Как бороться с заказными уголовными делами? Заказное уголовное дело Заказные уголовные дела по взяткам

Здравствуйте Владимир Владимерович, меня зовут Пахомова Марина Анатольевна 30.09.1973г.рождения,живу в г.Краснодаре,у меня большая проблема на меня вешают 159статью часть 4, а я нечего не нарушала. А началось в июне 2012г. Я искала работу,а у меня есть знакомая и она мне посоветовала пойти в соцзащиту поработать,и я пошла узнала все и начала работать, мне сразу дали троих пожилых людей двоих дедушек и одна бабушка,я ходила к нему убирала, готовила, приносила лекарства, а один из дедушек (он инвалид первой группы) я к нему приходила каждый день, так как за ним никто из родственников не ухаживал,(хотя у него есть сын,дочь,сестра но от него все отказались) я начала помогать чисто почеловечиски,купать,стригла, меняла постельное белье,делала массаж руки и ноги, так как они парализованные, он мне руки целовал говорил какая я добрая и с первых дней говорил что он ищет человека чтоб его досмотрел и квартиру отписать на этого человека, начал меня уговаривать, и я согласилась,оформили квартиру на мою маму, так как сказали что на меня нельзя,26июля 2012г.вызвав работников МФЦ на дом подписали договор дарения, (я просто юридически неграмотная).Дедушка зовут его Колбинцев Геннадий Иванович 28марта 1939г.рождения,начал просить побыстрей переехать к нему жить, потому что ему одному плохо,мы сделали небольшой ремонт (я проживаю с молодым человеком Артюх Тарас Павлович 9.12.1982г.)и в начале сентября 2012г. Мы переехали к нему жить,7 месяцев все было нормально а потом в феврале 2013г. Пришла в гости дедушкина подруга Боюрусь Алла Петровна он ей рассказал что у него опекуны,он подарил квартиру,а она ему так ты же теперь не хозяин,взяла у него паспорт, пенсионное, справку об инвалидности и ушла,после ее ухода он перестал кушать еду которую я готовила,он начал говорить что его хотят отравить, а эта подруга начала носить еду, а потом в марте 2013г. меня вызвали в прокуратуру и начали говорить что я обманула Колбинцева Г.И. и завладела его квартирой, а в апрели месяце мне позвонил следователь Татаринцев Артур Эдуардович и казал что на меня заведено уголовное дело по статье 159 часть 4(мошенничество) и тут началось вымогательства денег сперва была сумма 800тысяч руб. потом 1200т.руб а в окончании прокурор эаподного округа запросил 1500т.руб и дело закроется но извините у меня таких денег нету,я своему адвокату сказала что пускай забирают эту квартиру она мне не нужна но этого никто не слышит (все знают что дело заказное,дали установку меня посадить) это дело не уголовное а граждаско-прававое,а теперь они маей маме тоже предьявили ст.159 часть 4 шьют группавуху и говорят пускай подумает что мы не шутим дали мне неделю чтоб собрала 1000000руб.собрала чтоб меня не посадили а дали условно,но денег мне неоткуда брать и что делать куда обращяться я не знаю сказали в Краснодаре некому,только в Москву у нас все купленные и все заодно прошу помащи. А вот сегодня 26,07,2013г. Я и мой адвокат ходили знакомиться с делом насилии ходотайства но нам в очередной раз отказали, и следователь прямо в глаза сказал и что Вы сделали прокурору,Все знают что это никакое не уголовное дело но закрывают глаза по указке прокурора (Голота Владимер Николаевич – прокурор). Везде в расследование нарушение, пишутся ходотайства но их отклоняют. Я ВАС очень прошу ПОМОЩИ, С уважением Пахомова Марина Анатольевна. моя почта [email protected] 89528470344

Вера Васильева, HRO.org: В Москве, в Музее и общественном центре имени Андрея Сахарова, состоялась общественная дискуссия "Заказные уголовные дела: как призвать к ответу исполнителей". О том, насколько в сегодняшней России актуальна эта тема, красноречиво свидетельствовало число собравшихся. В зале не хватило стульев, и часть посетителей слушала докладчиков стоя.

В качестве экспертов выступили бизнесмен Алексей Козлов, глава организации Transparency International в России Елена Панфилова, руководитель исследовательских программ фонда "Общественный вердикт" Асмик Новикова и правозащитник Владимир Осечкин. Роль модератора круглого стола взял на себя директор Сахаровского центра Сергей Лукашевский.

В центре обсуждения были механизмы фальсификации уголовных дел, способы давления пенитенциарной системы на обвиняемых и осужденных, а также российское правосудие как часть коррумпированной системы.

Первым слово взял Алексей Козлов. Его в 2009 году Пресненский районный суд Москвы признал виновным в мошенничестве и в "отмывании" денежных средств, приговорив к восьми годам колонии. Позднее срок наказания был сокращен до пяти лет. Осужденный своей вины не признал и неоднократно заявлял о том, что его уголовное дело сфабриковано в интересах бывшего члена Совета Федерации Владимира Слуцкера. Находясь за решеткой, Алексей Козлов вел интернет-дневник, получивший широкую известность как "Бутырка-блог" .

20 сентября этого года Верховный Суд РФ отменил приговор Алексею Козлову, направив его дело на новое рассмотрение, а самого бизнесмена освободил из-под стражи под подписку о невыезде.

Это стало возможным, благодаря самоотверженной борьбе, которую вели Алексей Козлов и - особенно - его жена, известная журналистка Ольга Романова, доказывая незаконность вынесенного приговора. Ольга Романова фактически вела независимое расследование, предавая гласности каждый шаг этого процесса.

Как подчеркнули организаторы круглого стола, это беспрецедентный случай в работе современной российской судебной системы. Он важен не только тем, что мы наблюдали человеческий подвиг, но и тем, что справедливость оказалась возможной.

Но останавливаться на достигнутом нельзя, потому что дело Алексея Козлова - лишь небольшая часть нынешней судебной практики, которая анализировалась экспертами в Сахаровском центре.

Алексей Козлов обрисовал схему заказных уголовных дел. Если в "лихие 90-е" в ситуации, когда коммерческие интересы не могли быть решены в процессе арбитражного судопроизводства, конкурентов устраняли физически, теперь для этой же цели используют уголовное преследование.

Фальсифицируют доказательную базу, арестовывают заинтересованного человека, чтобы лишить его возможности полноценно защищаться, а затем утверждают обвинительное заключение и передают дело в суд. И в таком случае "что бы вы ни говорили, приговор будет обвинительным", - констатировал Алексей Козлов.

По его оценке, эта схема - общая для всех заказных уголовных дел. В качестве еще одного примера Алексей Козлов привел историю бывшего управляющего дочерней компании "ЮКОСа" ОАО "Томскнефть" ВНК Сергея Шимкевича. С ним бизнесмен познакомился в местах лишения свободы.

Сергей Шимкевич был осужден в общей сложности на 13 лет колонии за экономические преступления. Уголовное дело бывшего юкосовца, по словам Алексея Козлова, фабриковали по той же схеме, что и его собственное.

Важный элемент в таких уголовных делах, отмеченный Алексеем Козловым, - психологическое и физическое давление на заключенного с целью добиться самооговора.

Так, в камере, где сидел бизнесмен, летом, в жару, подолгу не выносили мусор, а в декабрьские морозы окна оставались без стекол. Между тем к заключенному приезжали следователи и угрожали, что создадут еще более нечеловеческие условия, если он не начнет давать нужные показания.

"Это еще не все. Люди, которые продолжают бороться, опасны для заказчика", - добавил Алексей Козлов.

У тех, кто отказался "сотрудничать со следствием" и оговорить себя, обычно нет шансов получить условно-досрочное освобождение (УДО). Такие осужденные, даже при идеальном поведении в колонии, "вдруг" получают взыскания.

Как пример Алексей Козлов напомнил отказ в УДО Платону Лебедеву. Как известно, 27 июля Вельский районный суд Архангельской области отказал в УДО бывшему главе МФО "МЕНАТЕП", сославшись, в частности, на то, что он не только не признал себя виновным и не раскаялся в содеянном, но и потерял тапочки, штаны и другие предметы, выданные ему в месте отбывания наказания.

Алексей Козлов высказал убеждение, что единственный способ борьбы с таким произволом - это максимальная публичность и объединение усилий.

Елена Панфилова в своем докладе акцентировала внимание на мотивах заказных дел и на истоках подобной вопиющей практики, а также попыталась ответить на извечный вопрос "Что делать?"

Главными мотивами глава Transparency International-Россия считает алчность, политику и личные счеты, причем очень часто заказчик и исполнитель - это одно и то же лицо. Правоохранительным органам вместо того, чтобы устанавливать и привлекать к ответственности настоящих нарушителей закона, гораздо проще фабриковать уголовные дела для "галочки", для повышения статистических показателей раскрываемости преступлений.

Первопричину этого Елена Панфилова усматривает в "ментальном перерождении" силовых структур, сотрудники которых полагают в порядке вещей практику "кормления" за счет граждан - будь то миллиардер или рядовой владелец дачного участка.

Выход же из тупика, по мнению Елены Панфиловой, как и Алексея Козлова, заключается в публичности. В частности - в отслеживании коррупционных активов.

В свою очередь Асмик Новикова поделилась со слушателями успешным опытом фонда "Общественный вердикт" в области противодействия пыткам. Она тоже, вслед за предыдущими ораторами, назвала публичность сильным оружием, помогающим привлечь к ответственности сотрудников "органов", применяющих в своей работе противоправные методы.

Выступивший с последним в этот вечер докладом Владимир Осечкин рассказал о своем печальном опыте "общения" с правоохранительной и судебной системами. Еще будучи студентом-юристом, он попал в милицию по подозрению в убийстве. Практически сразу это подозрение с Осечкина было снято, но до этого его успели лишить двух зубов, в буквальном смысле выбивая признание. Единственная компенсация, которую получил пострадавший за эту травму - извинение следователя.

"Но это меня не научило, в какой стране я живу", - с горечью заметил Владимир Осечкин.

Без следствия и суда обвиняемый провел за решеткой три года, потом, по приговору, получил семь лет колонии и несколько месяцев назад вышел на свободу по УДО. С тех пор Владимир Осечкин посвятил себя защите прав заключенных.

По мнению правозащитника, современному правосудию присущи следующие признаки: "посадка бизнеса" как главный метод конкурентной борьбы, вмешательство "органов" в гражданско-правовые споры, трафаретность приговоров, незаконные методы дознания на этапе предварительного расследования и легализация судами преступлений, совершенных на предварительном следствии.

Практика показывает: в России бизнес ведется не по закону, а по «понятиям». Этому способствует как и несовершенство законодательства, в силу которого соблюдение всех норм закона ведет к убыточности любого предприятия, так и стабильность «правил игры», принятых в стране.

Законы меняются с маниакальной скоростью. Они непредсказуемы. «Понятия» гораздо более устойчивы.

При этом «понятийный» способ ведения предпринимательской деятельности неизбежно порождает конфликты и споры. Как ни странно, они решаются по букве закона, толкование которого государственными инстанциями подчас поражает наблюдателей.

Чтобы подготовиться к стилю работы российской машины наказаний, предпринимателям придется выучить четыре ключевых признака заказного дела и четыре основные меры предосторожности.

Кто и зачем «заказывает» предпринимателей

Допустим, вы выполняли работы по договору, заказчик ежедневно контролировал их ход, но в какой-то момент что-то пошло не так. У банка отозвали лицензию, кто-то из контрагентов вовремя не заплатил деньги или поставщик исчез вместе с предоплатой.

Вы объясняете все это заказчику, но ситуации это не меняет - работы в полном объеме не выполнены, деньги вы вернуть не можете, поскольку их просто нет, а когда появятся, неизвестно.

Все эти причины, особенно если они выдаются заказчику последовательно, по одной на каждой новой встрече, вряд ли вызовут искреннее сочувствие с его стороны.

В какой-то момент вы сможете заметить, что в его изложении картина выглядит несколько иной. В разговоре он вдруг пытается представить ситуацию так, как будто именно вы изначально не собирались выполнять взятые на себя обязательства, обманывали его относительно имеющихся возможностей, а деньги присвоили себе, намекая на совершение преступления.

Как распознать заказное дело

Первый признак - уголовное дело возбуждено по надуманному поводу. В настоящее время следственные подразделения перегружены работой. Даже несмотря на то, что первичным фильтром в полиции будут выступать оперативные структуры, которые еще на своем этапе отсеивают большую часть обращений, при всем желании следователи не смогут удовлетворить интересы всех заявителей.

Такие уголовные дела нередко возбуждаются лишь «для входа». Это означает, что в процессе расследования дела, которое возбуждалось по малозначительному или надуманному поводу, следователи рассчитывают выявить в действиях предполагаемого подозреваемого иные составы преступлений, чтобы «входное» дело затем прекратить за ненадобностью.

Второй признак: уголовное дело было возбуждено в короткий срок после обращения заявителя без фактического проведения проверки по заявлению и сразу в отношении конкретного человека.

Как правило, уголовные дела в сфере экономики намного сложнее в доказывании, чем уличный грабеж или квартирная кража. Объемы материалов, которые необходимо изучить в ходе проведения доследственной проверки, чтобы даже поверхностно вникнуть в суть спора, весьма значительны. Более того, часто случается, что заявитель сам умышленно искажает картину произошедшего, чтобы скрыть собственные неправомерные действия. Для того чтобы разобраться во всех хитросплетениях, нужен, как правило, не один месяц.

Третий признак: уголовное дело возбуждено с нарушением правил подследственности. По действующим законам уголовное дело возбуждает и расследует следственной орган, к компетенции которого относится то или иное преступление и на вверенной территории которого это преступление совершено. Если уголовное дело возбудило подразделение, привязка к которому у юристов вызывает сомнение, есть все основания полагать, что оно возбуждалось в месте, где у заявителя имелся административный ресурс.

Наконец, признак номер четыре - это наличие вступившего в законную силу решения суда по гражданско-правовому спору, в котором уже дана оценка обстоятельствам возбужденного уголовного дела.

Правило о преюдиции запрещает следователям переоценивать обстоятельства, которые уже были установлены судом. Однако на практике это правило работает избирательно - только по делам, где следственные подразделения специальным образом не мотивированы.

Записывать на диктофон

Каждую встречу с оппонентом необходимо фиксировать на диктофон. Можно рассчитывать на везение и надеяться, что запись не пригодится никогда. В то же время наличие на такой записи выверенных формулировок, подтверждающих, что спор имеет признаки исключительно гражданско-правовых отношений, а также намеков, угроз или прямых заявлений со стороны оппонента, что у него есть административный ресурс, который он намерен использовать, даст в дальнейшем возможность обратить такие высказывания против их владельца.

В этом случае в его действиях могут присутствовать признаки вымогательства, мошенничества или самоуправства. В российском уголовном процессе такая аудиозапись признается доказательством даже в том случае, если запись сделали без предварительного уведомления других участников о фиксации разговора.

Согласно позиции Верховного суда запись, произведенная одним из участников разговора, признается допустимой для целей уголовного процесса в любом случае. Но есть нюансы. При первоначальной выдаче правоохранительным органам копии этой записи необходимо будет указать, когда, кем и в каких условиях осуществлялась запись.

Не забудьте сохранить оригинал записи на устройстве, на котором она производилась. В случае возникновения у следователя сомнений (а они обязательно возникнут, если юристы другой стороны не дилетанты) в наличии на записи признаков монтажа или необходимости идентификации голоса следователь попросит первоисточник, зафиксировавший разговор.

И будьте готовы, что, если вы не желаете расстаться с первоисточником по причине того, что в этом телефоне/диктофоне/планшете содержится иная информация, которую вы не хотели бы демонстрировать следователю, одна лишь копия не будет иметь силу доказательства.

Обезопасить оригиналы

Убедитесь, что оригиналы документов, подтверждающих вашу правоту, находятся в безопасном месте. Офис компании, квартира или дача никак не могут считаться таким местом.

Согласно позиции Верховного суда состав мошенничества образуется лишь в случае, когда умысел на хищение возник до момента завладения этим имуществом. При этом целью такого завладения явилось именно хищение, а принятые на себя обязательства обвиняемый не собирался выполнять.

В связи с этим наличие доказательств, подтверждающих отсутствие умысла на хищение при заключении сделки, имеет важное значение для отстаивания своей невиновности. При возникновении риска уголовного преследования необходимо тщательно подобрать документы и еще раз проанализировать факты, подтверждающие наличие гражданско-правовых отношений между вами и потенциальным заявителем:

оригинал договора, заключенного на условиях, которые вы имели возможность выполнить;
наличие необходимых ресурсов для выполнения договора (штата сотрудников, техники, средств, реальных договоров подряда и так далее);
подписанные акты выполненных работ даже на промежуточном этапе; это будет подтверждать, что работы все-таки выполнялись;
переписки (e-mail, бумажные письма, сообщения в телефоне) с согласованием условий выполнения договора либо его корректировки в процессе выполнения, если таковые не были отражены в договоре.

Найти свидетелей

Одной лишь аудиозаписи может быть недостаточно. В переговорный процесс необходимо привлекать свидетелей, которые в дальнейшем смогут рассказать следователю о ходе и содержании беседы.

Свидетельские показания считаются самостоятельным доказательством в уголовном процессе. При этом надо иметь в виду, что в отличие от арбитражного процесса свидетельские показания в уголовном деле нередко имеет больший приоритет перед письменными документами.

Определите круг людей, которые могли бы рассказать о законном характере ваших действий, отсутствии изначального умысла на хищение имущества при заключении сделки, наличии возможности выполнить свои обязательства при заключении договора и объективном отсутствии возможности их выполнить уже в процессе исполнения договора.

Говорить одно и то же

Максимально детально продумайте и подготовьте свою правовую позицию. Если в процессе доследственной проверки или расследования уголовного дела вы будете последовательно и логично из допроса в допрос излагать свою позицию, которая не будет меняться, это можно будет дополнительно свидетельствовать о добросовестном характере ваших действий. Напротив, постоянное изменение показаний сыграет против вас даже при наличии убедительных письменных доказательств.

Также будет правильно заранее позаботиться о приглашении адвоката, с которым будет комфортно работать. В противном случае лихорадочный перебор защитников родственниками в условиях, когда потенциальный доверитель находится в заключении, может принести много разочарований.

В нашей практике были случаи, когда уголовные дела возбуждались на следующий день после обращения заявителя в правоохранительные органы. О возбуждении такого уголовного дела человек, как правило, узнает в момент одновременного проведения обысков в офисе и квартире либо в момент задержания.

В случае, если уже есть договор с конкретным защитником, обвиняемый имеет полное право настаивать на приглашении своего юриста при задержании или допросе в статусе подозреваемого (обвиняемого), указав в протоколе следственного действия фамилию, имя, отчество, данные об адвокатском образовании, в котором тот состоит, а также номер телефона своего адвоката. В противном случае следователь вправе самостоятельно назначить дежурного адвоката для защиты.

Кто хоть раз столкнулся с обжалованием недозволительных методов ведения уголовного процесса правоохранительными органами, кто хоть раз вступал в борьбу за вынесение справедливого приговора судебными властями, тот знает, что такое непреодолимая стена формальных отписок. Тот знает, как с каждой такой формальной отпиской теряется не только вера в «самый справедливый суд в мире», но и в справедливость вообще.

Очевидно, таких людей немало, учитывая растущий уровень недоверия к чиновникам, правоохранительным и судебным властям. Особенно сложно доказывать свою невиновность осужденным по так называемым «заказным преступлениям ». На наш взгляд, как разновидность заказных преступлений выступают заказные уголовные дела . Этот достаточно известный и распространенный прием использовался в разные времена. Заказные уголовные дела – это когда правоохранительные органы и судебные власти используются в качестве инструмента давления на неугодных по той или иной причине лиц. И не надо думать, что заказные уголовные дела возникают только против крупных предпринимателей, неугодных политиков, правозащитников и т.п. Заказные уголовные дела возникают и против простых смертных, когда надо действительного преступника «отмазать», а вместо него кто-то должен сесть, иногда из чувства мести, иногда просто для статистики. По-разному бывает. Но исход в таких случаях, как правило, один – какие бы доводы не приводились в защиту обвиняемого, во внимание они судами не принимаются, все жалобы остаются без удовлетворения, приговоры без изменения. Горы отписок, горы ненужных бумаг, море разочарований, слез, разбитых надежд и искалеченных судеб. И чем меньше человек виновен, тем «глубже» он сидит.
На нашем сайте мы открываем рубрику о тех заказных уголовных делах , где за фразами «выводы суда обоснованы» и «оснований для прокурорского реагирования не имеется» кроются не просто циничное отношение к закону со стороны правоохранительных и судебных властей, но порой и преступления против правосудия . Такие как:

привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности ;
незаконное освобождение от уголовной ответственности ;
незаконные задержание, заключение под стражу или содержание под стражей ;
принуждение к даче показаний ;
фальсификация доказательств по уголовному делу .

Цель: публичное расследование преступлений против правосудия , совершаемых правоохранительными и судебными властями, для обеспечения законности и защиты интересов граждан (независимо от их национальности, гражданства, вероисповедания) от произвола государственных чиновников.
Основание для высказывания мнения:

гласность судопроизводства — демократический принцип, закрепленный Конституцией всех демократических государств;
право на свободное выражение своего мнения – демократический принцип, закрепленный ст.19 Пакта о гражданских и политических правах, Конституцией стран и другими законодательными актами.

ЗАКАЗНЫЕ УГОЛОВНЫЕ ДЕЛА В РАМКАХ:

Борьбы с преступлениями против половой неприкосновенности личности;

Борьбы с педофилией ;

Просто борьбы с преступностью.

Удивительная все-таки страна – Россия! Сколько себя помню, столько в стране идет «борьба».

И не важно, с чем и с кем – с преступностью ли, за урожай, за досрочную сдачу объекта — главное, что «битва, борьба». Возможно, потому, что раз есть « битва» — есть и герои, есть герои — есть награды.
Возможно, потому, что « на войне, как на войне» и все методы хороши.
Возможно, потому, словом «борьба» легче прикрыть отсутствие других понятий: совесть и честь.
Особенно, на мой взгляд, это касается наших органов по борьбе с преступностью.
Вот уж где «борьба» объединила все три «возможно»!
Просто лозунг получился: «В битве за звания и награды все методы хороши, кроме совести и чести!».

И работают под этим лозунгом, не покладая рук: без угрызений совести подбрасывают наркотики, фабрикуют процессуальные документы, избивая, принуждают к несуществующим признаниям!

И судят, судят, судят…
А преступность растет, растет, растет…
И вот уже детей на улицу страшно отпустить, потому что в рамках борьбы с педофилией все чаще за решеткой оказываются невиновные, а настоящие преступники продолжают свою охоту. И вот уже не удивляют разбросанные на улицах шприцы, потому что в рамках борьбы с наркоманией все чаще за решеткой оказываются люди по подброшенным пакетикам с дурью, а настоящие наркоторговцы продолжают уничтожать молодежь.
Отсутствует один лишь вид борьбы — борьбы с преступностью в органах правоохранительной и судебной власти.

То ли потому что там наград никто не раздает, то ли потому, что боязно связываться, то ли потому, что бесполезно – «ворон ворону глаз не клюет».
И все же я расскажу вам о своей работе по возбуждению

уголовных дел против следователей ()

уголовных дел против судей ()

Не ради наград и званий, а для того, чтобы вы понимали: чем меньше будете сомневаться, бояться, не сметь, не верить — тем больше вероятность добиться справедливого решения в деле ваших незаконно осужденных близких.

Международный правозащитник

Светлана Дворянинова

Анализирует юридические нормы, регулирующие порядок возбуждения уголовного дела и предварительного расследования, контроль за его соблюдением, ответственность за нарушение порядка возбуждения уголовного дела и предварительного расследования; правосознание исполнителей заказных дел и лиц, обязанных контролировать их деятельность; практику обжалования действий органов предварительного расследования и решения вопросов о привлечении к юридической ответственности исполнителей заказных уголовных дел. Указывая на недостатки в этих элементах российской правовой системы, автор вносит предложения по их устранению.

О таком явлении в России, как заказные уголовные дела, известно давно и на всех уровнях. В свое время председатель Совета судей России Ю. Сидоренко, выступая против предложений приостанавливать полномочия судей при возбуждении уголовного дела против их родственников, писал: "Если сегодня возбуждение уголовных дел используется как отработанный до совершенства метод конкурентной борьбы и устранения противников между предпринимателями, да и политиками, нетрудно предположить, насколько успешно он может быть применен в отношении служителей Фемиды".

В средствах массовой информации регулярно появлялись публикации об использовании средств уголовного процесса правоохранительными органами в связи с просьбами друзей руководителей этих органов усмирить назойливых кредиторов, решить корпоративный спор в их пользу либо организовать уголовное преследование и принуждение к определенным действиям в рамках уголовного дела - все это рассматривалось как средства элементарного вымогательства. Авторы "громких" материалов неоднократно сообщали также о предпринимаемых запредельных усилиях, чтобы вырваться из колеи обвинительного механизма и добиться реабилитации, чему прокуратура, в конечном итоге возглавляющая систему, в которую входят исполнители заказных уголовных дел, хладнокровно препятствует.

Среди подобных материалов особенно ценны подтверждающие и анализирующие это явление статьи и выступления судей и сотрудников правоохранительных органов <3>. Наконец, стали признавать в своих публичных выступлениях практику заказных уголовных дел и генеральные прокуроры страны.

Из единичных заказные дела переросли в стабильное явление российской юридической практики в 90-е гг. прошлого века. В так называемом тоталитарном советском государстве его единая собственность не допускала схватки за экономические объекты. В правовом российском государстве развернулась борьба за бывшие общие и ставшие частными предприятия и объекты собственности. Активизировались и потребительские отношения и связанные с ними споры об исполнении имущественных обязательств. Объективно повысился спрос на публичную защиту действительного или мнимого имущественного права. Самый радикальный способ - уголовное преследование противника с применением к нему мер уголовно-процессуального принуждения. В уголовном судопроизводстве, в отличие от гражданского, государство соглашается с позицией одной из сторон конфликта с момента его начала и со всей мощью своего аппарата действует в пользу того, кого избрало потерпевшим.

Характерным признаком заказных уголовных дел являются имущественные требования органов уголовного преследования к подозреваемому (обвиняемому) по заявлениям лиц, которые не имеют законных оснований для предъявления таких требований в порядке гражданского судопроизводства. Отсутствие оснований для иска в независимый суд компенсируется знакомствами и подкупом следователей и прокуроров, выбивающих искомое мерами уголовно-процессуального принуждения.

Спрос на такие средства извлечения имущественных выгод упал на почву "формировавшейся годами государством низкой оплаты службы и социальной незащищенности, особенно у сотрудников милиции, фрустрации - нравственно-эмоционального состояния человека, который сознает невозможность законными средствами изменить противостоящую ему и воспринимаемую как враждебную нищенскую действительность, выполнить свою социальную роль кормильца семьи, порождающей депрессию или агрессивность. Такое состояние при наличии у сотрудников властных полномочий, компрометирующих материалов, специальных средств и оружия общественно опасно. Властные полномочия конвертируются в недостижимые законным путем материальные ценности" .

В последние годы материальное положение сотрудников правоохранительных органов улучшается. Однако от обнаруженного ими "в голодные годы" бизнеса уже глупо отказываться при существующих условиях российской правовой системы, позволяющих со всеми удобствами практически без риска для себя использовать приватизированные инструменты уголовного преследования для наживы своей и своих близких. Эти условия можно увидеть в таких элементах правовой системы, как юридические нормы, регулирующие порядок возбуждения уголовного дела и предварительного расследования, контроль за его соблюдением, ответственность за нарушение порядка возбуждения уголовного дела и предварительного расследования; правосознание исполнителей заказных дел и лиц, обязанных контролировать их деятельность; юридическая практика по обжалованию действий органов предварительного расследования и по решению вопросов о привлечении к юридической ответственности исполнителей заказных уголовных дел.

Правовая система здесь понимается в широком смысле как совокупность всех юридических средств и явлений. При таком определении правовой системы говорится о целенаправленном использовании государством ее элементов для регулятивно-организующего и стабилизирующего воздействия на общественные отношения, поведение людей. Но свой замысел законодатель или государство в целом редко может довести до завершающих стадий механизма правового регулирования без искажений. Превращение "хотели как лучше" в "получилось как всегда" происходит в неподвластных полностью государственной воле элементах правовой системы. Личные и ведомственные интересы правоприменителей являются порогами на пути течения конституционных и отраслевых принципов права в акты реализации юридических норм.

Возбуждение уголовного дела. Уголовно-процессуальный кодекс РФ вполне определенно устанавливает поводы для возбуждения уголовного дела. Основания же для этого ("наличие достаточных данных, указывающих на признаки преступления" - ч. 2 ст. 140) сформулированы так, что "достаточность" данных всецело зависит от правосознания следователей и контролирующих их лиц.

Под заказными уголовными делами здесь понимаются дела, связанные с имущественными спорами. Они составляют лишь часть, хотя и большую, незаконно возбуждаемых уголовных дел с целью наживы и устранения неугодных лиц. Хорошо известен такой метод, как подбрасывание намеченным жертвам наркотиков и оружия, что составляло часть промысла известных "оборотней МУРа". Процветанию таких дел в той же мере способствуют все нижеприведенные явления российской правовой системы.

Но в настоящей статье подробнее рассматриваются условия для незаконных уголовных дел, связанных именно с имущественными притязаниями лиц, в интересах которых такие дела возбуждаются. Сразу же можно обнаружить лазейку между уголовным и гражданским процессуальным законодательством, позволяющую следователям, имеющим слабое представление о соотношении гражданского и уголовного права, возбуждать заказные дела. Правовое положение участников гражданского оборота, основания возникновения и порядок осуществления права собственности и других вещных прав, договорные и иные обязательства, а также другие имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения регулирует гражданское законодательство (п. 1 ст. 2 ГК РФ), но не уголовное. Уголовное право лишь охраняет право собственности (ч. 1 ст. 2 УК РФ).

Прежде чем приступить к охране права собственности, необходимо убедиться в его наличии у заявителя. Основания приобретения права собственности (из которого возникает и право имущественного требования) установлены также не уголовным, а гражданским правом (ст. 218 ГК РФ). В основном право собственности возникает из сделок, порядок заключения, форма и условия которых опять же определяются гражданским правом.

Однако эти прописные истины известны далеко не каждому следователю. Что уж говорить о следователях, если о судьях представители судебной же системы верно (по собственным наблюдениям) пишут: "Уже есть слой судей, ничего не ведающих о категориях гражданского права". При таком уровне правосознания следователей, прокуроров, судей уголовных коллегий любой обратившийся за защитой имущественного права в уголовном судопроизводстве является потерпевшим собственником в силу факта обращения, а не в силу юридических фактов, порождающих право собственности, а лицо, на которого указал такой потерпевший, - должником без установления юридических фактов, порождающих обязательства. Тем более обязательства считаются следователем установленными без "излишеств" гражданского судопроизводства, когда он заинтересован в исходе дела (принял "заказ" к исполнению).

При наличии спора о гражданском праве истец (лицо, которое полагает свое право нарушенным) должен в исковом заявлении указать обстоятельства, на которых он основывает свои требования и доказательства, подтверждающие эти обстоятельства (ст. 131 ГПК РФ). Причем гражданское право содержит выработанные тысячелетиями правила допустимости доказательств в подтверждение сделок и иных обязательств, исключающие возможность оговора.

Для возбуждения уголовного дела ничего этого не нужно в силу самой общей нормы ч. 2 ст. 140 об основаниях возбуждения уголовного дела и ст. 75 УПК РФ, где определены как недопустимые доказательства, полученные с нарушением требований только Уголовно-процессуального кодекса, в который не включена вековая мудрость юридической мысли о недопустимости доказательств имущественных притязаний, содержащаяся в гражданском праве. Поэтому с легкостью возбуждаются уголовные дела по заявлениям миноритарного акционера о нарушении имущественных прав акционерного общества решениями органов управления акционерного общества, только и уполномоченных в силу ст. 53 ГК РФ говорить об интересах общества; по заявлениям лица о мошенническом невозврате займа, не подтверждаемого письменными доказательствами, но зато доказываемого "показаниями очевидцев", что прямо противоречит запрету Гражданского кодекса РФ ссылаться на них в подтверждение передачи денег (ст. 161, п. 1 ст. 162, ст. 808 ГК РФ) и т.п.

Российское уголовно-процессуальное законодательство позволяет в уголовном производстве не только охранять, но и регулировать гражданско-правовые отношения, т.е. устанавливать следователями до судебного решения основания возникновения гражданских прав и обязанностей, в защиту которых возбуждается уголовное дело при неразрешенном споре о наличии права. Отсутствие в уголовно-процессуальном законодательстве барьера в виде обязанности заявителя подтвердить свое имущественное право (или исходя из понятий уголовного права - привести доказательства объекта имущественного преступления) в соответствии с гражданским законодательством для защиты его в порядке уголовного судопроизводства является первым условием для заказных дел, усугубленным гражданско-правовым невежеством или нигилизмом следователей и прокуроров.

О существовании проблемы контроля над возбуждением уголовного дела говорят изменения норм отечественного Уголовно-процессуального кодекса в последние годы.

В 2001 г. Уголовно-процессуальный кодекс РФ ввел новшество в порядок возбуждения уголовного дела (ст. 112 УПК РСФСР): на постановление следователя, дознавателя о возбуждении уголовного дела стало необходимым получить согласие прокурора (ч. 4 ст. 146 УПК РФ) <8>. Федеральным законом от 5 июня 2007 г. N 87-ФЗ "О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и Федеральный закон "О прокуратуре Российской Федерации", изменившим редакцию ст. 146 УПК РФ, был восстановлен прежний порядок: прокурор лишь уведомляется о возбуждении уголовного дела <9>. Никакой реальной ответственности за незаконно возбужденные уголовные дела прокуроры при всех этих изменениях, конечно же, не несли. Но сейчас устранены даже формальные основания обвинять прокуроров в соучастии в создании заказных уголовных дел. Законодатель предпринял дополнительные шаги для имиджа "святого" облика прокуратуры, и только.

Законом прямо не предусмотрен судебный порядок обжалования постановлений о возбуждении уголовного дела, а соответственно, не определены вопросы, подлежащие исследованию судом, и содержание судебного постановления по жалобам на незаконное возбуждение уголовного дела.

Постановлением от 23 марта 1999 г. N 5-П Конституционный Суд РФ прекратил производство по жалобе на отказ в судебной защите от возбуждения уголовного дела, указав, что постановление о возбуждении уголовного дела само по себе не затрагивает права граждан, хотя судьи Конституционного Суда РФ А.Л. Кононов и Т.Г. Морщакова в особых мнениях привели аргументы неизбежности нарушения прав граждан властными действиями на основании незаконного возбуждения уголовного дела <10>. Суды, основываясь на этом Постановлении, не принимали к рассмотрению жалобы на постановление о возбуждении уголовного дела.

Позже Конституционный Суд РФ изменил свою позицию. В Определении от 27 декабря 2002 г. N 300-О он сказал, что жалобы на постановления о возбуждении в отношении конкретных лиц уголовного дела подлежат судебному рассмотрению с учетом правовых позиций, изложенных в его Постановлении от 23 марта 1999 г.: "При осуществлении в период предварительного расследования судебного контроля за законностью и обоснованностью процессуальных актов органов дознания, следователей и прокуроров не должны предрешаться вопросы, которые впоследствии могут стать предметом судебного разбирательства по существу уголовного дела. Следовательно, при проверке законности постановления о возбуждении уголовного дела суд управомочен выяснять прежде всего, соблюден ли порядок вынесения данного решения, имеются ли поводы к возбуждению уголовного дела, отсутствуют ли обстоятельства, исключающие производство по делу".

После этого суды стали принимать к рассмотрению жалобы на постановление о возбуждении уголовного дела, хотя нередко "приватно" уговаривают адвокатов заявителей отозвать жалобы: "Все равно ведь нет практики признания незаконным возбуждения уголовного дела". Содержание судебных постановлений по таким жалобам - вид отписок. В них крайне редко можно найти анализ повода и, главное, основания возбуждения уголовного дела - наличие доказанного в соответствии с гражданским законодательством имущественного права, в защиту которого возбуждено уголовное дело.

В правосознание судей уголовных коллегий не впитываются нормы п. 2 ч. 1 ст. 6 УПК РФ, согласно которым назначением уголовного судопроизводства является защита личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод. Они привыкли работать только с подачи органов обвинения, а дела по жалобам на действия органов уголовного преследования рассматривают как обузу.

Практически в российской правовой системе никакого прокурорского и судебного контроля за возбуждением уголовных дел нет. Поэтому заказчики и исполнители незаконно возбужденных уголовных дел уверены, что как минимум два месяца (срок следствия, который легко продлевается) для беспрепятственного давления на "заказанного" человека у них есть.

Избрание меры пресечения. Заключение под стражу - самый сильный инструмент в имущественном споре, какого не может быть в гражданском судопроизводстве. Именно ради него или хотя бы угрозы его применения затевается заказное уголовное дело.

Статьи 97 и 108 УПК РФ вполне удовлетворительны, содержат немало ограничений для произвольного применения мер пресечения и тем более заключения под стражу. Согласно ч. 1 ст. 108 УПК РФ "заключение под стражу в качестве меры пресечения применяется по судебному решению в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступлений, за которые уголовным законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше двух лет при невозможности применения иной, более мягкой, меры пресечения. При избрании меры пресечения в виде заключения под стражу в постановлении судьи должны быть указаны конкретные, фактические обстоятельства, на основании которых судья принял такое решение". Следовательно, требуется: 1) установить, что есть основания подозревать представляемое к заключению под стражу лицо в совершении преступлений, за которые уголовным законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше двух лет; 2) обосновать конкретными фактическими обстоятельствами невозможность применения иной, более мягкой, меры пресечения. Также необходимо привести доказательства ("достаточные данные") обстоятельств, предусмотренных ст. 97 УПК РФ, для избрания меры пресечения: может скрыть от следствия, продолжать заниматься преступной деятельностью, угрожать участникам уголовного судопроизводства, уничтожить доказательства, воспрепятствовать производству по уголовному делу. Однако эти ограничения для следователей и суда выхолащиваются судебной практикой.

Благое намерение поставить под судебный контроль действия предварительного следствия по ограничению наиболее важных прав граждан фактически (чтобы не декларировалось!) обернулось включением суда в систему органов предварительного следствия и новыми условиями для произвола. В неоднозначной статье прокурора В. Маевского "Страсти по судебной реформе" в период обсуждения проекта нового Уголовно-процессуального кодекса РФ содержалось предостережение о том, что проблемы и риски при вынесении процессуальных решений, передаваемых в компетенцию судей, не исчезнут, а с плеч прокуратуры перелягут на суды. Он оказался прав.

Эйфория по поводу того, что вопрос о заключении под стражу стал решаться по новому Уголовно-процессуальному кодексу судом, прошла быстро. Из прежней практики обжалования в суд заключения под стражу перекочевало правило: судьи не должны проверять доказанность обвинения.

В Постановлении Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) от 15 июля 2002 г. по делу Калашникова говорится об обязанности суда при решении вопроса о содержании обвиняемого под стражей выяснять "наличие разумно обоснованного подозрения в отношении задержанного лица в совершении им преступления". То же повторилось в Постановлении ЕСПЧ от 8 ноября 2005 г. по делу Худоерова. В пункте 14 Постановления от 10 октября 2003 г. N 5 Пленума Верховного Суда РФ говорилось: наличие обоснованного подозрения в том, что заключенное под стражу лицо совершило преступление, является необходимым условием для законности ареста. Но Пленум Верховного Суда РФ в п. 4 Постановления от 5 марта 2004 г. N 1 "О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса РФ" опять повторил свою установку: "Рассматривая ходатайство об избрании подозреваемому, обвиняемому в качестве меры пресечения заключения под стражу, судья не вправе входить в обсуждение вопроса о виновности лица в инкриминируемом ему преступлении". Верховный Суд РФ сделал невнятный реверанс в сторону международных норм с последующим окриком, чтобы не замечтались. Именно этим указанием Верховного Суда РФ руководствуются наши судьи, а "белых ворон" среди них "ломают" вышестоящие суды.

Судья одного из районных судов г. Перми отказал в удовлетворении ходатайства следователя о продлении срока содержания обвиняемого под стражей, поскольку в представленных материалах не было сведений о предъявлении обвинения, не представлены доказательства того, что он может скрыться от следствия и суда. Ходатайство поступило позже, чем за семь суток до истечения срока содержания под стражей.

В кассационном представлении заместитель прокурора района написал: "Ссылка судьи на отсутствие в представленных материалах доказательств того, что обвиняемый может скрыться, совершить новое преступление, оказать давление на свидетелей, не основана на уголовно-процессуальных нормах. Статья 97 УПК РФ предусматривает в качестве основания меры пресечения наличие достаточных оснований полагать, что обвиняемый скроется, может совершить новое преступление, может угрожать свидетелям, а не наличие доказательств вышеуказанного. В данном случае судья нарушил уголовно-процессуальный закон, а следователь не был обязан представлять судье подобные доказательства.

Рассмотрев данное представление, областной суд, отринув п. 4 все того же Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 5 марта 2004 г. N 1, где хотя бы перечислены документы, которые должны быть представлены судье, отменил его постановление. Да еще и попенял судье, что тот по своей инициативе не принял мер к дальнейшему содержанию обвиняемого под стражей. В довершение всего областной суд прямо указал на необязательность соблюдения процессуальных норм (в данном случае ч. 8 ст. 109 УПК РФ): "Само по себе нарушение срока представления в суд ходатайства не является основанием к отказу в продлении срока содержания под стражей".

Все это опровергает предсказание разработчиков Уголовно-процессуального кодекса РФ: "По новому закону повторение дела Калашникова процессуально невозможно". В пункте 52 Постановления Европейского суда по правам человека от 25 октября 2007 г. по делу "Коршунов против Российской Федерации" упоминается о восьми постановлениях ЕСПЧ только за 2005 - 2007 гг., в которых он устанавливал нарушение Россией п. 3 ст. 5 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод формальными судебными постановлениями о содержании обвиняемых под стражей.

В тоталитарном советском государстве прокурор, санкционируя предварительное заключение под стражу, обязан был выяснять наличие доказательств совершения подозреваемым преступления. В современном правовом российском государстве (ст. 1 Конституции РФ) прокурор этого делать не обязан. А суду, как видно из приведенного примера, прямо предписано не решать вопрос о виновности лица, заключаемого под стражу. Главным аргументом (и постановления ЕСПЧ регулярно это подтверждают) для российских судей остается тяжесть предъявленного обвинения без всякой проверки его обоснованности.

Суды не проверяют не только наличие доказательств совершения представленным на арест лицом деяния, указанного в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого, но и то, содержит ли описание деяния признаки преступления, в совершении которого он обвиняется. Судьи в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого обращают внимание только на статью Уголовного кодекса РФ, подытоживающую постановление.

Европейский суд в Постановлениях по делам в связи с жалобами Коршунова, Худоерова, Шухардина против Российской Федерации указывал на то, что содержание под стражей не может оцениваться исключительно с абстрактной точки зрения с учетом только тяжести предъявленного обвинения и использоваться для того, чтобы предвосхитить применение к лицу уголовного наказания в виде лишения свободы. При этом Суд подчеркивал фактическое отсутствие судебного контроля за наличием ключевого основания для заключения под стражу людей в России: "Это особенно применимо к российской правовой системе, где правовая квалификация деяния - и, таким образом, грозящее заявителю наказание - определяется органами прокуратуры без судебного пересмотра вопроса о том, свидетельствуют ли собранные доказательства о наличии обоснованного подозрения, что заявитель совершил вменяемое ему в вину деяние".

В итоге выхолащивания российской юридической практикой сути судебного разбирательства - гласного и всестороннего рассмотрения всех обстоятельств дела с вынесением мотивированного решения - судебная форма заключения под стражу существенно снизила его законность и обоснованность. Актуальным остается суждение, высказанное еще до принятия нового Уголовно-процессуального кодекса РФ Н.А. Колоколовым, знающим рассматриваемые проблемы изнутри судебной системы: "Сужение же судебного контроля в стадии предварительного расследования до проверки второстепенных обстоятельств спровоцировало нравственную проблему - формальное отношение к нему многих судей, ввиду отсутствия четких критериев законности, обоснованности и справедливости принимаемых ими решений. Результат: выносимые в рамках судебного контроля постановления редко мотивированы, зачастую примитивны. Опасаясь прослыть противником борьбы с преступностью, некоторые из судей отказывают в изменении меры пресечения даже тогда, когда органы предварительного расследования не представили данных, подтверждающих законность и обоснованность заключения обвиняемого под стражу. Наверное, пока правы те ученые-юристы, которые не стесняются констатировать, что суды по-прежнему лишены самостоятельности, а судьи низведены до уровня чиновников от правосудия, простых глашатаев права".

Особенно опасным это стало после внесения изменений в новый Уголовно-процессуальный кодекс: отменили ч. 2 ст. 63, согласно которой судья не мог рассматривать уголовное дело по существу, если ранее он решал вопросы заключения под стражу и продления сроков содержания под стражей. Именно это отмененное правило было некоторой страховкой, опровергающей доводы противников судебного контроля за предварительным следствием о том, что у судьи, вынесшего решение об аресте, обыске и т.д., складывается убеждение в виновности определенного лица, которое в дальнейшем помешает ему объективно рассмотреть дело. Вынесение оправдательного приговора судьей, заключившим человека в тюрьму, будет равносильно тому, что он себя публично высечет.

Тем самым созданы все условия для создания судебно-следственно-оперативных групп, в которых судья будет принимать непосредственное участие от задержания человека до вынесения ему приговора. Судебная процедура заключения под стражу не просто превращена в пустую декорацию, она позволяет скрывать замыслы следствия о незаконном заключении под стражу. Судья освящает их своим постановлением, бездумно переписанным с представления следователя.

Итак, против применения следователем заключения под стражу как сильнодействующего средства подавления воли для "заказанного" человека в российской правовой системе нет эффективных средств защиты. Это делает заказные уголовные дела очень привлекательным и действенным способом решения имущественных споров.

Расследование уголовного дела. В нынешнем Уголовно-процессуальном кодексе ясно и определенно установлены обязанности органов уголовного преследования и сроки их исполнения по соблюдению прав подозреваемого и обвиняемого, рассмотрению их ходатайств и жалоб. Нет только ответов на вопросы, что будет, если эти свои обязанности соответствующие должностные лица не станут исполнять, а тем более в установленные сроки. Штрафные санкции отсутствуют совершенно, а правовосстановительные существуют гипотетически.

В части 5 ст. 125 УПК РФ предусмотрено, что судья по результатам рассмотрения жалобы на действия следователя, прокурора выносит постановление о признании действия (бездействия) или решения соответствующего должностного лица незаконным или необоснованным и о его обязанности устранить допущенное нарушение.

Однако далеко не все действия следователя и прокурора можно обжаловать, а только нарушающие "конституционные права и свободы граждан, которые не могут быть восстановлены в полном объеме при разрешении судом уголовного дела". Установление же того, требуют ли названные решения или действия (бездействие) осуществления судебного контроля за их законностью и обоснованностью уже на досудебной стадии уголовного судопроизводства, осуществляется на основе обстоятельств конкретного дела судом общей юрисдикции. Из-за особенностей правосознания российских судей уголовных коллегий минимальное число нарушений уголовно-процессуальных обязанностей и запретов следователями и прокурорами становится предметом судебного рассмотрения, а тем более признается незаконным. Нарушения не влекут за собой восстановление прав подозреваемых или обвиняемых, многие из которых объективно уже не могут быть восстановлены, а полученные с процессуальными нарушениями результаты следствия не признаются ничтожными - для этого в Уголовно-процессуальном кодексе РФ нет соответствующих положений. Таким образом, обязанности для следователей и прокуроров могут считаться юридическими только сторонниками позитивной юридической ответственности. Отсутствие же санкций за их неисполнение лишает их действительного юридического характера.

Особое внимание следует обратить на параллельное с уголовным судопроизводством решение имущественного спора в гражданском судопроизводстве, если у обвиняемого есть возможность для этого. Немало казусов, когда "потерпевшие" по уголовному делу по тем же самым правоотношениям признавались в порядке гражданского судопроизводства должниками обвиняемых или юридических лиц, возглавляемых обвиняемыми.

П.А. Скобликов написал специальную работу в обоснование того, что основания возникновения и порядок осуществления права собственности и других вещных прав, договорные и иные обязательства должны регулироваться не гражданским законодательством, а производством по уголовному делу. Проанализировав соотношение норм Уголовно-процессуального, Гражданского процессуального и Арбитражного процессуального кодексов РФ о преюдициальности устанавливаемых в уголовных и гражданских делах фактах, он сделал обоснованный вывод: по общему правилу приговор суда (общей юрисдикции), вынесенный по уголовному делу, может повлиять на решение по гражданскому делу, а решение по гражданскому делу никак не влияет на приговор по уголовному делу; в российском законодательстве закреплен приоритет уголовного судопроизводства над гражданским (в том числе над арбитражным процессом) <26>. По мнению П.А. Скобликова, таким соотношением норм разных отраслей процессуального права нужно активно пользоваться для вторжения следователей в гражданско-правовые отношения, не испытывая "слепого преклонения перед авторитетом суда". Поэтому ему не нравится п. 1 ч. 1 ст. 143 АПК РФ, не устанавливающий безусловную обязанность арбитражного суда приостановить производство по делу, пока по нему прежде не установит гражданские права и обязанности следователь.

По моему мнению, такое соотношение уголовного, гражданского и арбитражного процессуального законодательства создает все условия для установления гражданско-правовых обязательств недопустимыми в гражданском праве доказательствами и средствами уголовного процесса, что порождает заказные уголовные дела.

В связи с этим следует напомнить позицию Конституционного Суда РФ, содержащуюся в п. п. 6 и 7 мотивировочной части Постановления от 2 февраля 1998 г. N 4-П, о недопустимости неправомерного вторжения органов исполнительной власти в сферу гражданских, жилищных, семейных и иных правоотношений, складывающихся на основе согласия сторон. Вопреки этой позиции проявляющиеся даже на уровне современной правовой идеологии рецидивы инквизиционного правосознания требуют все вопросы права решать публично. Так и слышится: "Для нас важнейшей из отраслей права является уголовное". Потому на первое место и выступают следователь и прокурор. Но если раньше их обуревала идея диктатуры пролетариата, презирающей "буржуазное частное право", то сегодня, проникнувшись идеей рыночных отношений и считая себя главными во всем, они предлагают свои услуги ("чего изволите") по использованию имеющейся власти для решения имущественных споров, промышляя на поле деятельности гражданского судопроизводства.

Фактическое верховенство в российской правовой системе уголовного права характеризует российское государство как полицейское, несмотря на декларацию ст. 1 Конституции РФ.

В российском законодательстве за незаконное возбуждение уголовного дела и заключение под стражу можно обнаружить гражданско-правовую, уголовную и дисциплинарную ответственность. Последняя скрыта для потерпевших от произвола следствия, несоразмерна тяжести причиняемого зла и не перевешивает выгод для исполнителей заказного уголовного дела. Поэтому говорить о ней нет никакого смысла.

Ответственность казны государства за извлечение личных выгод следователями и прокурорами путем нарушения основных прав граждан и организаций в порядке гл. 18 УПК РФ и ст. 1070 ГК РФ общепризнанно считается важным инструментом для восстановления прав граждан, пострадавших от произвола уголовного преследования <30>. Но еще в начале XX в. русский правовед Н.Н. Лазаревский, отстаивая необходимость взыскания ущерба за убытки, причиненные должностными лицами, именно с казны, тем не менее подчеркивал, что возмещение убытков как средство охранения прав "есть средство, устраняющее печальные последствия одного какого-либо правонарушения, но не предупреждающее самой возможности их в будущем. Хотя, конечно, нельзя отрицать того, что возникшая для правительства обязанность уплачивать те или другие убытки, до того падавшие на обывателей, может явиться весьма активным побудительным стимулом для проведения целого ряда реформ, необходимость которых давно уже сознавалась правительством, но осуществление которых на деле все откладывалось, но сама по себе ответственность казны не есть средство, улучшающее действие правительственной машины".

Поскольку регрессная ответственность непосредственных нарушителей прав человека предусмотрена только в случае привлечения их к уголовной ответственности за вредоносные действия (п. 3 ст. 1081 ГК РФ), что практически не встречается (об этом чуть ниже), гражданско-правовая ответственность государства не имеет карательного, превентивного и воспитательного значения для исполнителей заказных дел.

Когда генеральный прокурор грозит следователям, по делам которых государство в порядке реабилитации возмещало пострадавшим ущерб, материальной ответственностью, он вводит людей в заблуждение, потому что такого вида ответственности в российском законодательстве для следователей и прокуроров нет. Вместо популистских заявлений следовало бы изучить все уголовные дела, закончившиеся реабилитацией, в которых за редчайшим исключением не найдутся процессуальные нарушения следствия и незаконные ограничения прав обвиняемых, отписки прокуроров на жалобы на отсутствие оснований для уголовного дела и на процессуальные нарушения и, наконец, излюбленное нарушение Генеральной прокуратуры РФ ч. 5 ст. 10 Федерального закона "О прокуратуре РФ": переправление жалоб тому, на кого жалуются. И по результатам проверки, руководствуясь ст. ст. 2 и 18 Конституции РФ и считая каждое процессуальное нарушение прав человека существенным, привлечь всех виновных к уголовной ответственности, во-первых, за нарушение конституционных прав граждан и непринятие предусмотренных законом мер к их защите, во-вторых, за причинение имущественного ущерба государству. Но этого не происходит, что дает основание считать очередное заявление Генеральной прокуратуры РФ обычным пиаром.

Более того, по заявлениям о возбуждении уголовного дела за нарушения закона в ходе расследования уголовных дел прокуроры принимают все меры, чтобы дела не возбуждать. Реагирование прокуратуры на заявление о преступлении не в процессуальной форме было типичным, во всяком случае, еще в 2007 г. Вместо вынесения постановления об отказе в возбуждении уголовного дела или принятия иного решения в соответствии с УПК (ст. 109 УПК РСФСР, ст. ст. 144, 145 УПК РФ) заявителю через месяц отправлялось письмо об отсутствии необходимости в проведении проверки по "обращению". Суды с этим соглашались. Лишь Определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 9 ноября 2006 г. такая практика прокуратуры была признана незаконной.

За сломанное ребро и кражу нескольких сотен рублей рядовой гражданин легко получит несколько лет лишения свободы. А за месяцы содержания невиновного человека в тюрьме, уничтожение его бизнеса, страдания его родственников, за потерю в итоге десятков тысяч рублей государственных денег следователю и прокурору ничего не будет. Такое у нас правовое государство с верховенством прав личности.

Установленный особый порядок возбуждения уголовного дела в отношении следователей и прокуроров (ст. 447 УПК РФ) делает непонятной для потерпевших от них людей процедуру привлечения издевавшихся над ними государственных злодеев к уголовной ответственности. Еще в начале XX в. В.М. Гессен писал: "Так называемая "административная гарантия", т.е. требование разрешения начальства для привлечения к ответственности низших должностных лиц, является логическим следствием надзаконного характера административной власти вообще. Низшие агенты правительственной власти, действуя хотя бы и незаконно, но соответственно "видам и намерениям высшего правительства", никакой ответственности не подлежат".

Объем статьи не позволяет привести многочисленные и разнообразные примеры юридической практики, препятствующей уголовному преследованию нарушителей УПК РФ. Но соотношение дел, закончившихся реабилитацией (по куда большему количеству дел измученные люди соглашаются на прекращение дел по нереабилитирующим основаниям, позволяя следователям и прокурорам прятать свои грехи), и уголовных дел в отношении виновных в их возбуждении и применении мер процессуального принуждения, заставляет говорить, что уголовная ответственность - единственный вид юридической ответственности для исполнителей заказных уголовных дел так редко их настигает, что несерьезно говорить о ней как о реальном средстве борьбы против рассматриваемого явления.

В правосознании прокуратуры, которому, как правило, следует сегодня суд, провозглашенные Конституцией основные права и свободы человека - пустой звук, если они не нужны как повод для расправы со ставшим неугодным чиновником.

Главной бедой уголовного судопроизводства Т.Г. Морщакова назвала следующее: "Правоприменители, то есть в первую очередь судьи, не говоря уже о милиции и прокуратуре, остались прежними, их прежний менталитет держит их в рамках того, старого, по сути, инквизиционного процесса. Сегодня они саботируют наиболее важные и либеральные положения уже нового кодекса. И нередко во главе этого процесса стоят, увы, наши коллеги из Верховного Суда Российской Федерации". После регулярных постановлений Европейского суда по правам человека о нарушении прав человека Российской Федерацией опровергать эти слова глупо.

Благодаря названным условиям российской правовой системы уголовно-правовой механизм все больше превращается из средства публичной охраны граждан и юридических лиц от преступлений (в таком употреблении, по прямому назначению, у владельцев данного механизма нет личного интереса) в инструмент наживы и решения карьерных устремлений его обладателей, в орудие поощряемой всякого рода заказчиками охоты на "заказанных" людей.

Для устранения условий заказных уголовных дел необходимо:

для следователей, прокуроров и судей уголовных коллегий в Уголовном и Уголовно-процессуальном кодексах (единственно верных для них по их реальному правосознанию юридических книгах) установить пределы вмешательства в гражданско-правовые отношения. Часть 2 ст. 140 УПК РФ дополнить словами: "Для возбуждения уголовного дела о защите права собственности и имущественных прав, кроме того, наличие правоустанавливающих документов или доказательств нарушенного права в соответствии с гражданским законодательством". Часть 2 ст. 75 УПК РФ дополнить пунктом: "Доказательства, недопустимые в соответствии с Гражданским кодексом Российской Федерации для установления имущественных обязательств";
дополнить ст. 108 УПК РФ положениями в соответствии с постановлениями Европейского суда по правам человека в отношении Российской Федерации об обязанности суда при избрании меры пресечения проверять, содержит ли описание деяния в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого признаки преступления, в совершении которого обвиняется человек, а также "наличие разумно обоснованного подозрения в отношении задержанного лица в совершении им преступления";
установить частноправовую персональную ответственность дознавателей, следователей и прокуроров в виде денежных штрафов за каждое процессуальное нарушение в пользу лица, налагаемой административными судами, если таковые будут созданы, а до этого в порядке административного судопроизводства, но не судебными коллегиями по уголовным делам;
ввести правило о прекращении полномочий судей, принимавших судебные акты во всех инстанциях, признанные Европейским судом по правам человека нарушившими права, гарантированные Европейской конвенцией;
установить обязанность квалификационных коллегий судей по каждому делу, закончившемуся реабилитацией, проводить проверку обстоятельств избрания судьями мер пресечения в виде заключения под стражу.