсив наш. – Э.Б.), в его потребностях, искусствах, обычаях, интересах…».
«Анну Каренину» Толстой называл романом из современной жизни. В 1873 году, только еще начиная работу, он говорил Н.Н. Страхову: «…роман этот – именно роман (курсив наш. – Э.Б.), первый в моей жизни, очень взял меня за душу, и я им увлечен весь» (62, 25).
Эпоха Отечественной войны позволила Толстому изобразить в «Войне и мире» жизнь русского народа великой эпохи как «целостный мир», прекрасный и возвышенный. «Я художник, – пишет Толстой, размышляя над событиями 1812 года, – и вся жизнь моя проходит в том, чтобы искать красоту» (15, 241). Общественный подъем 60-х годов, когда в России было уничтожено рабство крестьян, наполнял и автора «Войны и мира» чувством духовной бодрости и веры в будущее. В 70-е же годы, в эпоху глубокого социального кризиса, когда написана «Анна Каренина», мироощущение Толстого было иным. «Все врознь» – так определил сущность пореформенной эпохи Ф.М. Достоевский. Толстой видел перед собой «раздробленный мир», лишенный нравственного единства. «Красоты нет, – жаловался он, – и нет руководителя в хаосе добра и зла» (62, 25).
Если в «Войне и мире» преобладает нравственная целостность и красота, или поэзия, то для «Анны Карениной» становится характерным раздробленность и хаос, или проза. После «Войны и мира», с ее «всеобщим содержанием» и поэтической простотой, замысел «Анны Карениной» казался Толстому «частным», «не простым» и даже «низменным» (62, 142).
Переход от «Войны и мира» к «Анне Карениной» имеет историческое, социальное и философское обоснование. В романе, в отличие от «книги», как об этом писал Гегель, «отсутствует самобытное поэтическое состояние мира»: «роман в современном значении предполагает прозаически упорядоченную действительность». Однако здесь «снова полностью выступает богатство и разнообразие интересов, состояний, характеров, жизненных отношений, широкий фон целостного мира, равно поэтическое изображение событий». Круги событий в романе по сравнению с «самобытной эпопеей» ýже, но познание жизни может проникать глубже в действительность. У романа как художественной формы есть свои законы: «завязка, постоянно усложняющийся интерес и счастливая или несчастливая развязка» (13, 54). Начав с того, что «все смешалось в доме Облонских», Толстой рассказывает о разрушении дома Карениных, о смятении Левина и наконец приходит к тому, что во всей России «все переворотилось»… «Усложняющийся интерес» выводит сюжет романа за пределы «семейной истории».
В «Анне Карениной» не было великих исторических деятелей или мировых событий. Не было здесь также лирических, философских или публицистических отступлений. Но споры, вызванные романом, сразу же вышли за пределы чисто литературных интересов, «как будто дело шло о вопросе, каждому лично близком». Толки о романе Толстого сливались с злободневными политическими известиями. «О выходе каждой части Карениной, – отмечал Н.Н. Страхов, – в газетах извещают так же поспешно и толкуют так же усердно, как о новой битве или новом изречении Бисмарка».
«Роман очень живой, горячий и законченный, которым я очень доволен», – говорил Толстой в самом начале работы (62, 16). В последующие годы он иногда охладевал к своему роману. Но замысел «живой, горячий и законченный» вновь и вновь завладевал его воображением. А когда наконец труд многих лет был окончен, Толстой признался, что «общество, современное „Анне Карениной“, ему гораздо ближе, чем общество людей „Войны и мира“, вследствие чего ему легче было проникнуться чувствами и мыслями современников „Анны Карениной“, чем „Войны и мира“. А это имеет громадное значение при художественном изображении жизни». В этом и состоит «вседневность» содержания толстовского романа «из современной жизни».
Замысел Толстого, который он вначале называл «частным», постепенно углублялся. «Я очень часто, – как бы оправдываясь, признавался Толстой, – сажусь писать одно и вдруг перехожу на более широкие дороги: сочинение разрастается». И успех романа оказался громадным; его читали во всех кругах образованного общества. И вскоре выяснилось, что «Анна Каренина» была встречена с осуждением в «высших сферах». М.Н. Катков решительно отказался печатать в «Русском вестнике» эпилог романа и «опустил перед Толстым шлагбаум». Уже тогда начиналось то отчуждение от дворянского высшего круга, которое позднее, после «Воскресения», привело к осуждению Толстого и отлучению его от церкви.
М.Н. Катков, лидер реакционной журналистики 70-х годов, тонко почувствовал острую критическую мысль Толстого и стремился всеми силами нейтрализовать впечатление, произведенное на современников «Анной Карениной». Но дело уже было сделано: Толстой высказался и облегчил свою совесть. Н.С. Лесков с тревогой отмечал, что за «Анну Каренину» Толстого дружно ругают «настоящие светские люди», а за ними «тянут ту же ноту действительные статские советники».
Изображение «золоченой молодежи» в лице Вронского и «сильных мира сего» в лице Каренина не могло не вызвать негодования. Сочувствие народной жизни, воплощенное в Левине и в картинах крестьянского быта, также не пробуждало восторга у «настоящих светских людей». «А небось чуют они все, – писал Толстому Фет, – что этот роман есть строгий неподкупный суд всему нашему строю жизни».
2
Толстой был уверен, что изменится «весь строй жизни». «Наша цивилизация… идет к своему упадку, как и древняя цивилизация», – говорил он. Это ощущение приближающихся коренных перемен в жизни дворянского общества постепенно нарастает в его творчестве по мере приближения первой русской революции. Уже в «Анне Карениной» появляются характерные черты кризисной исторической метафоры, которую Толстой повторял много раз и в своих публицистических высказываниях.
Красносельские скачки были «жестоким зрелищем». Один из офицеров упал на голову и разбился замертво – «шорох ужаса пронесся по всей публике». «Все громко выражали свое неодобрение, все повторяли сказанную кем-то фразу: „Недостает только цирка с львами“. Здесь появляется и Гладиатор – конь Махотина. Одна из зрительниц обмолвилась знаменательными словами: „Если бы я была римлянка, то не пропустила бы ни одного цирка“.
«Жестокое зрелище», напоминавшее о римских ристалищах и цирках, было устроено для развлечения двора. «Большой барьер, – пишет Толстой, – стоял перед самой царской беседкой. Государь, и весь двор, и толпы народа – все смотрели на них».
К той же метафоре относятся и упоминания о Сафо, светской львице, в кружке которой проводит свои вечера Анна, и «афинские вечера», которые посещает Вронский.
Из разрозненных подробностей в романе Толстого возникает цельная картина «современного Рима эпохи упадка цивилизации». Это отношение к современности было характерно не только для Толстого, но и для многих мыслителей и публицистов его эпохи.
«Трудно подойти близко к истории древней Римской империи без неотвязчивой мысли о возможности найти в этой истории общие черты с европейской современностью, – говорилось в 1876 году в журнале „Вестник Европы“. – Эта мысль пугает вас ввиду тех ужасающих образов, в которых олицетворилось для вас глубокое нравственное падение древнего мира».
И еще одна особенность «эпохи упадка» не проходит мимо внимания Толстого: самоубийства. Газеты тех лет были наполнены сообщениями и описаниями необыкновенных происшествий в городах и на железных дорогах. «В последние годы, – отмечал Гл. Успенский, – мания самоубийства черной тучей пронеслась над всем русским обществом». В романе «Анна Каренина» эта туча отбрасывает грозную тень на Анну, Вронского и Левина. Каждый из них так или иначе проходит через грань последнего отчаяния. Вронский стреляется, но неудачно. Левин прячет от себя шнурок, чтобы не свести счеты с жизнью в тайне своей библиотеки. Анна кончает жизнь на станции Обираловка под колесами товарного поезда. От жестоких зрелищ в Красном Селе до гибели на глухой железнодорожной станции – один шаг. «Самоубийцы и восклицания: „Хлеба и зрелищ!“ навели меня на мысль, – писал Н.К. Михайловский, – сопоставить наше время со временем упадка Рима».
Николай Левин, объясняя своему брату Константину, что цель русской революции состоит в том, чтобы «вывести народ из рабства», сравнивает революцию с духовным движением, ознаменовавшим конец Рима: «все это разумно и имеет будущность, как христианство в первые века». Такого рода идеи были весьма характерны для революционеров-народников 70-х годов XIX века. Острая социальная критика принимала формы проповеди в духе «христианства первых веков», решительного отрицания «языческого строя жизни». «Пусть каждый поклянется в сердце своем, – писал один из активных деятелей той поры, – проповедовать братьям своим всю правду, как апостолы проповедовали». Семидесятники, как отмечал другой писатель той же эпохи, были «похожи на тех исповедников, которые в первые времена христианства выходили возвещать добрую весть и так горячо верили, что умирали за свою веру».
Толстой с большим вниманием относился к этим идеям. Его герой Константин Левин тоже размышляет над тем, что ему сказал брат Николай: «…разговор брата о коммунизме… заставил его задуматься. Он считал переделку экономических условий вздором, но он всегда чувствовал несправедливость своего избытка в сравнении с бедностью народа». И впоследствии, уже накануне 1905 года, беседуя с рабочими Прохоровской мануфактуры, признавая, что «нужна революция и не буржуазный строй, а социалистический», Толстой утверждал: «Все зло, о котором вы говорите, все это неизбежное последствие существующего у нас языческого строя жизни».
Толстой неразрывно связан со своей эпохой, что отражается и на содержании, и на форме его излюбленных идей. Но религиозная форма толстовских идей никогда не заслоняла от современников социального смысла его творчества. Он писал «Анну Каренину» в годы глубокой переоценки ценностей. Деятели освобождения, боровшиеся против крепостного права, благородные и мужественные шестидесятники, верили в возможность и необходимость уничтожения рабства, у них были силы для борьбы и ясное сознание целей, они не задумывались над тем, как сложатся пореформенные условия, ограничиваясь расчисткой пути для европейского развития. В 70-е годы положение изменилось. Десять лет реформы показали, что крепостничество крепко укоренилось и уживается с новыми формами буржуазного стяжания. Прежней веры в пути и средства борьбы уже не было. Устои нового времени оказались непрочными. Появилась та черта общественного сознания, которую Блок метко определил как «семидесятническое недоверие и неверие». Эту черту общественного сознания Толстой уловил в психологии современного человека, и она вошла в его роман как характерная примета переходного времени. «Под угрозой отчаяния» – вот одна из важнейших формул романа «Анна Каренина», изобилующего нравственными формулами. Сочувствие Толстого на стороне тех героев, которые живут в смутной тревоге и беспокойстве, которые ищут смысла событий, как смысла жизни. Он и сам тогда жил «под угрозой отчаяния».
«Все смешалось» – формула лаконичная и многозначная. Она представляет собой тематическое ядро романа и охватывает и общие закономерности эпохи, и частные обстоятельства семейного быта. Толстой в «Анне Карениной» как бы вывел художественную формулу эпохи. «У нас теперь, когда все это переворотилось и только укладывается, вопрос о том, как уложатся условия, есть единственный важный вопрос в России…» Вот общая мысль, которая определяет и сюжет, и композицию романа, а также сущность перевала русской истории – от падения крепостного права до первой русской революции.
3
В романе Толстого все было современным: и общий замысел, и подробности. И все, что попадало в поле его зрения, приобретало обобщенный, почти символический характер. Например, железная дорога. Она была в те годы великим техническим новшеством, переворотившим все привычные представления о времени, пространстве и движении. Жизнь героев романа «Анна Каренина» так или иначе связана с железной дорогой. Однажды утренним поездом в Москву приехал Левин. На другой день, около полудня, из Петербурга приехала Анна Каренина. «Платформа задрожала, и, пыхая сбиваемым книзу от мороза паром, прокатился паровоз с медленно и мерно насупливающимся и растягивающимся рычагом среднего колеса…» Никто не мог теперь обойтись без железной дороги – ни светская дама из столицы, ни усадебный помещик.
Железнодорожные станции с расходящимися в разные стороны лучами стальных путей были похожи на земные звезды. Сидя на звездообразном диване в ожидании поезда, Анна Каренина с отвращением глядела на входивших и выходивших – «все они были противны ей». Какая-то всеобщая разобщенность вокзальной толпы производила на современников горькое впечатление. Вспоминалась даже «звезда Полынь» из Апокалипсиса, которая упала «на источники» и отравила воды (гл. 8, ст. 10–11).
Один из героев романа Достоевского «Идиот» называет «сеть железных дорог, распространившихся по Европе», «звездой Полынь». Это звезда Вронского. Он в романе Толстого вечный странник, человек без корней в почве. «Я рожден цыганом, – говорит он, – и умру цыганом». Это один из толпы цивилизованных кочевников. В первый раз Анна Каренина увидела его на Московском вокзале. И в последний раз Кознышев встретил его там же, когда он уезжал добровольцем в Сербию. «В косой вечерней тени кулей, наваленных на платформе, Вронский в своем длинном пальто, в надвинутой шляпе, с руками в карманах, ходил, как зверь в клетке, на двадцати шагах быстро поворачиваясь». И его объяснение с Анной произошло на какой-то глухой станции во время метели. Анна отворила дверь поезда – «…метель и ветер рванулись ей навстречу и заспорили о двери». Это был удивительный спор с какой-то бездомной стихией, которая охватывает Вронского и Анну. Именно из метели и ветра возникает фигура Вронского на станции. Он заслоняет собой свет фонаря. «Она довольно долго, ничего не отвечая, вглядывалась в него и, несмотря на тень, в которой он стоял, видела, или ей казалось, что видела, и выражение его лица и глаз». «Ужас метели» казался тогда Анне Карениной «прекрасным», но уже «впереди плачевно и мрачно заревел густой свисток паровоза». «Звезда Полынь» взошла над ее судьбой.
Дворянские развлечения современной Москвы: презентация мюзикла «Анна Каренина» пройдёт на ипподроме
8 сентября 2016 года состоится презентация нового мюзикла Театра оперетты «Анна Каренина». Первое появление героев спектакля по мотивам одного из самых знаменитых произведений Льва Толстого пройдёт в поистине аристократической атмосфере. Центральный московский ипподром - основанный в 1834 году - станет своего рода живой декорацией, связующим звеном между временем, в котором разворачивается действие «Анны Карениной», и современной реальностью.
В презентации примут участие звёзды российского мюзикла, среди которых Екатерина Гусева, Валерия Ланская, Дмитрий Ермак, Наталия Быстрова, Сергей Ли, Лика Рулла, Игорь Балалаев, Теона Дольникова и другие артисты труппы «Анны Карениной». Артисты впервые предстанут перед публикой в роскошных костюмах, созданных в лучших мастерских Москвы и Петербурга, - и впервые, эксклюзивно для прессы, представят несколько музыкальных номеров из будущего спектакля. Также гостей мероприятия ожидает традиционное дворянское развлечение, которое поможет окунуться в атмосферу жизни светского общества XIX века, - забеги при участии профессиональных жокеев с возможностью сделать ставки.
Во все времена бега считались не только одним из наиболее азартных и зрелищных, но и, пожалуй, самым благородным видом спорта. Невероятная популярность скачек в позапрошлом столетии нашла своё отражение и в романе «Анна Каренина» - считающимся масштабной картиной нравов и быта столичной дворянской среды - одно из центральных мест в произведении занимает сцена офицерского стипль-чейза (скачек по пересечённой местности).
Премьера мюзикла «Анна Каренина» состоится на сцене Театра оперетты 8 октября 2016 года . Спектакль будет идти блоками по две недели.
Когда Алексей Александрович появился на скачках, Анна уже сидела в беседке рядом с Бетси, в той беседке, где собиралось все высшее общество. Она увидала мужа еще издалека. Два человека, муж и любовник, были для нее двумя центрами жизни, и без помощи внешних чувств она чувствовала их близость. Она еще издалека почувствовала приближение мужа и невольно следила за ним в тех волнах толпы, между которыми он двигался. Она видела, как он подходил к беседке, то снисходительно отвечая на заискивающие поклоны, то дружелюбно, рассеянно здороваясь с равными, то старательно выжидая взгляда сильных мира и снимая свою круглую большую шляпу, нажимавшую кончики его ушей. Она знала все эти приемы, и все они ей были отвратительны. «Одно честолюбие, одно желание успеть - вот все, что есть в его душе, - думала она, - а высокие соображения, любовь к просвещению, религия, все это - только орудия для того, чтобы успеть».
По его взглядам на дамскую беседку (он смотрел прямо на нее, но не узнавал жены в море кисеи, лент, перьев, зонтиков и цветов) она поняла, что он искал ее; но она нарочно не замечала его.
Алексей Александрович! - закричала ему княгиня Бетси, - вы, верно, не видите жену; вот она!
Он улыбнулся своею холодною улыбкой.
Здесь столько блеска, что глаза разбежались, - сказал он и пошел в беседку. Он улыбнулся жене, как должен улыбнуться муж, встречая жену, с которою он только что виделся, и поздоровался с княгиней и другими знакомыми, воздав каждому должное, то есть пошутив с дамами и перекинувшись приветствиями с мужчинами. Внизу подле беседки стоял уважаемый Алексей Александровичем, известный своим умом и образованием генерал-адъютант. Алексей Александрович заговорил с ним.
Был промежуток между скачками, и потому ничто не мешало разговору. Генерал-адъютант осуждал скачки. Алексей Александрович возражал, защищая их. Анна слушала его тонкий, ровный голос, не пропуская ни одного слова, и каждое слово его казалось ей фальшиво и болью резало ее ухо.
Когда началась четырехверстная скачка с препятствиями, она нагнулась вперед и, не спуская глаз, смотрела на подходившего к лошади и садившегося Вронского и в то же время слышала этот отвратительный, неумолкающий голос мужа. Она мучалась страхом за Вронского, но еще более мучалась неумолкавшим, ей казалось, звуком тонкого голоса мужа с знакомыми интонациями.
«Я дурная женщина, я погибшая женщина, - думала она, - но я не люблю лгать, я не переношу лжи, а его (мужа) пища - это ложь. Он все знает, все видит; что же он чувствует, если может так спокойно говорить? Убей он меня, убей он Вронского, я бы уважала его. Но нет, ему нужны только ложь и приличие», - говорила себе Анна, не думая о том, чего именно она хотела от мужа, каким бы она хотела его видеть. Она не понимала и того, что эта нынешняя особенная словоохотливость Алексея Александровича, так раздражавшая ее, была только выражением его внутренней тревоги и беспокойства. Как убившийся ребенок, прыгая, приводит в движенье свои мускулы, чтобы заглушить боль, так для Алексея Александровича было необходимо умственное движение чтобы заглушить те мысли о жене, которые в ее присутствии и в присутствии Вронского и при постоянном повторении его имени требовали к себе внимания. А как ребенку естественно прыгать, так и ему было естественно хорошо и умно говорить. Он говорил:
Опасность в скачках военных, кавалерийских, есть необходимое условие скачек. Если Англия может указать в военной истории на самые блестящие кавалерийские дела, то только благодаря тому, что она исторически развивала в себе эту силу животных и людей. Спорт, по моему мнению, имеет большое значение, и, как всегда мы видим только самое поверхностное.
Не поверхностное, - сказала княгиня Тверская. Один офицер, говорят, сломал два ребра.
Алексей Александрович улыбнулся своею улыбкой, только открывавшею зубы, но ничего более не говорившею.
Положим, княгиня, что это не поверхностное, сказал он, - но внутреннее. Но не в том дело, - и он опять обратился к генералу, с которым говорил серьезно, - не забудьте, что скачут военные, которые избрали эту деятельность, и согласитесь, что всякое призвание имеет свою оборотную сторону медали. Это прямо входит в обязанности военного. Безобразный спорт кулачного боя или испанских тореадоров есть признак варварства. Но специализированный спорт есть признак развития.
Нет, я не поеду в другой раз; это меня слишко волнует, - сказала княгиня Бетси. - Не правда ли, Анна?
Волнует, но нельзя оторваться, - сказала другая дама. - Если б я была римлянка, я бы не пропустила ни одного цирка.
Анна ничего не говорила и, не спуская бинокля, смотрела в одно место.
В это время через беседку проходил высокий генерал. Прервав речь, Алексей Александрович поспешно, но достойно встал и низко поклонился проходившему военному.
Вы не скачете? - пошутил ему военный.
Моя скачка труднее, - почтительно отвечал Алексей Александрович.
И хотя ответ ничего не значил, военный сделал вид, что получил умное слово от умного человека и вполне понимает la pointe de la sauce.
Есть две стороны, - продолжал снова Алексей Александрович, - исполнителей и зрителей; и любовь к этим зрелищам есть вернейший признак низкого развития для зрителей, я согласен, но…
Мы с Анной за князя Кузовлева, - отвечала Бетси.
Я за Вронского. Пара перчаток.
А как красиво, не правда ли?
Алексей Александрович помолчал, пока говорили около него, но тотчас опять начал.
Я согласен, но мужественные игры… - продолжал было он.
Но в это время пускали ездоков, и все разговоры прекратились. Алексей Александрович тоже замолк, и все поднялись и обратились к реке. Алексей Александрович не интересовался скачками и потому не глядел на скакавших, а рассеянно стал обводить зрителей усталыми глазами. Взгляд его остановился на Анне.
Лицо ее было бледно и строго. Она, очевидно, ничего и никого не видела, кроме одного. Рука ее судорожно сжимала веер, и она не дышала. Он посмотрел на нее и поспешно отвернулся, оглядывая другие лица.
«Да вот и эта дама и другие тоже очень взволнованы; это очень натурально», - сказал себе Алексей Александрович. Он хотел не смотреть на нее, но взгляд его невольно притягивался к ней. Он опять вглядывался в это лицо, стараясь не читать того, что так ясно было на нем написано, и против воли своей с ужасом читал на нем то, чего он не хотел знать.
Первое падение Кузовлева на реке взволновало всех, но Алексей Александрович видел ясно на бледном, торжествующем лице Анны, что тот, на кого она смотрела, не упал. Когда, после того как Махотин и Вронский перескочили большой барьер, следующий офицер упал тут же на голову и разбился замертво и шорох ужаса пронесся по всей публике, Алексей Александрович видел, что Анна даже не заметила этого и с трудом поняла, о чем заговорили вокруг. Но он все чаще и чаще и с б"oльшим упорством вглядывался в нее. Анна, вся поглощенная зрелищем скакавшего Вронского, почувствовала сбоку устремленный на себя взгляд холодных глаз своего мужа.
Она оглянулась на мгновение, вопросительно посмотрела на него и, слегка нахмурившись, опять отвернулась.
«Ах, мне все равно», - как будто сказала она ему и уже более ни разу не взглядывала на него.
Скачки были несчастливы, и из семнадцати человек попадало и разбилось больше половины. К концу скачек все были в волнении, которое еще более увеличилось тем, что государь был недоволен.
Символика скачек
Эпизод скачек является одним из ключевых эпизодов романа. Существует несколько мнений в толковании данной сцены.
Для Д.С. Мережковского очень важным кажется образ Фру-Фру. Он проводит параллель с главной героиней романа, выделяя некоторые сходства. Так, Фру-Фру по всем статьям была безукоризненна. Единственные, кажущиеся неправильными личные особенности и пленяют в ней Вронского. При первом взгляде на Анну Каренину её поражает во всей её наружности - «порода, кровь». И у Фру-Фру в высшей степени было качество, заставляющее позабыть о всех её недостатках: это качество была кровь, порода, то есть аристократизм. У них обеих - и у лошади. И у женщины - одинаковое выражение телесного облика, в котором соединяется сила и нежность, тонкость и крепость. Фру-Фру, как женщина, любит власть господина своего и, как Анна Каренина, будет покорна этой страшной и сладостной власти даже до смерти, до последнего вздоха, до последнего взгляда.
«Параллелизм в некоторых сценах действительно так подчёркнут Толстым, что не может быть случайным», - продолжает мысль Мережковского Эйхенбаум. В сцене падения Анны Карениной о Вронском говорится: «Бледный с дрожащей нижней челюстью он стоял над нею». В сцене гибели Фру-Фру о Вронском сказано теми же словами: «С изуродованным страстью лицом, бледный и с трясущеюся нижней челюстью».
Данные аналогии видятся убедительными и небеспочвенными, учитывая тот факт, что в первоначальной редакции, главную героиню и лошадь её возлюбленного звали одинаково. Можно сказать, что гибель Фру-Фру предвосхищает трагедию Анны Карениной.
Однако, на сцену скачек есть ещё один взгляд, не менее убедительный, чем и предыдущий. Бабаев считает, что из разрозненных подробностей, брошенных как бы вскользь реплик складывается цельная картина современного Рима эпохи упадка . Красносельские скачки Каренин называет «жестоким зрелищем». Все повторяли кем-то сказанную фразу: «Недостаёт только цирка со львами».
Участники «жестокого зрелища» похожи на гладиаторов. И сам Вронский изображён как один из последних гладиаторов современного Рима. Кстати, и конь Махотина, которому Вронский проиграл скачки, назван Гладиатором. В пользу мнения Бабаева служит и реплика присутствующей на ипподроме дамы, которая с восхищением вспоминает о боях гладиаторов, и говорит, что подобно римским патрицианкам, не пропускала бы таких захватывающих зрелищ.
Важно присутствие государя на скачках. Участие императора в этом зрелище придаёт ему столь общественно важный, знаковый, символический характер, что неизбежно вызывает аллюзии со знаменитыми ристалищами Древнего Рима, как самых запомнившихся в истории осуществления пресловутого лозунга: «Хлеба и зрелищ».
И самым важным аргументом в защиту позиции Бабаева является то, что в черновых заметках к роману среди подготовительных материалов к сцене скачек имеется лаконичная, но исчерпывающая и не допускающая никаких сомнений запись: «Это гладиаторство».
Исходя из этого, можно смело говорить и о подобной символике эпизода скачек. Античные аллюзии нужны Толстому для уподобления императорской России разлагающемуся Риму времён его упадка.
И ещё один нюанс. В средневековых циклах картин на тему «Добродетели и пороки» в виде всадника, падающего со своего коня, изображалась гордыня, один из семи смертных грехов. Недаром в тексте произведения мы читаем: «Вронский казался горд и самодовлеющ» он смотрел на людей, как на вещи. Любовь к Анне переменила его жизнь, сделала его проще, лучше, свободнее.
Стало быть, символика скачек в романе многопланова: они становятся символом грядущей судьбы Анны, символом духовного разложения России, символом перелома характера Вронского.
