Жан люк нанси о событии

Вконтакте

Жан-Люк Нанси (1940 г) - крупнейший французский мыслитель наших дней. Автор более двадцати книг и бесчисленного множества статей, посвященных Гегелю, Декарту, Канту, Лакану, а также самым разнообразным темам и сюжетам: от немецкого романтизма до коммунизма, нацистского мифа и новейших течений современного искусства, включая техно-музыку и видео-арт. Его произведения переведены на все основные мировые языки. Покойный Жак Деррида посвятил ему одну из своих последних книг: «Касание»… Русским читателям, вероятно, лучше всего известна книга Нанси «Corpus», выпущенная издательством «Ad Marginem» в конце девяностых. Сегодня Жан-Люк Нанси постоянно живет в Страсбурге, где преподает философию в Университете гуманитарных наук. В Париже он не такой частый гость, поэтому нет ничего удивительного в том, что и наша встреча состоялась в кафе на Восточном вокзале, куда Жан-Люк Нанси только что прибыл на страсбургском поезде. Мы беседовали с ним, можно сказать, под стук колес - почти как в знаменитой киноновелле Клэр Дени из фильма «На десять минут старше» (Ten minutes elder), где Жан-Люк Нанси выступил в качестве актера и сыграл самого себя: философ разговаривает со своей студенткой в вагоне поезда, движущегося по направлению к французскому городу Нанси. Новелла, насколько я помню, так и называлась «По направлению к Нанси»…

Маруся Климова: Одна из самых известных ваших книг называется «Праздное сообщество» («Communauté desoeuvré») и посвящена проблемам общества, а, точнее, проблемам сообщества, поэтому мой первый вопрос к вам как к политическому мыслителю. Во Франции еще вовсю бушуют страсти по поводу референдума, на котором французы, сказали решительное «нет» европейской конституции. В чем, по-вашему мнению, причины подобного решения ваших сограждан по столь важному для судеб единой Европы вопросу? Кстати, вы сами принимали участие в голосовании?

Жан-Люк Нанси : Лично я воздержался. Сперва я хотел проголосовать «против», потом – «за», но затем решил воздержаться. Причина, по которой я воздержался, проста: эта Конституция по сути таковой не является. То есть она не дает подлинного политическое определения Европы и не способствует достижения ею политического тождества. Это всего лишь небольшой набросок, очень приблизительный, в котором масса двусмысленностей: например, много говорится об экономическом состоянии Европы, но почти ничего – о ее политической самоиндентификации.

Думаю, что французы не приняли эту конституцию по двум причинам. Первая чисто внутренняя. Сказалось недовольство французов происходящим за последние двадцать лет: рост безработицы и вообще весьма натянутые отношения с собственным правительством. Прибавьте к этому полную неспособность левых (и социалистов, и коммунистов) предложить какую-либо реальную альтернативу политике, проводимой правительством Ширака, хотя всерьез это и политикой-то назвать нельзя.

Но, кроме того, мне кажется, существует и более глубокая причина, которая в полной мере дала о себе знать именно во Франции и которую так или иначе сейчас начинают ощущать в других странах. Я имею в виду отсутствие Европы как таковой. Никакой Европы ведь не существует, ее просто нет. Я уже неоднократно говорил в своих интервью, в том числе, и отвечая на вопросы коммунистической газеты «Юманите», о том, что Европа вся уже в прошлом. Когда-то было множество самых разных великих Европ: Европа готических соборов, Европа Гуманизма, Европа Просвещения, - однако после окончания Первой войны, получившей название «мировой», начался процесс саморазрушения Европы, который продолжается и в наши дни. В настоящий момент Европе так и не удалось вернуть себе свою идентичность. Конечно же, это тяжелейшая проблема, поэтому, я считаю, что в той или иной форме, но кризис был неизбежен. И я думаю, что это кризис очень дурного свойства, поскольку во Франции есть люди (хочется верить, что во всем мире их число не так уж велико), придерживающиеся популистских, крайне правых, националистических, реакционных взглядов и предлагающих свое решение этой проблемы. Вот это представляется мне чрезвычайно опасным. Нельзя полностью исключить того, что именно такой популистский выход из сложившейся ситуации и будет найден, что в определенном смысле было бы наверное «возвратом к фашизму», даже если все это никогда не примет форму фашизма 20-30-х годов. Однако такая опасность существует, поскольку европейской демократии так и не удалось достичь своей идентичности в общеевропейских масштабах. Она сохранила свои национальные идентичности: французскую, итальянскую и т.д., - при этом каждая из них в отдельности достаточно сильна, а вот общеевропейская идентичность отсутствует. Это серьезная проблема, повлекшая за собой настоящий кризис, который надо попытаться хоть как-то разрешить.

Этот кризис является также прямым следствием и последним этапом глобального кризиса, вызванного стремительным крушением коммунистической системы. Раньше, когда существовал коммунизм, было два альтернативных направления, в которых могла бы развиваться история. Теперь осталось лишь одно из них, и никто толком не знает, как совместить движение в этом направлении с идеей социальной справедливости, которую раньше поддерживали коммунисты, и одновременно с идеей общеевропейской идентичности, сильной, но не фашистской. Лично я не знаю, как эту проблему удастся решить.

МК: И какое место в этой Европе Вы бы отвели России? Не секрет, что очень многие на Западе считают политику нынешнего российского руководства достаточно непредсказуемой – удалось ли вам «разгадать» президента Путина?

ЖЛН: Что касается меня, то я до сих пор так и не понял Путина. В его личности по-прежнему кроется какая-то загадка. Однако я невольно задаю себе вопрос: не является ли загадка Путина вместе с тем и загадкой всей России. Потому что Россия – это ведь тоже загадка. Я не говорю по-русски и вообще довольно плохо знаю Россию, поэтому у меня явно не хватает знаний, чтобы о ней судить. Но, конечно же, я могу сказать, что начиная со времен Петра Великого Россия стала тянуться к Европе, а во времена ленинизма-сталинизма произошел определенный откат назад. И тем не менее, несмотря на все эти обстоятельства, русская литература, музыка, живопись как в наши дни, так и в 19 веке - и это невозможно не заметить – очень сильно отличается от искусства западной Европы. Я не знаю, чем именно обусловлена эта специфика, но полагаю, что в первую очередь это как-то связано со значительным отличием православия от всего западного христианства, католичества и протестантства. Я имею в виду даже не раскол и не отказ от власти римского папы, а отличие в образе мысли, которое заключается в отличии христианства, ориентированного на дух, от христианства, ориентированного главным образом на Христа, на его воплощение, как в католической и протестантской версиях. Православие – это ведь нечто совершенно другое. Здесь дух важнее, чем Христос: вспомните хотя бы вопрос филиокве. Столь же сильно отличаются друг от друга Рим и Византия…

Россия - очень мощная страна, и я неизменно ощущал эту мощь, в том числе и тогда, когда во время своего визита в Москву беседовал с русскими философами. Это также ощущается во всем художественном уровне культурной жизни России, особенно после крушения Советского Союза. В частности, я довольно хорошо знаком с петербургскими неоакадемистами и даже написал об этом течении большую статью, когда у этих художников проходила выставка в Германии, кажется, в Касселе. Вот это течение кажется мне по-настоящему русским…

Конечно же, я наблюдал в России и совсем другую разновидность интеллектуалов, которые отличаются от петербургских художников – это социологи, философы, историки вполне западного толка. Но тут возникает вопрос: русские ли это мыслители. Правда ведь и Петербург -тоже не вполне русский город… Кроме того, я встречался с философами из университета в Томске, у которых тоже очень интересный и необычный взгляд на вещи. Затем, к сожалению, я потерял с ними контакт…

Однако пока я не вижу никаких серьезных предпосылок к тому, чтобы Россия была полностью интегрирована в Европу. Это станет возможно только если Европа опять станет сильной и обретет свою политическую идентичность – тогда и русская идентичность сможет найти в ней свое место. Иначе даже экономическая несбалансированность будет вызывать напряжение, потому что и сами русские будут чувствовать себя несколько неполноценными и одновременно вызывать раздражение у остальных членов Евросоюза.

МК: Возможно, в России сейчас достаточно много интересно мыслящих людей, однако их реальное влияние на жизнь современного общества представляется мне ничтожным. Схожая ситуация, на мой взгляд, сейчас и во Франции… Не кажется ли вам, что философия себя исчерпала или же, во всяком случае, продемонстрировала свое бессилие перед лицом той же политики, например?

ЖЛН: Я думаю, что, если сейчас и можно говорить о «конце философии», то не в том смысле, что она полностью себя исчерпала или же зашла в тупик, а только в смысле общей логики «закрытия», то есть в смысле «закрытия метафизики». Это выражение некогда использовал Деррида, и оно является своеобразным продолжением «конца философии» по Хайдеггеру - хотя все эти выражения обычно вызывают непонимание, особенно у людей, которые отказываются слышать. То есть сейчас мы наблюдаем движение некой взыскующей мысли, пытающейся обрести какие-то более-менее четкие очертания, а «закрытие» или «конец» означают просто определенное перемещение в истории. Как я уже сказал, мы все сейчас находимся в стадии исторических перемен, сравнимых с теми, что происходили при переходе из Древности в Современность, например. В неопределенном положении находится порядок доминирующих значений всей культуры. Подобная неопределенность сначала кажется утратой: но при всем при том она является и началом нового этапа.

А если уж говорить о политике, то в неопределенности находится философская основа политики. Эта основа -назовем ее платонико-христианской - представляла собой следующее: политика является местом воплощения сущности, а следовательно существование человека, и вместе с ним остального мира, облекается в форму «большого города» или же «государства» в гегельянском смысле этого слова, то есть общности смысла и присутствия. Эта общность первоначально была «теологически-политической», и предполагала «успение» правды какого-то одного «народа» или «нации» в трансцендентной судьбе монарха - фигуре одновременно вполне конкретной и нематериальной. После введения демократии произошла имманентизация этой трансцендентности, а также идентификация «политики» в теле уже не короля, но суверенного народа. В результате чего и появилось желание растворить политику как самостоятельную инстанцию таким образом, чтобы «политика проникла во все сферы социального существования» – кажется, именно так писал Маркс.

Отсюда и вытекает нечто вроде категорического императива политики и общего смятения мысли, который также породил как возможность тоталитаризма, так и мысли, откровенно враждебной любому тоталитаризму. Гипертрофия государства основывается на той же базе, что и воля устранить государство: этой базой является философская идея политики как реализации сущности. А идея единой истории ведет к попыткам прийти к концу истории, человека и природы. Грубо говоря, все это и есть «философия» или же «метафизика» в том смысле, который придавал этому слову Ницше, то есть некий порядок установленных в загробном мире значений, который поддерживает и управляет миром людей. Можно сказать, что исчерпанность подобного понимания политики является одним из аспектов «смерти Бога». Если же считать «смерть Бога» не проявлением нигилизма, а выходом из нигилизма, тогда этот выход должен быть также выходом из этого видения политики. Впрочем, нам очень сложно будет это осуществить, и это вполне естественно.

Однако я думаю, что сейчас мы переживаем в какой-то степени решающий момент. Ведь не случайно теперь те, кто некогда провозглашал смерть государства, взывают к нему в борьбе против несправедливости. В отличие от очень многих моих коллег, я вовсе не считаю, что сегодня мы живем в мире симулякров и саморазрушительных навязчивых реальностей - я думаю, что сейчас просто рождается новое сознание, перед которым встают совершенно новые вопросы. Экономический либерализм, который сейчас торжествует, не особенно убеждает в окончательной победе буржуазии: он остается по-прежнему безумным, разнузданным и циничным, но одновременно очень далек от самоуспокоения, потому что уже не способен игнорировать все более очевидную истину, что его развитие лишено смысла. Вот почему к нам постоянно возвращается вопрос о «смысле»…

МК: На последнем кинофестивале в Венеции был представлен фильм, снятый режиссером Клэр Дени по вашей автобиографической книге «Вторжение»». Насколько я знаю, это уже не первый Ваш опыт сотрудничества с кино и конкретно с этим режиссером?

ЖЛН: Сложно пересказывать словам содержание фильма – лучше просто его посмотреть. Недавно я вместе с Клэр Дени побывал на кинофестивале в Эльзасе и на встрече со зрителями говорил об этом фильме. Смысл вопросов, которые мне обычно задают, примерно сводится к следующему: зрители, которые читали мою книгу, не понимают, откуда взялся именно такой фильм, ну а те, кто книгу не читал, думают, что в книге рассказывается история, показанная в фильме. Но это не так. На самом деле, моя книга довольно маленькая, она называется «Вторжение», и я написал ее как размышление об опыте, который я пережил после пересадки сердца. Дело в том, что лет пятнадцать тому назад мне пересадили сердце какого-то умершего человека, так как мое собственное сердце больше не могло функционировать. Мысль написать что-то на эту тему пришла мне после просьбы одного журнала написать для них статью, правда вовсе не о сердце, а об иностранцах, о посторонних, инородцах, короче говоря. Я выбрал слово «вторжение», потому что во французском языке оно обычно обозначает присутствие чего-то чуждого: к примеру, людей, которые являются совершенно чужими в окружении, куда они вторглись без разрешения и где не должны бы находиться, однако они все же проникают туда насильно и там укореняются. И вдруг я подумал, что мое новое сердце ведь тоже является чем-то чуждым, вторгшимся в меня насильно, и таким образом перешел к тексту об иностранцах, об инородцах. Эта книга – небольшая повесть, рассказывающая о последовательных этапах операции по пересадке сердца, а также ее крайне тяжелых последствиях. В моем случае таким последствием стал рак, спровоцированный различными лекарствами, которыми меня пичкали. В то же время это еще и размышления о современной технике, о современной медицине, которые позволяет людям так просто обмениваться своими органами. Клэр Дени и те, кто ей помогал, адаптировали эту книгу для экрана таким образом, что слово «вторжение» обрело у них еще и множество дополнительных смыслов. Вообще по-французски это слово звучит достаточно грубо, однако потом выяснилось, что и в английском тоже есть аналогичное слово «intruder», более того, оказалось, что у Фолкнера есть роман с таким названием, хотя я этого в момент написания своей книги не знал. Короче говоря, это очень многозначное слово. И очень актуальное. Поскольку в жизнь современного общества тоже постоянно вторгаются множество чужеродных элементов, эмигрантов из других стран. Все это является неотъемлемой чертой жизни современной Европы. Вот Клэр Дени и решила сделать фильм о «вторжении», в широком смысле этого слова.

Как видите, все это имеет весьма слабое отношение к пересадке сердца. Правда в фильме есть персонаж, которому пересаживают сердце, а затем он оказывается втянутым в чрезвычайно запутанную историю. У него довольно темное прошлое, он даже оказывается связан с русскими… Иными словами, этот фильм представляет собой вариации на тему различных форм вторжения. Обстоятельства вынуждают главного героя переехать из Франции в Швейцарию, затем в Корею и так далее. Соответственно, в фильме затрагивается тема привязанности к родине и чувства отторжения, отчуждения… Я не принимал абсолютно никакого участия в создании этого фильма - разве что Клэр Дени показала мне первую часть сценария, а я сделал несколько замечаний. Кроме того, я встречался с исполнителем главной роли, потому что на этом настояла Клэр Дени, которая хотела, чтобы мы почувствовали какую-то связь друг с другом. И пожалуй, это все.

МК: А ваша роль в фильме «Ten minutes elder»?

ЖЛН: О, эта была целая серия коротких фильмов: всего там их было пятнадцать или шестнадцать. В эту серию входил фильм Клэр Дени, тоже на тему отчуждения, правда там эта тема трактуется исключительно с политической точки зрения. Это история девушки, одной из моих студенток, словенки, которая приехала в Страсбург - и вот мы с ней сидим в вагоне поезда и беседуем на тему чуждых элементов, т.е. на тему вторжения, об иностранцах и т.д.

Кроме того, режиссер Николя Клод, который выпустил фильм под названием «Рана», также уверял меня, что его на этот фильм вдохновила моя книга «Вторжение». «Рана» – это фильм об африканцах, которые приезжают во Францию и просят здесь политического убежища. Это наполовину художественный вымысел, наполовину документальное повествование, но ни о какой пересадки сердца здесь речь не идет.

МК: Насколько я знаю, вы были в близких отношениях с Жаком Деррида, смерть которого некоторые современные мыслители, в том числе и в России, склонны считать знаковым событием, ознаменовавшим собой закат так называемого постмодернизма. Как вы относитесь к идее «конца постмодернизма» и, вообще, широко распространенным настроениям, будто бы человечество сегодня находится на пороге новый эры – с чем бы это конкретно не связывалась: со смертью Жака Деррида или же событиями 11 сентября в Нью-Йорке?

ЖЛН: Да, возможно, все это является началом конца постмодернизма… Хотя, честно говоря, лично мне кажется, что никакого постмодернизма никогда не было. Я вообще не очень хорошо понимаю, что под этим понятием имеют в виду. Конечно, мне известно определение этого концепта, данное Лиотаром, но это ведь был, скорее, некий архитектурный концепт. Постмодернизм – в понимании Лиотара – предполагает отсутствие каких-либо отсылок к прошлому, то есть отсутствие вертикалей или же горизонталей, в историческом смысле. Если же определить модернизм как течение, ориентированное в завтрашний день, то тогда можно сказать, что постмодернизм уже не ждет, когда наступит это «завтра»…

Таким образом, можно говорить о более-менее удачной версии, то есть версии Лиотара, либо же о менее удачном варианте, лозунг которого «No future», и т.д. Но, так или иначе, все эти определения предполагают то, что еще Ницше называл нигилизмом - ведь главный смысл этого явления заключается именно в этом. А отсутствие отсылок к чему-то высшему, проблема нигилизма и отказа от него по-прежнему актуальны для всех нас.

Что касается 11 сентября, то эти события и в самом деле знаменуют собой достаточно важный поворот в том, что воспринималось как зыбкое равновесие мира, когда вдруг начало казаться, что этот мир обрел какую-то стабильность. И действительно, вроде бы противостояние двух блоков закончилось, и тут сразу же наступает «конец истории», о котором первым заговорил Фукуяма… Но лично я всегда считал идеи Фукуямы полной иллюзией, ибо не нужно быть ученым, чтобы понять, что история продолжается и просто нужна определенная встряска. Так вот, события 11 сентября и стали такой достаточно сильной встряской, которые наглядно показали, что этому миру еще далеко до подлинного равновесия, поиски которого сейчас опять становятся актуальными. Последствия нарушения мирового равновесия наиболее заметны сейчас на Востоке. Подъем Китая, Индии, других азиатских стран и одновременное падение Африки – все это свидетельствует о том, что мир снова перестраивается. И Европа не в состоянии этому процессу противостоять. Конечно же, можно говорить о том, что все мы сейчас подошли к некоей поворотной точке, и, я думаю, что это поворотная точка всей современной цивилизации. Нечто похожее, например, произошло в свое время и с римской цивилизацией: римляне в 5 веке ничего не понимали, но мир вокруг них резко менялся. Мы тоже ничего не понимаем, а мир в это время перестраивается…

Ну а смерть Деррида – это все же другое. Это смерть человека, которая, к сожалению, наступила слишком рано, так как он мог бы еще жить и жить. Я очень часто думаю о нем. Вчера я думал о нем, потому что меня спрашивали, как бы он реагировал на этот референдум, как бы он проголосовал… Я говорил с его женой, и она, в частности, сказала, что сначала хотела проголосовать «за», но в конце концов решила проголосовать «против». Конечно, смерть Деррида имеет и символическое значение, хотя бы потому, что он как мыслитель способен был глубже остальных почувствовать то, что современный мир пошатнулся. И именно поэтому он мог бы помочь понять другим всю важность настоящего момента…

МК: А почему свою книгу «Касание» Деррида посвятил именно вам?

ЖЛН: Деррида всегда пытался охватить мыслью весь мир. Он видел, что этот мир уже не является таким четким, ясным и понятным, как прежде, и пытался определить его наиболее характерные отличия, хотя в словах это сделать не так-то просто. В этом отношении у него было некое родство с Делезом, который вообще является как бы его двойником. Но главное, что сближает Делеза и Деррида – это именно попытка осмыслить природу самого различия, а не просто различие между терминами. Правда Делез делал это несколько иначе. Можно сказать, что Делез всегда думал о мире, где ничего не дано и все находится в процессе созидания, тогда как Деррида считал, что мир, напротив, изначально задан. Но как относиться к этой постоянно ускользающей данности? Возможно ли как-то ухватить ее проявления? Его очень волновала невозможность выхода из этой ситуации. Причем в этой констатации безвыходности сложившейся ситуации не было никакого романтического популизма, поскольку речь в данном случае идет просто о невозможности получить четкую и ясную картину мира.

В этом, кстати, и заключалась главная мысль «Касания». Я довольно много об этом говорил, хотя никогда не писал специальных книг на эту тему. В частности, я говорил о касании в своей книге «Корпус». Деррида сумел увидеть это. Я думаю, что «Касание» - это своеобразная модель познания для тех, кто не видит и не слышит. Слышать – это уже полное проникновение, а касание – это очень большая близость, но без внутреннего соприкосновения, то есть это такое чисто внешнее соприкосновение, которое, однако, предполагает достаточно большую степень близости к предмету. Эта книга позволила мне четче осознать нечто такое, чего я сам до знакомства с ней понять был не в состоянии.

МК: Над чем вы сейчас работаете?

ЖЛН : Главным образом я работаю сейчас над книгой, сюжет которой вынесен в ее подзаголовок: «Деконструкция христианства». Вот это сейчас и интересует меня больше всего – исследование христианства и, в первую очередь, монотеизма. Грубо говоря, в этой книге я пытаюсь разобрать на части и понять то, чего так и не удалось сделать духовенству. Ведь духовенство уже не удовлетворяет людей, потому что оно свело веру к своей собственной мыслительной абстракции. Я думаю, что это очень важно. Рационализм современного мира тоже больше не удовлетворяет людей, и особенно это стало заметно с тех пор, как стало ясно, что наука не пытается соревноваться ни с религией, ни с философией, ибо наука не дает людям понимания происходящего вокруг. Наши представления о мире сильно изменились по сравнению с теми, что были, например, в 19-м веке. И как следствие можно видеть теперь, как религия постепенно возвращается на свое место. В России, в частности, тоже происходит нечто подобное. Принято считать, что в России этот процесс связан с тем, что религия там раньше подавлялась, находилась под запретом, а теперь наступила полная свобода. Да, возможно, все это тоже важно, но если бы не было потребности, то люди бы вряд ли стремились к установлению именно такого порядка вещей. Конечно, существуют определенные различия между Западной Европой и Россией, но ведь и в Западной Европе, где религия никогда не запрещалась, теперь она снова возвращается, причем очень часто в совершенно нетрадиционных формах. Вспомните хотя бы смерть и похороны папы - какое это было впечатляющее зрелище! Поэтому я и думаю, что мы повсеместно наблюдаем очень важный симптом, к которому следует относиться со всей серьезностью. Больше нельзя просто говорить: мы - рационалисты, а все это - обычные предрассудки.

Кроме того, поступают достаточно тревожные сигналы, которые также являются одним из серьезных аспектов событий 11 сентября: религия и ислам, в частности, могут служить ужасным инструментом насилия и агрессии. Как мне говорили московские философы, в России подобная опасность тоже существует, ибо там церковь тоже обретает все большую власть. Таким образом, существует опасность новой формы доминации религии, и, в то же время, мы наблюдаем нечто вроде очевидного краха атеизма, который представлял из себя замену Бога другим богом: человеком или обществом. Оставим в стороне все разговоры о материи, ибо противопоставление материализма спиритуализму сегодня уже ровно ничего не значит. Однако есть насущная необходимость отвести в сторону как атеизм, так и теизм, и понять, что же такое значит мысль, в которой место главного принципа не занято чем-то посторонним: Богом или чем-то еще. Именно это теперь меня и интересует больше всего. Я думаю, что монотеизм – это и есть атеизм, а один бог – значит, что бога нет, ибо если его нет тут, то его нет и нигде. Вот на эту тему я и хотел бы сделать сейчас сборник текстов, как ранее публиковавшихся, так и неизданных. Иными словами, мне бы хотелось сказать нечто такое, что не было бы рациональной религией как у Канта, то есть ни у кого не было бы повода возвести мой «рационализм» в абсолют, хотя я и употребляю это позаимствованное у Канта слово, как использовал его в свое время и Деррида.

Жан-Люк Нанси (Jean-Luc Nancy, 1940г.) - крупнейший современный французский философ наших дней. Автор нескольких десятков книг и большого количества статей, посвященных Гегелю, Декарту, Канту, Лакану, Хайдеггеру. Одной из главных тем в его творчестве является вопрос о жизни современного общества. Его работы переведены на все основные мировые языки.

В 1968 году был ассистентом в Страсбургском Институте философии. В 1973 году защитил докторскую диссертацию по Канта под руководством Поля Рикера. В его диссертации были рассмотрена проблема свободы в работах Канта, Шеллинга и Хайдеггера. Диссертацию рецензировали Жак Деррида и Жан-Франсуа Лиотар.

После защиты докторской диссертации был приглашенным профессором в университетах Америки и Европы. Был участником многих культурных мероприятий и комиссий организованных французским министерством иностранных дел, занимался проблемами Восточной Европы.

В 80х из-за проблем со здоровьем прекратил активную преподавательскую деятельность, но продолжал много писать. Многие наиболее известные его работы написаны именнно в это, тяжелое для Нанси время. В настоящий момент работает в Страсбургском университете.

Публикации

+ - В ответе за существование[недоступно]
нет такого приспособления, при помощи которого можно было бы измерить нашу ответственность, очертить ее границы и определить объем. И еще: если слово «судьба» должно всегда иметь смысл в том или другом толковании (в смысле трагедии или прогресса, спасения или катастрофы, освобождения или блуждания, призвания или пути), то он должен смешаться со смыслом слова «ответственность». Только безграничная ответственность находится в согласии с судьбой, бросая вызов всем аспектам самой судьбы. В конце концов, есть ли вообще смысл у слова «ответственность»? Разумеется, безграничная ответственность готова разрушить любую реальную ответственность, перелагая вину с субъекта на субъект и так до бесконечности, примешивая долг в абсолютные и неуловимые отношения свободы и необходимости. Именно так создается двойная идеология обобщенной ответственности: с одной стороны, всегда более обширной ответственности коллективных органов, то есть - организаций, государств, рынков, сетей, систем, и, с другой стороны, ответственности, больше касающейся индивида, в силу которой нужно взять на себя заботу за работу и жизнь, личный досуг, отношения и окружающую среду. Эти системы связаны воедино. С одной стороны, слышится призыв к неразрывным связям, с другой - к разветвленной солидарной ответственности предполагаемых субъектов и, наконец, призыв к ответственности перед абсолютными субъектами разума и права. В конце концов обе стороны пересекаются и взаимно дополняются, а субъект ответственности ускользает и остается неуловимым.
// Сборник «ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ И ТЕКСТУАЛЬНОСТЬ». Издательство «ВОДОЛЕЙ» ТОМСК - 1998 ББК Фр 7.3 И48
В настояще время публикация недоступна. http://www.philosophy.ru/library/intent/09nancy.html
+ - Вопрос общего и ответственность за универсальное
Свобода не есть ни открытость неопределенному единству, ни безразличие: напротив, это свобода для различия, для этого различия каждого «некто», который может различить себя только в отношении. Вот почему также, в отношении, свобода встречает всегда неразделимое бытие собой, которое в той мере, в какой оно является только собой, несубстанционально и неуловимо: задача в том, чтобы держаться неразделимого как меры и основания (raison) разделения. Как разделяем мы наше смутное знание своей конечности? В действительности, мы его всегда уже разделяем, и это «всегда уже» заставляет существовать и упорствовать сообщества, семьи, общества, связи, на всех уровнях. Нужно прийти к тому, чтобы снова овладеть этим уже присутствующим знанием, которое постепенное исчезновение религии одновременно скрывает и делает для нас еще более необходимым. Религия давала общее основание существования. Сегодня существующий (l´existant) должен не давать себе самому свое основание, но усвоить, что он им уже «обладает»: что он им обладает как невозможностью обладать.

// Диалог Жан-Люк Нанси – Артем Магун – Оксана Тимофеева

Http://abuss.narod.ru/Biblio/polis/nancy_chto.htm
+ - О событии (из сборника «Философия Мартина Хайдеггера и современность»)[недоступно]
Что может быть более привычным, чем факт бытия, существования? Мы есть Бытие, наличное бытие есть то, что роднит нас с другими. Мы не обладаем свойством несуществования, чтобы разделять его с другими, несуществование не подлежит разделению. Но бытие не есть и некая вещь, которой мы совместно владеем. Бытие ничем не отличается от существования, каждый раз уникального. Поэтому можно сказать, что бытие не является оадим в смысле какой-то общей собственности, но что оно сов-местно. Бытие сов-местно. Что может быть проще такой констатации? И между тем, как не ею, больше всего пренебрегала до сих пор онтология? Мы еще далеки от того момента, когда онтология должна будет непосредственно и безотлагательно выступить в качестве принадлежащей сообществу, момента, когда бытие в соответствии со строжайшей логикой своего ртступления и откладывания отступило бы в со-бытии экзистенций (мы не касаемся здесь вопроса о том, распространимо ли понятие «существова-дие» на все сущее или только на некоторые его подвиды, например, на людей, животных и т.д.). Сообщество бытия, а не бытие сообщества - вот то, о, чем надлежит вести речь. Или еще лучше: сообщество существования, а не сущность сообщества…

Философское творчество Жана—Люка Нанси развивается под знаком переосмысления идей Канта, Гегеля, Хайдеггера и Деррида, что выдает в нем мыслителя постметафизической ориентации.

Его, в значительной степени, беспокоит вопрос о том, как должна осуществляться философия в современных условиях. Как мыслитель современной формации он пытается показать, что философская практика «перестает быть только специальным, техническим упражнением», но становится поворотом «мысли и языка к внешнему того самого предела, которому они раскрыты в показе (и который они показывают сами)». Из этого вытекает его устойчивый интерес к проблеме «предела», которую он рассматривает в самых разных проекциях. Если философия — это не «техническое упражнение», не профессорская работа в университете, то, следовательно, ей надлежит отыскивать для себя новые выразительные средства, которые бы легитимировали ее положение в современном обществе, не сводя ее бытие лишь к воспроизводству в университетских пространствах.

Для Нанси, как и для многих французских философов конца ХХ века, философская практика сродни литературной деятельности. Но философия и литература не совпадают между собой. Общее для них — письмо, а различие в том, что философ через письмо пытается помыслить пределы нашего человеческого опыта. Таким образом, для Нанси философия сводится к активной работе по созданию таких произведений, которые бы позволяли нашему сознанию получать наибольшую пищу для размышлений.

Непроизводимое сообщество

Что остается нам от сообщества? От того, что было помыслено, желаемо, подразумеваемо под словом «сообщество»? Кажется, ничто. Все его мифы прерваны, философемы исчерпаны, а политические формы осуждены.

Итак, можно сказать: «сообщество» — это был миф, философия, политика, что одно и то же, и все это, наконец, завершилось. Эта книга повествует о том, что вопреки всему существует упорное сопротивление сообщества. Вопреки мифу существует непреодолимая философская и политическая потребность бытия совместно. Она настойчиво напоминает о себе, и нам предстоит ее открыть.

Отныне не существует необходимости произведения сообщества (общности или коммуникации). Мы пытаемся говорить о том, что ускользает от любых произведений, оставляя нас выказанными друг другу. Это — коммунизм, вписанный в свою собственную непроизводимость.

Сексуальные отношения?

Книга одного из крупнейших современных мыслителей, Жана-Люка Нанси, включает два текста, анализирующих скандально известную формулу Жака Лакана «сексуальных отношений не существует».

Интерес философа Нанси к психоанализу становится очевидным в 1972 году, когда вместе с Филиппом Лаку-Лабартом он пишет «Заглавие буквы» — деконструктивное прочтение лакановской «Инстанции буквы». О книге «Заглавие буквы», вышедшей в свет в 1973 году, Лакан скажет, что никто не читал его «настолько хорошо, с такой любовью».

Жан-Люк Нанси — один из самых глубоких философов сегодняшнего мира, переосмысляющих наследие Фрейда и Лакана, о чем и свидетельствует эта книга.

(1940-07-26 ) (72 года) Место рождения:

Бордо (Франция)

Период:

Жан-Люк Нанси́ (фр. Jean-Luc Nancy ; 26 июля , Бордо (Франция)) - французский философ . Автор теории сообщества как бытия-вместе (entre-en-commun). Профессор философии Страсбургского университета . С 1989 по 1997 руководил факультетом философии, лингвистики, информатики, образовательных наук. Международная премия итальянского Общества Ницше (1990).

Работы, посвященные творчеству ряда философов и мыслителей: Лакан (Le titre de la lettre , 1973), Гегель (La remarque spéculative , 1973), Кант (Le Discours de la syncope , 1976 и L’Impératif catégorique , 1983), Декарт (Ego sum , 1979), Хайдеггер (Le Partage des voix , 1982). Ряд книг и статей написан им совместно с Лаку-Лабартом (Le titre de la lettre и др).

Сочинения

La Remarque spéculative: un bon mot de Hegel , Paris, Galilée, 1973.
La Titre de la lettre , avec Philippe Lacoue-Labarthe, Paris, Galilée, 1973.
Le Discours de la syncope , I. : Logodaedalus , Flammarion, 1975.
L’Absolu littéraire. Théorie de la littérature du romantisme allemand , avec Philippe Lacoue-Labarthe, Paris, Seuil, 1978.
Ego sum , Paris, Flammarion, 1979.
Le Partage des voix , Paris, Galilée, 1982.
L’Impératif catégorique , Paris, Flammarion, 1983.
Hypnoses , en collaboration avec Éric Michaud et Mikkel Borch-Jacobsen, 1984.
L’Oubli de la philosophie , Paris, Galilée, 1986.
La Communauté désœuvrée , Paris, Christian Bourgois, 1986.
Des lieux divins , Mauvezin, T.E.R, 1987.
L’Expérience de la liberté , Paris, Galilée, 1988.
Une pensée finie , Paris, Galilée, 1990.
Le Poids d’une pensée , Québec, Le Griffon d’argile, 1991.
Le Mythe nazi , avec Philippe Lacoue-Labarthe, La tour d’Aigues, L’Aube, 1991.
La Comparution (politique à venir) , avec Jean-Christophe Bailly, Paris, Bourgois, 1991.
Corpus , Paris, Métailié, 1992.
Le Sens du monde , Galilée.
The Birth to presence , Stanford, Stanford University Press, 1993.
Les Muses , Paris, Galilée, 1994.
Être singulier pluriel , Paris, Galilée, 1996.
Hegel: l’inquiétude du négatif , Paris, Hachette, 1997.
L’Intrus , Paris, Galilée, 2000.
Le Regard du portrait , Paris, Galilée, 2000.
Conloquium , introd. à Roberto Esposito, Communitas: origine et destin de la communauté , trad. de l’italien par Nadine Le Lirzin, Paris, PUF, coll. " Les essais du collège international de philosophie ", 2000.
La Pensée dérobée . Paris, Galilée, 2001.
La Communauté affrontée , Paris, Galilée, 2001.
The Evidence of film , Bruxelles, Yves Gevaert, 2001.
La Création du monde ou la Mondialisation , Paris, Galilée, 2002.
Nus sommes: la peau des images , avec Federico Ferrari, Paris, Klincksieck, 2003.
Résistance de la poésie , «La Pharmacie de Platon», William Blacke & Co., 2004
La Déclosion , Déconstruction du christianisme I, Paris, Galilée, 2005.
Iconographie de l’auteur , avec Federico Ferrari, Paris, Galilée, 2005.
Sur le commerce des pensées , illustrations de Jean Le Gac, Paris, Galilée, 2005.
Tombe de sommeil , Paris, Galilée, 2007.
Juste impossible , Paris, Bayard, 2007.
Vérité de la démocratie , Paris, Galilée, 2008.
Démocratie, dans quel état ? , avec Giorgio Agamben, Alain Badiou, Daniel Bensaïd, Wendy Brown, Jacques Rancière, Kristin Ross et Slavoj Žižek, La Fabrique, 2009.
L’Adoration , Déconstruction du christianisme II, Paris, Galilée, 2010.
Atlan: Les Détrempes , Paris, Hazan, 2010.
Maurice Blanchot, passion politique , Paris, Galilée, 2011.

На русском языке

О со-бытии. - В кн.: Философия Мартина Хайдеггера и современность. М., 1991;
Сегодня. - В кн.: Ad Marginem ’93. M., 1994;
Рождение в присутствие. - «Комментарии», 1996, № 9;
Смех, присутствие. - «Комментарии», 1997, № 11;
Язык и тело. - В кн.: Копнинские чтения II. Томск, 1997;
В ответе за существование. - В кн.: Интенциональность и текстуальность. Философская мысль Франции XX века. Томск, 1998;
Непроизводимое сообщество: Новое издание, пересмотренное и дополненное / Пер. с франц. Ж. Горбылевой и Е. Троицкого. - М.: Водолей, 2009. - 208 с. - ISBN 978-5-91763-005-2 ;
Сексуальные отношения? - Сп-Б.:Алетейя, 2011;

Литература

Петровская Е. В. Нанси, Жан-Люк // Новая философская энциклопедия . - М .: Мысль, 2000. - ISBN 5-244-00961-3 .
Armstrong, Phillip. Reticulations: Jean-Luc Nancy and the Networks of the Political . Minneapolis: University of Minnesota Press, 2009.
Derrida, Jacques. On Touching, Jean-Luc Nancy . Stanford: Stanford University Press, 2005.
Hutchens, B.C. Jean-Luc Nancy and The Future of Philosophy . Montreal & Kingston: McGill-Queen’s University Press, 2005.
James, Ian. The Fragmentary Demand: An Introduction to the Philosophy of Jean-Luc Nancy . Stanford: Stanford University Press, 2006.
Kamuf, Peggy, ed. On the Work of Jean-Luc Nancy: A Special Issue of Paragraph . Nov. 1992
Sparks, Simon, ed. On Jean-Luc Nancy: The Sense of Philosophy . London: Routledge, 1997.
At the Heart: of Jean-Luc Nancy . A Special Issue of The New Centennial Review , Vol. 2, no.3, Fall 2002.

Примечания

Ссылки

Маруся Климова . Интервью с Жаном-Люком Нанси:часть 1 ,часть 2 .

Категории:

Персоналии по алфавиту
Родившиеся 26 июля
Родившиеся в 1940 году
Философы по алфавиту
Учёные по алфавиту
Философы Франции
Философы XX века
Философы XXI века

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Нанси, Жан-Люк" в других словарях:

НАНСИ (Nancy) Жан Люк (р. 1940), французский философ. Испытал влияние философских идей И. Канта (см. КАНТ Иммануил), Гегеля (см. ГЕГЕЛЬ Георг Вильгельм Фридрих), М. Хайдеггера (см. ХАЙДЕГГЕР Мартин), Ж. Деррида (см. ДЕРРИДА Жак). Основная… … Энциклопедический словарь

НАНСИ (NANCY) Жан-Люк - (p. 1940) франц. философ, проф. ун та гуманитарных наук в Страсбурге, директор исследовательского центра Философия, наука о языке и коммуникация, преподаватель Калифорнийского ун та (США), содиректор парижского Центра философских исследований… … Современная западная философия. Энциклопедический словарь

Нанси: Нанси город и коммуна во Франции Нанси (округ) округ во Франции, один из округов в регионе Лотарингия Нанси невключённая территория в шт. Кентукки, США Нанси, Жан Люк французский философ Нанси (футбольный… … Википедия

НАНСИ (Nancy) Жан Люк (род. 1940) французский философ, создавший оригинальную теорию сообщества как бытия вместе (entre en commun). Профессор Страсбургского университета гуманитарных наук, с 1989 по 1997 возглавлял факультет философии,… … Философская энциклопедия

Нанси Цвета Красный,черный и белый Основан [] Город … Википедия

Университет Страсбурга … Википедия

Страсбургский университет … Википедия

Это служебный список статей, созданный для координации работ по развитию темы. Данное предупреждение не ус … Википедия

Франция - (France) Французская Республика, физико географическая характеристика Франции, история Французской республики Символика Франции, государственно политическое устройство Франции, вооружённые силы и полиция Франции, деятельность Франции в НАТО,… … Энциклопедия инвестора

Экс ан Прованс … Википедия

Книги

Апокалипсис смысла. Сборник работ западных философов XX - XXI вв. , Чоран Эмиль, Нанси Жан-Люк, Зиммель Георг, Хёсле Витторио. Разложение заложено в самой природе, что невозможно отрицать. Но без временного ограничения оно - незапамятное и неизбежное зло, к которому мы привыкли как к чему-тообязательному и…